Стихи.Высшее Знание

[Нада]

Федерико Гарсиа Лорка.

ЭТО - ПРОЛОГ

В этой книге всю душу
я хотел бы оставить.
Эта книга со мною
на пейзажи смотрела
и святые часы прожила.

Как больно за книги!
Нам дают они в руки
и розы, и звезды,
и медленно сами уходят.

Как томительно видеть
те страданья и муки,
которыми сердце
свой алтарь украшает!

Видеть призраки жизней,
что проходят - и тают,
обнаженное сердце
на бескрылом Пегасе;

видеть жизнь, видеть смерть,
видеть синтез вселенной:
встречаясь в пространстве,
сливаются вместе они.

Стихотворная книга -
это мертвая осень;
стихи - это черные листья
на белой земле,

а читающий голос -
дуновение ветра:
он стихи погружает
в грудь людей, как в пространство.

Поэт - это дерево
с плодами печали:
оно плачет над тем, что любит,
а листья увяли.

Поэт - это медиум
природы и жизни, -
их величие он раскрывает
при помощи слов.

Поэт понимает
все, что непонятно,
и ненависть противоречий
называет он дружбой.

Он знает: все тропы
равно невозможны,
и поэтому ночью по ним
он спокойно идет.

По книгам стихов,
среди роз кровавых,
печально проходят
извечные караваны;

они родили поэта,
и он вечерами плачет,
окруженный созданьями
собственных вымыслов.

Поэзия - горечь,
мед небесный, - он брызжет
из невидимых ульев,
где трудятся души.

Она - невозможность,
что внезапно возможна.
Это арфа, но струны -
пламена и сердца.

Она - жизнь, по которой
мы проходим с тоскою,
надеясь, что кормчий
без руля проведет наш корабль.

Стихотворные книги -
это звезды, что в строгой
тишине проплывают
по стране пустоты
и пишут на небе
серебром свои строки.

О глубокое горе -
и навек, без исхода!
О страдальческий голос
поющих поэтов!

Я хотел бы оставить
в этой книге всю душу...

[Нада]

Федерико Гарсиа Лорка.

ВЕСЕННЯЯ ПЕСНЯ

I

Выходят веселые дети
из шумной школы,
вплетают в апрельский ветер
свой смех веселый.
Какою свежестью дышит
покой душистый!
Улица дремлет и слышит
смех серебристый.


II

Иду по садам вечерним,
в цветы одетым,
а грусть я свою, наверно,
оставил где-то.
На кладбище, над черепами
забывших время,
трепещет земля цветами,
взросло их семя.
И кипарисы, покрыты
пыльцою нежной,
вперили пустые орбиты
в простор безбрежный,
качая своей утомленной
главой зеленой.

Апрель, ты несешь нам звезды,
вешние воды,
зажги золотые гнезда
в глазах природы!

[Suny]

“Агни Йога”

Бесконечность миров
Беспредельность во всем

Иерархия свет и закон

Пламя сердца любовь
Напряженье и труд

Стать владыкой себя
Это огненный путь

[Лелуш Ламперуж]

Сообщение от Suny

“Агни Йога”

Бесконечность миров
Беспредельность во всем

Иерархия свет и закон

Пламя сердца любовь
Напряженье и труд

Стать владыкой себя
Это огненный путь

Класс!

Захотелось написать ещё и так:

Бесконечность миров
Беспредельность во всем

Иерархия свет и закон

Пламя сердца любовь
Напряженье и путь

Стать владыкой себя
Это огненный труд

[Восток]

Читал темы - об оружии Света, о выражении, о Тьме и Свете и как из Тьмы Хаоса рждаются формы наполенные светом... и вдруг само всплыло - Шекспировские строчки. Вот не даром говорят что в своих произведениях он зашифровывал тайное. По памяти -

На черный день, Оружье я припас.
Что б воевать со смертью и забвеньем
Что бы любимый образ не угас
А был примером дальним поколеньям....

Оружье это - чёрная строка
в ней все цвета , переживут века.

[Лелуш Ламперуж]

Уильям Шекспир:

О, как я лгал когда-то, говоря:
"Моя любовь не может быть сильнее".
Не знал я, полным пламенем горя,
Что я любить еще нежней умею.

Случайностей предвидя миллион,
Вторгающихся в каждое мгновенье,
Ломающих незыблемый закон,
Колеблющих и клятвы и стремленья,

Не веря переменчивой судьбе,
А только часу, что еще не прожит,
Я говорил: "Любовь моя к тебе
Так велика, что больше быть не может!"

Любовь - дитя. Я был пред ней не прав,
Ребенка взрослой женщиной назвав.

[Восток]

Не знал я, полным пламенем горя,
Что я любить еще нежней умею.

Нет, это не стихи - это как синяя бутылка Бредбери - смерть и ещё что-то в одном флаконе.





Пастернак

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью - убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

От шуток с этой подоплекой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далеко,
Так робок первый интерес.

Но старость - это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.

Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.