[irene]

Чтоб прочувствовать то время не глазами отставших, но идущих с Эволюцией, интервью с академиком А.Д.Александровым, данное газете «Советская Россия» в 1997 г.

Немного об А.Д.Александрове:
Дворянского происхождения.
Выдающийся математик, уже в 24 года защитивший докторскую диссертацию. Потом долгое время занимал пост ректора Ленинградского университета. Работал в институте математики СО АН СССР и Новосибирском университете, в Ленинградском отделении Математического института им. В.А.Стеклова АН СССР.
Государственная премия СССР (1942 г.) Международная премия им. Н.И.Лобачевского АН СССР (1951 г.).
Интересы: точные науки, этика, философия, проблемы науковедения. Писал стихи, мастер спорта по альпинизму (1949 г.) В год своего семидесятилетия совершил восхождение на одну из вершин Тянь-Шаня высотой 4,3 тысячи метров.
Интервью давал перед своим 85-летием:

- Александр Данилович, ваша молодость совпала с рождением нового мира. Сейчас разное пишут об этом времени. А на Ваш взгляд, это счастье или трагедия – быть ровесником Советской республики?
- История – это не просто удобная лестница, восходящее в будущее. Путь человечества редко шел по равнине, чаще по горным кручам. И самые крутые подъемы и бездонные пропасти приходятся на революционные эпохи. Но и самые головокружительные восхождения человечество совершает в эти периоды. «Они штурмовали небо», - писал Маркс о парижских коммунарах.
Я принадлежу к поколению 20-х годов. Наша дорога не была прямой и легкой. Мы брали неведомые и немыслимые дотоле высоты и шагали по краю пропасти, а кто-то срывался и навсегда исчезал в бурном потоке времени. Люди разные, и на вершине у кого-то захватывает от счастья дух, а другие испытывают только приступ головокружения и дурноты – ничего не поделаешь: боязнь высоты. И сейчас, когда уже далеко от нас та эпоха, некоторые пытаются оглянуться назад. Но что они там видят?
Ведь революция – это ещё и великая историческая драма, достойная пера Шекспира или Толстого. А к этой теме сейчас подбираются журналисты и публицисты, поднаторевшие только в сочинении скабрезных исторических анекдотов. Когда я думаю, какое незавидное место занимает сейчас ваш брат журналист в нынешнем режиме, я всегда при этом вспоминаю древнеегипетскую прозу «Повесть Петеисе III»: «Пусть приведут Правду и ослепят его на оба глаза, - сказал Кривда, - и пусть сидит привратником у ворот моего дома».

- Из ваших слов складывается впечатление, что в послереволюционную эпоху для мастеров пера наступил «золотой век»…
- А что вы, милостивый государь, знаете об этом времени? Да, я горжусь, что принадлежу к поколению 20-х годов, и утверждаю, что никогда, ни до, ни после, в нашей стране не было такой творческой свободы, как в 20-е годы. По личному указанию Ленина был издан сборник рассказов А.Аверченко «Дюжина ножей в спину революции», хотя трудно представить более издевательскую книгу о Советской власти, чем эта.
Сейчас, например, пишут, что только перестройка открыла народу такие картины, как, например, «Магический квадрат» Малевича. Так вот, позвольте напомнить, что в 20-е годы это полотно наряду с другими произведениями модернистов свободно выставлялось в Русском музее. Тогда же появилось множество самых разноплановых литературных объединений – всевозможные «ничевоки», «Сирапионовы братья» и т.д. Никакого диктата в искусстве не было. Свободно издавались книги Есенина, Пильняка, Сейфулиной, позже оказавшиеся под запретом.
Сейчас люди не представляют, какой гигантский культурный подъем начался в те годы. Были основаны Театр Вахтангова, ТЭЗ, издательство «Всемирная литература». Луначарский в 1918 году дал охранную грамоту на квартиру Скрябина, а в 1922 году там был открыт музей композитора, хотя для властей не составляли секрета его убеждения.
Это было время, когда культура, наука и дети находились в центре внимания властей. В голодном Петрограде в 1918 году ели лепешки из картофельной шелухи, и тогда же были основаны физико-технический и оптический институты, ученые которых (а каждый дал по 6 академиков) впоследствии создавали ядерный щит страны, а под Москвой открылась знаменитая лаборатория ЦАГИ – это означает, что наша дорога в космос начала свой отсчет в том далеком 1918 году. А беспризорными детьми в те годы занимался лично Дзержинский, - может, вы подскажете, а сейчас кто из «молодых реформаторов» озаботился судьбой детей, выброшенных на улицу?
В 20-е годы в разоренной гражданской войной России на площадях ставили трагедии античных авторов – это, как вы понимаете, совсем не то, что практикуемые в наше время бесноватые рок-концерты на Красной площади.
Современным демократам небесполезно будет также узнать, чему в то время учили детей. В нашей школе бывший присяжный поверенный, то есть адвокат, В.Дьяконов преподавал историю английской конституции, которую не грех было бы знать и нашим «реформаторам», - там парламент за восемь веков ни разу не расстреливали.

