Знамя Сергия

[Dar]

Преподобный был также первым духовником братии. Конечно, исповедь эта
много способствовала тому внутреннему общению, которое так спаивало его с
братией. Наблюдение и любовь к людям дали ему подход к каждой душе и
умение извлекать из неё лучшие чувства, что сильно облегчало задачу
духовного водительства. Духовное прозрение в истинную сущность учеников
руководило им и в определении меры послушания по силам и способностям
каждого, ни в чём не насилуя, но всячески охраняя личные свойства их.
Указывается, что он строго наблюдал за исполнением правил общежития как со
стороны старших, так и со стороны младших иноков. От старших требовал быть
милостивыми и негневливыми, младшей же братии заповедовал исполнять в
точности предписанные правила и требования старших.
Иерархическое начало в полной мере проводилось в его Обители, но нигде не
указано на насилие над индивидуальностью учеников. Так, когда он очень желал
поставить игуменом в основанном им Кержачском монастыре ученика своего
Исаакия, но тот предпочёл подвиг молчания, он не настаивал.
Прекрасно сказано у Ключевского: «По последующей самостоятельной
деятельности учеников Преподобного Сергия видно, что под его воспитательным
руководством лица не обезличивались, каждый оставался сам собою и,
становясь на своё место, входил в состав сложного и стройного целого, как в
мозаической иконе различные по величине и цвету камешки укладываются под
рукою мастера в гармоническое, выразительное изображение».

[Dar]

Многократно отмечается жизнеописателем Епифанием, что слово Преподобного
никогда никого не задевало, он говорил и действовал спокойно и более всего
старался убедить, но иногда налагал епитимью. В высокой мере он обладал
даром внушать уважение к себе и поддерживать в окружающих достойный и
высокий дух просто лишь обаянием своего облика.
Не произносил он и длинных проповедей, речь его отличалась краткостью и
убедительностью. Часто говорил он притчами, пользуясь самыми простыми и
обыденными образами и сравнениями, которые легко запоминались
слушателями. Но, прежде всего, Преподобный учил людей своим личным
примером, применением Учения в жизни каждого дня.
Труд в его Учении играл огромную, первенствующую роль. Он знал пламенную
меру труда, потому непрестанный труд ставился им как условие и средство
духовного достижения. Сердцем он прозревал, что труд во имя Светлой
Иерархии, во имя ближнего преображается в качестве своём. Так труд был
возведён им в священное понятие, неотделимое от духовного
самоусовершенствования.

Итак, в лице Сергия-игумена мы имеем образ истинного Вождя, входящего как
во внутреннюю, так и во внешнюю жизнь доверившихся ему. Он мог быть
снисходительным, но нигде не видно попустительства. Есть свидетельство, что
при всей своей мягкости он бывал суров на исповеди. Именно присущая ему
великая справедливость покоряла все сердца.

[Dar]

Смирение, которое так часто упоминается в связи с обликом Преподобного,
имеет совершенно другое значение, нежели в современном смысле слова.
Преподобный был, прежде всего, Строителем, строитель же не может быть
смиренником, ибо он знает ответственность.

Многие черты древних событий преломляются совершенно иначе для нас;
прежде всего, по причине разного понимания слов. Смирение его было
самоотречением, но не самоуничижением, ибо иначе разве мог он явиться
духовным наставником столь выдающейся паствы и создать такую мощную
духовную твердыню? Разве мог бы он принять ответственность перед всем
народом, благословив воинство на страшный бой с вековым врагом Земли
Русской?

Он знал силу духа своего, он знал Волю Сил Высших. Мерилом величия духа
всегда будет сознательно принятая тяжесть ответственности. И, как мы видим,
Преподобный знал эту меру и принял полную чашу.

Также и в труженичестве Сергия на братию, «яко раб купленный», в то время,
когда в Обители его порядок был ещё особножитный, многие склонны видеть, и
даже сугубо подчеркивать, выявление какого-то особого смирения. Но не
справедливее ли видеть в этом действии, помимо священного, воспитательного
значения труда, пример великого сотрудничества.

