Компьютерные игры. Вред.

[Vest]

В копьютерных играх с точки зрения их влияния на молодых игроков главное (ИМХО):
- сомнительные цели, внедряемые в подсознание в неявном виде (как нечто данное извне и не обсуждаемое);
- сомнительные средства, внедряемые в подсознание путём многократного повторения (даже если цели в данной конкретной игре весьма положительные).
При этом я не ругаю ВСЕ игры, просто большинство из них грешат этими недостатками. Как-то "лечить" заядлых игроков по-моему, можно только предложив им другую игру. По сути дела, это в чистом виде борьба идей за умы, за внимание, за время игроков: какая из идей (поданная в упаковке красивого сюжета) охватит больше умов, а, заодно, на материальном плане принесёт больше прибыль разработчикам игры.

[Vitaly]

А в эту кто играл ?
http://www.ag.ru/games/nosferatu_the_wrath_of_malachi
http://www.snowball.ru/vampires/

[Артем Квашнин]

Йохан Хейзинга - Homo Ludens

...Называть сраженье игрою значит прибегать к выражению столь же древнему, как сами
слова "игра" или "битва". Но можно ли, строго говоря, назвать такое наименование
переносным? Выше мы уже задавались подобным вопросом1 и пришли к мнению, что
ответ на него должен быть отрицательным: оба понятия -- "сражение" и "игра" -- и
в самом деле по видимости нередко сливаются. Всякая схватка, если она ограничена
определенными правилами, имеет -- уже в силу самого этого ограничения --
формальные признаки игры, особо напряженной, решительной, но в то же время и
чрезвычайно наглядной. Подросшие щенки и мальчишки борются "для забавы", по
правилам, которые ограничивают применение силы. Но граница разрешенного в
подобной 'игре вовсе не обязательно должна проходить перед кровопролитием и даже
перед смертоубийством. Средневековый турнир был и остался, вне всякого сомнения,
сражением напоказ, то есть игрой, но на самом раннем этапе он протекал
совершенно "всерьез", вплоть до гибели одного из участников, точно так же, как
"игры" юных воинов Авенира и Иоава1*. Сражение как одна из функций культуры
всегда предполагает наличие ограничительных правил, требует, до известной
степени, признания за собой некоторых качеств игры...

...Желание показать себя первым проявляется в стольких формах сколько возможностей
предоставляет данное общество. Способы, которыми люди состязаются друг с другом,
столь же различны, как и вещи, за которые они борются, и действия, в которых они
принимают участие. Решает все жребий, либо сила и ловкость, либо кровавая
схватка. Соревнуются в мужестве или выносливости, искусности или знании, в
бахвальстве и хитрости. Дается задание помериться силами или умением, сделать
что-нибудь особенно трудное, какую-нибудь сложную вещь, выковать меч, найти
необычную рифму. Участвующим задают вопросы, на которые нужно ответить.
Состязание может принимать такие формы, как божий суд, пари, судебное
разбирательство, дача обета или загадывание загадок. Во всех этих видах оно, в
сущности, остается игрой, и в этом качестве игры лежит исходная точка для
понимания функции состязания в культуре.
В начале всякого состязания стоит игра, то есть договоренность о том, чтобы в
границах места и времени, по определенным правилам, в определенной форме
совершить нечто такое, что приносит разрешение некоего напряжения и находится
при этом вне обычного течения жизни...

[Артем Квашнин]

Йохан Хейзинга - Homo Ludens

...Повседневная жизнь современного общества во все возрастающей степени
определяется свойством, которое имеет некоторые общие черты с чувством игры и в
котором, как может показаться, скрыт необычайно богатый игровой элемент
современной культуры.

Это свойство можно лучше всего обозначить как пуэрилизм,
понятие, передающее наивность и ребячество одновременно. Но ребяческая наивность
и игра -- это не одно и то же.

Когда я несколько лет тому назад пытался охватить ряд внушающих опасение явлений
современной общественной жизни термином пуэрилизм, я имел в виду сферы
деятельности, в которых человек нашего времени, прежде всего как член того или иного организованного коллектива, ведет себя словно бы по мерке отроческого или юношеского возраста.

Это касается большей частью навыков, вызванных или поддерживаемых техникой современного
духовного общения. Сюда попадает, например, легко удовлетворяемая, но никогда не
насыщаемая потребность в банальных развлечениях, жажда грубых сенсаций, тяга к
массовым зрелищам.

На несколько более глубоком уровне к ним примыкают: бодрый
дух клубов и разного рода объединений с их обширным арсеналом броских знаков
отличия, церемониальных жестов, лозунгов и паролей (кличей, возгласов,
приветствий), маршированием, ходьбой строем и т.п.

Свойства, психологически укорененные еще глубже, чем вышеназванные, и также лучше всего подпадающие под понятие пуэрилизма,
это недостаток чувства юмора,
вспыльчивая реакция на то или иное слово,
далеко заходящая подозрительность
и нетерпимость к тем, кто не входит в данную группу,
резкие крайности в хвале и хуле,
подверженность любой иллюзии, если она льстит себялюбию или групповому сознанию.

Многие из этих пуэрильных черт более чем достаточно представлены в ранних культурных эпохах,
но никогда с такой массовостью и жестокостью, с какими они распространяются в
общественной жизни нашего времени.

Здесь не место для обстоятельного исследования исходных причин и дальнейшего роста данного явления культуры.
К числу факторов, которые в нем участвуют, относятся, во всяком случае, такие, как
приобщение к духовным контактам широких полуграмотных масс, ослабление моральных
стандартов и чрезмерно завышенная роль провожатого, которую техника и
организация предоставили обществу.

Состояние духа, свойственное подростку, необузданное воспитанием, привычными формами и традицией, пытается получить перевес в каждой области и весьма в этом преуспевает.