- Позвольте, Александр Данилович, в таком случае в какой же период в нашей стране церкви рушили, интеллигенцию и дворян истребляли?
- Любезно разъясняю, что я потомственный дворянин. Сейчас вышел Дворянский календарь, там род Александровых прослеживается с XVII века. Отец имел поместье под Рязанью, где я и родился. Тем не менее, после революции он, беспартийный дворянин, по профессии школьный учитель, был избран членом Петроградского Совета.
Хотя должен признаться, что, например, корреспонденту вашей патриотической газеты в то время многое могло не понравиться. А я, напротив, до сих пор с трудом привыкаю к слову «патриотизм». После революции в общественном сознании утверждается идеология интернационализма, где ясно сказано: у пролетариев нет Отечества, а патриотизм – это буржуазный пережиток.
Что же до жестокости того времени, то Неру в своей книге «Взгляд во всемирную историю» приводит слова американского генерала Гревса, который служил при штабе Колчака о том, что на одного расстрелянного красными приходилось сто расстрелянных белыми. И это понятно. Для Красной Армии пленные солдаты противника представлялись просто обманутыми мужиками. А для белых все пленные были враги.
Ленин писал: «Живая душа марксизма – конкретный анализ конкретной ситуации». В 20-е годы мы все жили в ожидании грядущего праздника всемирной революции, а в конце 30-х стало ясно, что этим надеждам не суждено сбыться в обозримом будущем и наша страна в одиночку находится во враждебном окружении. С этого момента началось возрождение патриотизма в СССР. Тогда как раз встречали спасенных челюскинцев. И, глядя с трибуны Мавзолея на ликующий народ, Сталин с гордостью произнес: «Начинают любить свое Отечество».
Такова правда, а знать правду всегда тяжело. Беда как раз в другом: потом у нас стали «выпрямлять» историю, сглаживать острые углы. На каком-то этапе мы потеряли свою партийную интеллигенцию, и от имени партии стала говорить образованная посредственность. Ведь и Е.Гайдар, и Г.Бурбулис, и О.Лацис, и А.Яковлев были «бойцами идеологического фронта. Вот тогда и стали изгонять противоречия и споры из нашей истории. Потому что посредственности чувствуют себя уверенно только при линейном ходе событий и совершенно несостоятельны в дискуссии. Вот они-то и превратили черт знает во что коммунистическую идею.
Рассказывал министр высшего образования Столетов: как-то зашел к нему старый большевик с крейсера «Аврора» и в сердцах сказал: «Если бы Ленин сейчас был жив, первое, что он бы сделал, - отменил резолюцию о единстве партии». Я глубоко убежден, что скудоумное, казенное единомыслие сыграло роковую роль в судьбе нашей страны. На нем выросло целое поколение людей, у которых способность к борьбе, к схватке, к сшибке мнений атрофировалось за ненадобностью – живи себе и радуйся да «еще теснее сплачивайся вокруг ленинского ЦК».
Коммунизм – это явление поэтическое, бунтарское. В начале века он явился в мир в образе Прометея, бросившего вызов богам. А усилиями партийной посредственности коммунизм низвергли до уровня бытового анекдота – чем больше колбасы, тем ближе к коммунизму. И если в начале века коммунистическая идея пленяла сердца молодежи, то по мере того, как из неё уходила поэзия, она всё больше становилась уделом стариков и превращалась в навевающую скуку канцелярскую инструкцию.

- В чем же, по-вашему, состоит коммунистическая идея? Вы, наверное, знаете какое-то новое определение?
- Да Бог с вами, не надо этой формалистики. Дать определение ещё не означает выразить сущность. Иной раз поэтическая строка скажет больше, чем сухая философская формула. Вот послушайте, что писал Джек Лондон о коммунизме: «Все будут кузнецами общего счастья, и их труд будет состоять в том, чтобы ковать веселье и смех на звонкой наковальне жизни!» Каково?! Коммунистическая идея заключена в двух словах – труд и свобода.

- Ну уж чего-чего, а свободу-то мы сейчас получили с избытком.
- Свобода – система упорядоченная. Не путайте ее с хаосом. Да, формально сейчас людям развязали руки. Но когда человек голоден, эта рука с неизбежностью тянется либо за подаянием, либо в чужой карман, и траектория ее движения изначально определена и детерминирована. И никаких кандалов не надо. Так какая же это свобода?
А мы, коммунисты, в отличие от нынешних демократов считаем, что для свободы надо создать материальную основу. Прежде всего, человека надо освободить от унизительной нужды, от необходимости вкалывать за кусок хлеба. Я думаю, это положение марксизма сейчас почувствовали на себе и старшие и младшие научные сотрудники, которым по полгода не выплачивают зарплату, и они вынуждены разгружать вагоны.
Как-то во время подобной дискуссии в Индии я заявил: «Мы, материалисты, считаем, что основное – это материально, но главное – духовное» и затем процитировал Рамакришну: «Не говори о любви к брату своему – осуществляй ее!».
Сейчас, правда, нам усиленно пытаются внушить, что основой свободы и независимости является частная собственность. Так вот, я любезно разъясняю: у Иисуса Христа не было никакой собственности, кроме хламиды, в которой он ходил, а у М.Ганди всё имущество состояло в «дхоти» - куске материи вокруг бедер, но невозможно представить себе более свободных личностей. Частная собственность вообще несовместима с освобождением духа и потому чужда всякой истинной религиозности. И в «Бхагават-Гите» - священной книге индусов – есть такое место: «Тот, кто освободился от зависти, гнева, страсти, от собственности, от самого понятия «моё», - тот готов стать брамином».Или вот в евангелии от Луки сказано: «Горе вам, богатые, ибо вы уже имеете свое утешение».
Вообще все порядочные люди, будь то Будда, Христос или Ленин понимали добро одинаково, и их воззрения входят в вопиющее противоречие с той моралью стяжательства, которую сейчас пересаживают с Запада на российскую почву.

