О школе

[Migrant]

Мой сын закончил среднее образование. Сейчас он сдаёт экзамены в ВУЗ. Сравнивая мою школу и его, я пришёл к неутешительному выводу, что она деградирует. Нет, не в плане образования, хотя и этот элемент есть, а в воспитании человека. Хотел сказать «Нового человека», но мы уже так много и так часто употребляем прилагательное «новый» что набило оскомину. Впрочем, все мы знаем, что каждому поколению выпадает та или иная общегуманитарная задача. У наших детей, родившихся от 1985 года, в астрологической карте рождения очень существенный сдвиг – планета Нептун, управляющая духовным развитием входит в Козерог, и уже в 1988 году сюда приходят Уран с Сатурном. Ну а Плутон, планета воздействия на массы, народы и нации входит в Скорпион.
Это астрологическое событие очень важное, оно сопровождается огромными изменениями. И мы это видели. Молох времени переламывал поколения в пыль и муку, и, если события во внешнем плане не сопровождались военными столкновениями, то в личном плане мы, в массе своей, были раздавлены и низвергнуты в величайшей трагедии ХХ века. И в школу ходили дети тех, кто разорился в пирамидах, погиб в Чечне, стал олигархом, смотрящим по городу… В школу ходили и дети алкоголиков, наркоманов, художников и поэтов. Часто в один класс. И это одна сторона трагедии, вторая же заключается в учителях, которых тоже коснулась коса времени. Это коса отрезала благополучие и веру в завтрашний день, уничтожала самоуважение и нравственные ориентиры, она подрубала все основы социальной стабильности. И эти учителя приходили в школу, учили наших детей. И там происходили такие коллизии, о которых мы, занятые процессом выживания, и не подозревали. Мы все на какое-то время оказались без поддержки. Взрослые были лишены денег, работы, многие потеряли родину и стали в одночасье оккупантами… Дети спасали себя тоже сами.
Но случилась ещё одна беда – была развалена советская система образования, а главное – система воспитания. Многое, конечно, катилось по инерции и, надо сказать, запас инерции был достаточно приличным, ибо школа, как основа системы образования, сохранилась. На фоне разваленного сельского хозяйства и промышленности, школа ещё продолжала функционировать. Школа живёт.
Но что такое школа сегодня? Мне трудно судить о ней, потому что приходилось бывать изредка. Да и было это в русских школах Эстонии. Там проблемы особого рода – преподавание переводится на эстонский язык. То есть русских детей будут учить на эстонском языке, на чужом языке, который в массе своей они, естественно, знают хуже родного, следовательно, уровень образования у них упадёт. А сегодня ситуация ещё пока такова, что они опережают своих эстонских сверстников, часто они более конкурентоспособны на рынке труда по уровню знаний и навыков.
Но воспитание! То, что они выйдут образованными – ещё не значит, что выйдут и порядочными людьми. Советская система, хоть и воспитывала слегка политизировано, она высоко ставила приоритет нравственных ценностей. Сегодня учителя частенько говорят, что они преподаватели, но не воспитатели. Они не хотят заниматься утиранием носов и нравоучениями. За воспитательную работу, то есть за институт классных руководителей, стали только недавно платить.
Есть одна гимназия, в которую я приходил и оказывался в детстве. Там были иные запахи – это были запахи детской чистоты. Мне даже становилось неудобно, ибо я приходил сюда, словно с войны, пропахший грязью, кровью и гарью социальных сражений. И я боялся, что эти резкие энергии, мысли, в которых я пребывал каким-то образом здесь, не дай Бог, останутся. А здесь, на стенах висели репродукции картин великих художников, написанные маслом, на каждом этаже стенды со стенгазетами. Во всех них обязательно содержалась какая-нибудь соревновательная идея. Везде кто-то и в чём-то преуспевал. Там были только хорошие примеры: победы на олимпиадах, в спорте, конкурсах бального танца, а также сцены разных капустников. Не удивительно, что гимназия побеждала на многочисленных олимпиадах, а поступления выпускников в ВУЗы были на уровне 29 из 30. Здесь не стеснялись говорить о любви, о дружбе мальчиков и девочек. Но говорили об этом красиво и с достоинством. На таком уровне и самому хотелось беседовать, а гимназисты в таких условиях не скрывали своих симпатий, это было чудной юношеской нормой.
Потом мой сын переехал в Россию и долго был в каком-то неустроенном состоянии. Если в той гимназии были прекрасные, часто дружеские отношения с учителями, то тут могли прямо среди урока сказать преподавателю: «Дура!» Это было для него шоком и он, когда учительница в слезах выбежала из класса, сказал: «Теперь я понимаю, почему нас эстонцы называют русскими свиньями!» Потом его отношения в классе адаптировались, потому что были там и прекрасные ребята, до которых и моему сыну-то расти и расти. Но общий фон всё же разнился, хотя обе гимназии были русскими… Думаю, что та, первая гимназия, была всё же уникальной. Приходилось мне бывать и в других школах, которые переживали тяжелейший упадок, местами даже развал нравственного и духовного стержня. Но хотелось сказать о хорошем…