Мудрый Сергий-Строитель понимал, что без сотрудничества не только ничего
нельзя построить, но ничто и жить не может, и потому своим личным примером
хотел запечатлеть в сознании учеников и приходящих к нему великое значение
сотрудничества как в большом, так и в малом.

Подтверждением этому служит введённый им впоследствии в Обители порядок
общежитный, при котором каждый трудился не для себя только, но прежде всего
для общей пользы. Так было заложено Преподобным начало понимания
сотрудничества. Порядок этот был введён им не только в Троицкой Обители, но и
во всех других, учреждённых им самим или его учениками.
Можно сказать, что подвижническая жизнь Сергия, своим личным примером
введя в жизнь высокое нравственное Учение, отметила Новую Эру в жизни
Земли Русской. Благодаря широкому установлению им и учениками его новых
обителей, школ суровой подвижнической жизни, сильно поднялась
нравственность народа. Возникшие вокруг тихих монастырей-школ целые
селения и посады постоянно имели перед собою неповторяемую школу высокого
самоотречения и бескорыстного служения ближнему. Разве могла быть одержана
победа над страшным врагом, если бы дух народа не был напитан Огненной
благодатью, исходившей во всей её неисчерпаемости от его великого Наставника
и Заступника?

[Dar]

Он, всю свою жизнь искавший уединения, никогда не мог остаться один;
чудесный Огонь, горевший в нём, привлекал к нему хотя бы раз увидевших его.
Всю свою жизнь он отказывался от власти, никогда никого ни в чём не
приневоливал и более всего любил богомыслие и труд, а люди жаждали его
слова, его наставления.

Также никогда ни от кого не ждал он помощи. Для него вся помощь была в нём
самом и в Ведущей его Благодати. И, может быть, нигде так ярко не сказалась
эта черта «неоскудения духовного», как в его уходе на новое заложение и
строение ещё одной духовной твердыни.

Когда разнеслась весть, что Преподобный основывает новую Обитель, много
подражателей пришло к нему, монахов и мирских. Князья и бояре дали
денежные пособия на устроение нового монастыря. При таком содействии работы
по устройству нового общежития и церкви быстро подвигались.

[Dar]

Во второй половине XIV века с православного Востока стало проникать в мир
славянский учение Григория Синаита, так называемое, «умное делание»,
конечная цель которого состояла в установлении постоянного памятования или,
вернее, через памятование введение в сердце непрерывного общения с Силами
Высшими, для чего давались многие предписания и даже чисто механические
приёмы этого умственного достижения.

Нигде не находим указаний, чтобы Преподобный применял это «умное
делание» в своём Учении, вернее предположить, что он даже запрещал его. Ибо
на личном опыте он знал, что постоянное общение с Иерархией Света
достигалось, прежде всего и проще всего, путём раскрытия сердца.
Раскрытие же сердца не требовало затраты времени ни на какие упражнения
исключительно для себя.
Среди сознательного и священного труда во имя Светлой Иерархии
совершалось это любовное раскрытие, и в сердце устанавливался постоянный
престол во имя Высшего. В познании сердца, этого великого и единственного
двигателя и мерила духовности, Преподобный опередил многих духовных
путников. Именно он нашёл силу этого источника и через него приобщился к
Миру Огненному, о чём ярко свидетельствуют его пламенные видения.

[Dar]

Приводим их, как они описаны в жизнеописании. Исаакий, ученик
Преподобного, которого он желал видеть игуменом монастыря на Кержаче,
просил его благословить на подвиг молчания. Сергий, не желая насиловать,
уступил просьбам своего любимого ученика.

В условленный день, после совершения литургии, выйдя из северных врат, он
обратился к стоящему около них Исаакию и осенил его в благословении на
трудный подвиг крестным знамением. И увидел Исаакий, что из Руки
Преподобного «исходит пламень и объемлет его». Он стал молчальником, когда
же ему хотелось говорить, перед духовными очами его вставал пламень руки
Сергия и ограждал его от нарушения обета. Лишь в этом случае и ещё в другом
он вынужден был нарушить своё молчание.