- И всё же на ваших глазах рухнул мир, при рождении которого вы присутствовали. Продолжаете ли вы сейчас верить в победу коммунизма?
- Верю ли я? Понятие веры определено В.Соловьевым в Словаре Брокгауза и Ефрона: «Вера есть признание чего-либо истинной силой, превосходящей силу аргументов, фактов, логики». В этом смысле я ни во что не верю. Я ученый, а значит, приверженец фактов и доказательств. Аналогично моё отношение к религии и Богу. В Бога я, естественно, не верю, но я также не верю, что его не существует. Исходя из этих позиций, я также не могу верить во всесилие разума. Более того, я склонен думать, что могут быть вещи, которые принципиально недоступны человеческому пониманию. Возможно, мы подошли к пределу познания в квантовой механике. Выяснилось, что мы не можем выразить, что там происходит. Потому с материалистической точки зрения человеческий разум – продукт деятельности мозга и выражается в речи. А предположение, что мир столь просто устроен, что всё можно моделировать в речи, кажется мне чрезмерным.
Но раз уж разговор зашел о вере, не могу скрыть своего отношения в вкладке в вашей газете – «Русь Православная». Неужели вы не видите, что Церковь сейчас сама предает веру? Сказал Господь: «Нельзя служить Богу и Мамоне». А кому служит сейчас Московская Патриархия? Где был Патриарх, когда в 1993 году расстреливали людей в «Белом доме»? Как пастырь он просто обязан был, воздев над головой крест, выйти навстречу выстрелам и заслонить людей от озверевших карателей. Пусть бы даже погиб, но в сонме святых мучеников российских засиял немеркнущим светом. Видно, иерархи не слуги Господа, а слуги иных господ и угодники страстей мирских.
В далекие 20-е годы у коммунистов были свои мученики, подвижники, и числа их не знает никто, но было их несметное количество. Но те святые в кожанках и застиранных гимнастерках с криком: «Коммунисты – вперед!» первыми шли в огонь. Вот такая действенная любовь роднит коммунизм с ранним христианством. Так же, как иудин грех одинаково присущ и партийным боссам, и церковным иерархам.
И коммунизм, и христианство провозглашают любовь к человеку. Но хочу напомнить, что великая любовь всегда связана с великой ненавистью. Я бесконечно люблю свою Россию, и столь же беспредельна моя ненависть к её врагам. А помните, как обратился Иисус Христос к фарисеям и книжникам? «Порождения ехидны!» А дальше, как я предполагаю, судя по контексту, в подлиннике следовало непечатное, опущенное при следующих переводах, потому что сказанное было самым страшным оскорблением. И если кроткий Иисус употребил это словосочетание, то он действительно испытывал к ним святую ненависть. Вот так и надо. А то мы все боимся назвать вещи своими подлинными именами.
Без ненависти нет истинной любви. Ибо нет внутренней готовности защитить любимое от опасности.

- И все-таки о судьбе коммунизма вы так и не ответили.
- Разве? Ну и не надо… Я лучше прочитаю вам отрывок из своего стихотворения «Дух человека», которое написал в 1972 году:
Когда в последнем взрыве катаклизма
Земля сгорит, как новая звезда,
И человечество исчезнет навсегда
Без поминанья, памятника, тризны;
Когда помчится раскаленный газ
В бескрайние межзвездные пространства
И дух слетит с Земли для новых странствий,
То, знаю, будет не в последний раз:
Когда-нибудь и где-нибудь опять
Он воплотится в теле для мученья,
Для поиска и претворенья,
Для бега вверх и возвращенья вспять.

А теперь от высоких абстракций к дню сегодняшнему. Что делать вы спрашиваете? Надо сопротивляться, стоять насмерть на последнем рубеже обороны.
Я люблю повторять: «Царство Божие внутри нас», потому что свобода – это внутреннее состояние человека, даже если он испытывает внешнее давление, но не предает свои убеждения. Вот и мы должны сохранить свой Дух… Какой? Свой Русский Дух, который триедин – Братство, Труд и Свобода.