Целые области формирования общественного мнения пребывают в подчинении темпераменту подрастающих юнцов и мудрости, не выходящей за рамки молодежного клуба...

[Артем Квашнин]

...нужно ли рассматривать пышно разрастающийся в современном обществе пуэрилизм
как игровую функцию или нет?...Но теперь я считаю, что должен более резко очертить понятие игры и
на этом основании отказать пуэрилизму в подобной квалификации.

Играющее дитя ведет себя не по-детски.
Ребячливость проявляется лишь тогда, когда игра ему надоедает или когда ребенок не знает, во что играть.
Если бы всеобщий пуэрилизм нашего времени действительно был игрою, тогда мы видели бы перед собою общество, устремленное вспять, к архаическим формам культуры, где игра была живым
творческим фактором.

Вероятно, многие склонны приветствовать в этой продолжающейся "рекрутизации" общества первый этап такого пути назад. И как нам кажется, совершенно ошибочно.

Во всех этих явлениях духа, добровольно жертвующего своей зрелостью, мы в состоянии видеть лишь знаки грозящего разложения.
В этих явлениях отсутствуют существенные признаки настоящей игры,
пусть даже пуэрильные манеры и соответствующее поведение большей частью внешне
выступают в игровой форме.

Чтобы вернуть себе вновь освященность, достоинство, стиль, культура должна идти другими путями.

Все больше и больше напрашивается вывод, что игровой элемент культуры с XVIII
в., где мы еще могли наблюдать его в полном расцвете, утратил свое значение
почти во всех областях, где он раньше чувствовал себя "как дома".

Современную культуру едва ли уже играют, а там, где кажется, что ее все же играют, игра эта
притворна.

Между тем различать между игрой и не-игрой в явлениях цивилизации
становится все труднее, по мере того как мы приближаемся к нашему времени.

[Артем Квашнин]

...Логично, что приверженцам теории, считающим серьезной политикой только войну, включая, разумеется, и ее
подготовку, приходится тем самым отказывать ей в каком бы то ни было характере
состязания, то есть игры.

В прежние эпохи, говорят они, агональный фактор мог быть в войне мощным и действенным, -- современная же война носит такой характер,
который возвышает ее над поединками древности.
Она держится на принципе "друг - или враг".

Согласно этому взгляду, все реальные политические отношения между
государствами подчиняются этому принципу.

Другие -- всегда или ваши друзья, или ваши враги.
Враг -- это не inimicus, эхтрос: (эхтрос), то есть лично
ненавидимый, тем более злой, но лишь hostis, полемиос (полемиос), то есть чужой,
тот, кто стоит у вас на пути или хочет вам помешать. Шмитт не хочет
рассматривать врага даже как партнера или соперника.
По его мнению, это противник, противостоящий в самом буквальном смысле слова, то есть тот, кого
нужно убрать с дороги.

Если этому принудительному сведению понятия вражда к почти механическим взаимоотношениям сторон и в самом деле что-либо как-то
соответствовало в истории, то это именно архаическое противостояние фратрий,
кланов или племен, в котором игровой элемент имел столь преобладающее значение и
над которым постепенно мы сумели подняться с ростом культуры.

Если в этой бесчеловечной бредовой идее Шмитта и есть проблеск истины, то вывод должен быть
следующий:

не война -- Ernstfall, а мир.

Ибо лишь преодолевая это горестное отношение "друг -- или враг", человечество оказывается вправе претендовать на
полное признание своего достоинства. Война, со всем тем, что ее вызывает и ей
сопутствует, неизменно оказывается опутанной демоническими сетями игры...

[Артем Квашнин]

...Из заколдованного круга игры человеческий дух может вырваться, устремляя взгляд
в наивысшее.

Продумывая вещи чисто логически, слишком далеко он не уйдет.

Когда человеческая мысль проникает во все сокровища духа и испытывает все великолепие
его могущества, на дне всякого серьезного суждения она всякий раз обнаруживает
некий остаток проблематичного.

Любое высказывание решающего суждения признается собственным сознанием как не вполне окончательное.
В том пункте, где суждение колеблется, исчезает сознание полной серьезности.
И старинное "все - суета" вытесняется, пожалуй, более позитивно звучащим "все есть игра".
Это кажется дешевой метафорой и каким-то бессилием духа.

Но это - мудрость, к которой пришел Платон, называя человека игрушкой богов. В чудесном образе мысль эта возвращается в Книге притчей Соломоновых.
Там Премудрость, источник справедливости и владычества, говорит, что прежде начала творения, играя пред Богом, была она Его радостью и, играя в земном кругу Его, разделяла радость с
сынами человеческими.

Тот, у кого голова пойдет кругом от вечного обращения понятия игра - серьезное,
найдет точку опоры, взамен ускользнувшей в логическом, если вернется к
этическому.

Игра сама по себе, лежит вне сферы нравственных норм. Сама по себе она не может быть ни дурной, ни хорошей.

Если, однако, человеку предстоит решить, предписано ли ему действие, к которому влечет
его воля, как нечто серьезное - или же разрешено как игра, тогда его
нравственное чувство, его совесть незамедлительно предоставит ему должный
критерий.

Как только в решении действовать заговорят чувства истины и
справедливости, жалости и прощения, вопрос лишается смысла.

Капли сострадания довольно, чтобы возвысить наши поступки над различениями мыслящего ума. Во
всяком нравственном сознании, основывающемся на признании справедливости и милосердия,
вопрос "игра - или серьезное", так и оставшийся нерешенным,
окончательно умолкает.

Хейзинга Й.
Homo Ludens (Человек Играющий); Статьи по истории культуры.

полный текст можно найти здесь