Ленин

[gog]

Каким был ЛЕНИН. Воспоминания Горького

Но не мое дело говорить о Владимире Ленине-политике, мне дорог и близок Ленин-человек.
Меня восхищала ярко выраженная в нем воля к жизни и активная ненависть к
мерзости ее, я любовался тем азартом юности, каким он насыщал все, что
делал. Меня изумляла его нечеловеческая работоспособность.
Азарт был свойством его натуры, но он не являлся корыстным азартом
игрока, он обличал в Ленине ту исключительную бодрость духа, которая
свойственна только человеку, непоколебимо верующему в свое призвание,
человеку, который всесторонне и глубоко ощущает свою связь с миром и до
конца понял свою роль в хаосе мира, — роль врага хаоса.
Он умел с одинаковым увлечением играть в шахматы, рассматривать «Историю
костюма», часами вести спор с товарищем, удить рыбу, ходить по каменным
тропам Капри, раскаленным честным солнцем юга, любоваться золотыми
цветами Дрека и чумазыми ребятами рыбаков. А вечером, слушая рассказы о
России, о деревне, завистливо вздыхал:
— А я мало знаю Россию. Симбирск, Казань, Петербург, ссылка — и почти всё.
Он любил смешное и смеялся всем телом, действительно «заливался» смехом,
иногда до слез. Краткому, характерному восклицанию «гм-гм» он умел
придавать бесконечную гамму оттенков, — от язвительной иронии до
осторожного сомнения, и часто в этом «гм-гм» звучал острый юмор,
доступный только человеку очень зоркому, хорошо знающему дьявольские
нелепости жизни.
Коренастый, плотный, с черепом Сокрага и всевидящими глазами великого
хитреца, он нередко принимал странную и немножко комическую позу —
закинет голову назад и, наклонив ее к плечу, сунет пальцы рук куда-то
под мышки, за жилет. В этой позе было что-то удивительно милое и
смешное, что-го победоносно-петушиное, и весь он в такую минуту светился
радостью, великое дитя окаянного мира сего, прекрасный человек,
которому нужно было принести себя в жертву вражды и ненависти ради
осуществления дела любви и красоты.
Его движения были легки, ловки, и скупой, но сильный жест вполне
гармонировал с его речью, тоже скупой словами, обильной мыслью. И на
лице монгольского типа горели, играли эти острые глаза неутомимого
охотника на ложь и горе жизни, горели прищуриваясь, подмигивая,
иронически улыбаясь, сверкая гневом. Блеск этих глаз делал речь его еще
более жгучей и жутко-ясной. Иногда казалось, что неукротимая энергия его
духа брызжет из глаз искрами и слова, насыщенные ею, блестят в воздухе.
Речь его всегда вызывала физическое ощущение неотразимой правды, и хотя
часто правда эта была неприемлема для меня, однако же не чувствовать
силы ее я не мог.
Необычно и странно было видеть Ленина гуляющим в парке Горок, — до такой
степени срослось с его образом представление о человеке, который сидит в
конце длинного стола и, усмехаясь, поблескивая зоркими глазами
рулевого, умело, ловко руководит прениями товарищей или же, стоя на
эстраде, закинув голову, мечет в притихшую толпу, в жадные глаза людей,
изголодавшихся о правде, четкие, ясные слова. Они всегда напоминают мне
холодный блеск железных стружек. С удивительною простотой из-за этих
слов возникала художественно выточенная фигура правды.