Однажды Литургию служили Сергий, брат его Стефан и племянник Феодор;
Исаакий и Макарий стояли в церкви. Вот видит Исаакий в алтаре четвёртого,
чудного образом, сослужащего им. На первом выходе с Евангелием Он шёл за
Преподобным и весь Облик Его так сиял, что Исаакий не мог смотреть на Него; и
чудо это разрешило уста его, и он спросил рядом стоявшего Макария, который,
казалось, тоже видел необычайное явление, не знает ли он, кто сей дивный Муж?
– Не знаю, — ответил Макарий, — но меня объемлет страх, когда я взираю на
Него.
По окончании литургии оба ученика обратились к Сергию, прося объяснить
виденное ими. Сергий вышел из церкви, не промолвив ни слова, но когда вошёл
в келью свою, сказал им:
– Чада мои, если Господь уже открыл вам тайну сию, то и я не могу утаить от
вас, что виденный вами был Ангел Господень, и не только теперь, но и всегда
бывает такое посещение Божие мне, недостойному, во время совершения
Божественной Литургии. Вы же сохраните сие втайне до исхода моего.

В другое время Преподобный также служил Литургию, и в алтаре стоял его
ученик, Симон Экклезиарх*, и тоже сподобился чудесного видения. Во время
пения «Тебе поём» Огонь спал «как бы с неба и ходил по престолу, объемля
Светом окрест весь алтарь» и окружая священнодействующего Сергия. При
приобщении же им Святых Даров свился божественный Огнь и вошёл внутрь
потира. Так Преподобный причастился Огня неопалимого. В трепетном безмолвии
стоял его ученик. Но Сергий духом прозорливости понял, что ученик сподобился
видения, и спросил его причину потрясшего его трепета.
– Я видел благодать Святого Духа, действующую с тобою, — отвечал Симон.
Но Сергий запретил ему возвещать кому-либо о виденном до дня его ухода.

Красиво отмечено это явление в книге Бориса Зайцева:
«Свет и Огонь! Легкий небесный пламень, как бы родственен, дружен теперь с
Преподобным. «Друг мой Свет», «Друг мой Пламень», — мог сказать
пронизанный духовностью, наполовину вышедший из мира Сергий. И не удивит
рассказ экклезиарха Симона, видевшего, как Огонь небесный сошёл на Святые
Дары при освящении их Сергием, «озарял алтарь, обвиваясь около трапезы и
окружая священнодействующего Сергия».

[Dar]

Воистину, вся жизнь Преподобного могла быть выражена словами: «Ныне Силы
Небесные с нами невидимо служат».

Отмечены в жизнеописании случаи прозорливости Преподобного. Один из них
связан с именем друга его — Святителя Стефана Пермского. Чудо это записано
за два года до смерти Преподобного. Спеша в столицу по делам церкви,
Святитель Стефан, проезжая и находясь в девяти верстах от Троицкой Обители и
не имея времени навестить своего друга, велел остановить лошадей и, встав,
поклонился в сторону Обители со словами:
– Мир тебе, духовный брат!
Преподобный сидел в это время за трапезой с братией и, духом прозрев такое
приветствие, встал, и на глазах удивлённой братии отвесил низкий поклон и
произнёс:
– Радуйся и ты, Христов пастырь, мир Божий да пребывает с тобою.
Преподобный объяснил удивлённым свидетелям, что он приветствовал епископа
Стефана, который с пути послал им благословение. В воспоминании этого случая
в Лавре до последнего времени сохранялся трогательный обычай: каждый день,
во время трапезной, по данному знаку братия встаёт и читается краткая молитва.
Можно сказать, что вся жизнь Преподобного была постоянным прозрением в
далёкое и близкое будущее. Только Огненным напряжением и приобщением
достигал он этого трудного качества. Преподобный знал это великое обострение
чувств. Все приходившие к нему находили неувядаемую свежесть сердца. И не
каким-то особым приёмом, но простым открытием сердца достигал он этого
постоянного обострения чувств, преображавшего каждодневность Подвига в
радостное и торжественное служение на благо ближнему.

К концу жизни Преподобному Сергию явлено было чудесное видение,
неразрывно связанное впоследствии со многими его посмертными чудесами.