[Владимир Чернявский]

Сообщение от Gallery

Неясно, 2-й абзац - продолжение речи о серии или ассоциативный перескок мысли на близкие тому воспоминания. Нет четкого утверждения о принадлежности всех названных картин к серии, есть лишь вероятность этого. Третьяков умер в декабре 1898. Вряд ли НКР сразу же после этой смерти оборвал серию, ведь начал ее он не по заказу Третьякова. Но, думаю, в 1899 он перестал заявлять (себе и другим) о написании серии, однако некоторые ценные замыслы серии реализовал сколько-то лет уже как отдельные работы. Считаю, что включать в конкретную серию нужно лишь четко, однозначно автором туда причисленное. От зачисления в нее еще чего-то лучше не станет никому и ничему. Даже "Гонец" ценна сам по себе, и зачисление в какую-либо серию ничего ей не добавляет. В прижизненных списках работ серия вообще не упоминается.

Вы не правильно поняли цитату. Рерих хотел, что бы вся серия находилась в ГТГ и сожалеет, что она "распалась", т.е. была разнесена по разным музеям. И далее он перечисляет места, в которых находятся картины серии.

По поводу упомянутого инцидента с приобретением "Город строят" у Короткиной:

Публика и критика в основном хорошо встретили новые произведения Рериха. Картину «Город строят» купила Третьяковская галерея. После кончины П.М.Третьякова в декабре 1898 года управление галереей осуществлял совет, в который входили дочь Третьякова А.П.Боткина, художники В.А.Серов и И.С.Остроухое и член Московской городской думы И. Е. Цветков. Серов многое сделал для того, чтобы работы молодых художников попадали в галерею. В совете не было единодушия. Остроухов поддерживал Серова, а Цветков обычно выступал против. Относительно картины «Город строят» возникли споры, но все же Серов и Остроухов настояли на том, чтобы галерея приобрела ее.
В письме одному из членов Московской городской думы профессору С.А.Муромцеву Остроухов объяснил причину покупки картины Рериха, проявив глубокое понимание живописи художника:
«Рерих - художник талантливый, выдающийся, уже давно, еще при покойном Павле Михайловиче, получивший свое почетное место в нашей галерее.
С тех пор он продолжает безустанно работать, ища и развиваясь. Его прошлогодняя картина приобретена Музеем Александра III (Речь идет о картине «Зловещие»). Картину этого года приобрели мы. Она нова и оригинальна, и, по нашему разумению, должна быть обязательно приобретена. В ней Рерих, страстный археолог, опять, как всегда, трактует мотив из доисторических, «антропологических» времен старой Руси. Сообразно с новизной мотива, сообразно с содержанием его, он смело применяет в картине своей и особую манеру, широкую, «эскизную».
Я затрудняюсь ответить прямо на Ваш вопрос: «Так ли строили город тогда?» - Не знаю. Но талант художника меня лично заставляет верить, что так. Я скорее усомнился бы, так ли произошла сцена убийства сына Грозного, потому что чувствую на полотне Репина театральный эффект, застывшую и скомпонованную позу «живой картины», как в «Помпее» Брюллова, в «Княжне Таракановой» Флавицкого, в «Тайной вечери» Ге, как в целом ряде признанных и достойных произведений предшествовавшей эпохи (нарочно беру ценнейшие и крупнейшие явления в русском художественном творчестве).
Теперь стремление к простоте и обобщению интенсивнее. И мотив Рериха проще и потому правдивее ну хотя бы невольно напрашивающегося на сравнение тоже «доисторического» мотива Виктора Васнецова «Каменный век» (опять одно из первоклассных созданий мастера и времени).
Я одинаково люблю и ценю и Рериха и Васнецова, даже мои личные симпатии больше на стороне последнего (оно и понятно: заслуга его полнее и более выражена, чем молодого Рериха; в этой области у нас Васнецов- Bahnbrecher. Как тот, так и другой художник воскрешают седую, доисторическую старину. Научных данных очень мало, неоспоримых нет. Создают проникновением, провидением. Сюжет такой не может быть передан так осязательно реально, как «Чаепитие в Мытищах» или «Сватовство майора».
Рерих очень тонко и разрешает задачу. Он как бы намечает сюжет, отвечая за общее и не показывая деталей, которых ни он, ни кто другой не знает. И дает большой картине трактовку эскиза. Главное - все налицо, мощно и крепко выраженное; деталей нет, они - не нужны, были бы ложны и спутывали бы правдивое впечатление общего, возбуждая лишь недоверие к нему.
Они не нужны и по другой причине. Задача такова. Пещеры брошены, культура развилась до первичных форм общины - люди «строят город». Тема еще «антропологическая». «Личность» еще не появлялась. Жили люди как муравьи, что ли. И строили свою муравьиную кучу с той же суетней, с той же муравьиной энергией, расторопностью и безличностью, под тем же солнцем, которое и нам светит, среди той же природы, в которой, тысячелетие спустя, родились и мы с нашей цивилизацией. Какой интерес и художнику и зрителю рассматривать каждого отдельного муравья? - все одинаковы, все в белых рубахах! Бутят себе фундамент здания, в котором мы живем теперь с нашим комфортом, - вот и все. И верится картине, и нет ничего, что бы нарушало иллюзию ненужными, сомнительными деталями.
Картина Рериха, как почти все новое, смелое, талантливое, не имела при появлении своем успеха в публике. Ее понял, оценил и полюбил, как всегда, пока лишь небольшой кружок людей, действительно любящих и чувствующих искусство, живущих им.
Буду рад, если эти строки не только объяснят Вам, хоть несколько, мотивы, которыми мы руководствовались, приобретая картину Рериха, но и дадут Вам некоторую уверенность в том, что мы действуем не совсем уж опрометчиво в таком ответственном и дорогом для нас деле...»