Много писали и говорили о жестокости Ленина. Разумеется, не могу
позволить себе смешную бестактность защиты его от лжи и клеветы. Я знаю,
что клевета и ложь — узаконенный метод политики, обычный прием борьбы
против врага. Среди великих людей мира сего едва ли найдется хоть один,
которого не пытались бы измазать грязью. Это — всем известно.
Кроме этого, у всех людей есть стремление не только принизить
выдающегося человека до уровня понимания своего, но и попытаться свалить
его под ноги себе, в ту липкую, ядовитую грязь, которую они, сотворив,
наименовали «обыденной жизнью».
Мне отвратительно памятен такой факт: в 19-м году, в Петербурге, был
съезд «деревенской бедноты». Из северных губерний России явилось
несколько тысяч крестьян, и сотни их были помещены в Зимнем дворце
Романовых. Когда съезд кончился и эти люди уехали, то оказалось, что они
не только все ванны дворца, но и огромное количество ценнейших
севрских, саксонских и восточных ваз загадили, употребляя их в качестве
ночных горшков. Это было сделано не по силе нужды, — уборные дворца
оказались в порядке, водопровод действовал. Нет, это хулиганство было
выражением желания испортить, опорочить красивые вещи. За время двух
революций и войны я сотни раз наблюдал это темное, мстительное
стремление людей ломать, искажать, осмеивать, порочить прекрасное.
Не следует думать, что поведение «деревенской бедноты» было подчеркнуто
мною по мотивам моего скептицизма по отношению к мужику, нет, — я знаю,
что болезненным желанием изгадить красивое страдают и некоторые группы
интеллигенции, например, те эмигранты, которые, очевидно, думают, что
если их нет в России, — в ней нет уже ничего хорошего.
Злостное стремление портить вещи исключительной красоты имеет один и тот
же источник с гнусным стремлением опорочить во что бы то ни стало
человека необыкновенного. Все необыкновенное мешает людям жить так, как
им хочется. Люди жаждут, если они жаждут, — вовсе не коренного изменения
своих социальных навыков, а только расширения их. Основной стон и вопль
большинства:
«Не мешайте нам жить, как мы привыкли».
Владимир Ленин был человеком, который так исхитрился помешать людям жить
привычной для них жизнью, как никто до него не умел сделать это.
Нередко меня очень удивляла готовность Ленина помочь людям, которых он
считал своими врагами, и не только готовность, а и забота о будущем их.
Так, например, одному генералу, ученому, химику, угрожала смерь.
— Гм-гм, — сказал Ленин, внимательно выслушав мой рассказ. — Так,
по-вашему, он не знал, что сыновья спрятали оружие в его лаборатории?
Тут есть какая-то романтика. Но — надо, чтоб это разобрал Дзержинский, у
него тонкое чутье на правду.
Через несколько дней он говорил мне по телефону в Петроград:
— А генерала вашего — выпустим, кажется, уже и выпустили. Он что хочет делать?
— Гомоэмульсию...
— Да, да, — карболку какую-то. Ну вот, пусть варит карболку. Вы скажите мне, чего ему надо...
И для того, чтоб скрыть стыдливую радость спасения человека, Ленин прикрывал радость иронией.
Через несколько дней он снова спрашивал:
— А как — генерал? Устроился?
— Ну, хорошо, — говорил он мне в другой раз, по поводу некой просьбы
исключительной важности, — ну, ладно, — возьмете вы на поруку этих
людей. Но ведь их надо устроить так, чтоб не вышло какой-нибудь
шингаревщины. Куда же мы их? Где они будут жить? Это — дело тонкое!
Дня через два, в присутствии людей не партийных и мало знакомых ему, он озабоченно спросил:
— Устроили вы все, что надо, с поруками за четверых? Формальности? Гм-гм, — заедают нас эти формальности.
Спасти этих людей не удалось, их поторопились убить. Мне говорили, что это убийство вызвало у Ленина припадок бешеного гнева.
Сам почти уже больной, очень усталый, он писал мне 9.VIII.1921 года:
A.M.! Переслал Ваше письмо Л.Б.Каменеву. Я устал так, что ничегошеньки
не могу. А у Вас кровохарканье, и Вы не едете!! Это ей-же-ей и
бессовестно и нерасчетливо. В Европе, в хорошей санатории будете и
лечиться и втрое больше дело делать. Ей-ей. А у нас — ни леченья, ни
дела, одна суетня, зряшная суетня. Уезжайте, вылечитесь. Не упрямьтесь,
прошу Вас!
Ваш Ленин

Он больше года с поразительным упрямством настаивал, чтоб я уехал из
России, и меня удивляло: как он, всецело поглощенный работой, помнит о
том, что кто-то где-то болен, нуждается в отдыхе.
Таких писем, каково приведенное, он написал разным людям, вероятно, десятки и десятки.
Я уже говорил о его совершенно исключительном отношении к товарищам, о
внимании к ним, которое проницательно догадывалось даже о неприятных
мелочах их жизни. Но в этом его чувстве я никогда не мог уловить
своекорыстной заботливости, которая, иногда, свойственна умному хозяину в
его отношении к честным и умелым работникам.
Нет, это было именно сердечное внимание истинного товарища, чувство
любви равного к равным. Я знаю, что между Владимиром Лениным и даже
крупнейшими людьми его партии невозможно поставить знак равенства, но
сам он этого как бы не знал, а вернее — не хотел знать. Он был резок с
людьми, споря с ними, безжалостно высмеивал, даже порою ядовито
издевался — все это так.
Но сколько раз в его суждениях о людях, которых он вчера распинал и
«разносил», я совершенно ясно слышал ноты искреннего удивления пред
талантами и моральной стойкостью этих людей, пред их упорной и тяжелой
работой адовых условий 1918—1921 годов, работой в окружении шпионов всех
стран и партий, среди заговоров, которые гнилыми нарывами вздувались на
истощенном войною теле страны. Работали — без отдыха, ели мало и плохо,
жили в непрерывной тревоге.
Но сам Ленин как будто не испытывал тяжести этих условий и тревог жизни,
потрясенной до самых глубочайших основ своих кровавой бурей гражданской
распри. И только один раз, в беседе с М.Ф.Андреевой, у него, по ее
словам, вырвалось что-то подобное жалобе:
— Что ж делать, милая М.Ф.? Надо бороться. Необходимо! Нам тяжело?
Конечно! Вы думаете, мне тоже не бывает трудно? Бывает — и еще как! Но —
посмотрите на Дзержинского, — на что стал похож он! Ничего не
поделаешь! Пусть лучше нам будет тяжело, только бы одолеть!
Лично я слышал от него лишь одну жалобу:
— Жаль — Мартова нет с нами, очень жаль! Какой это удивительный товарищ, какой чистый человек!
Именно с уважением и удивлением он сказал, проводив из кабинета одного товарища «хозяйственника»:
— Вы давно знаете его? Он был бы во главе кабинета министров любой европейской страны.
И, потирая руки, посмеиваясь, добавил:
— Европа беднее нас талантливыми людьми.
Я предложил ему съездить в Главное артиллерийское управление посмотреть
изобретенный одним большевиком, бывшим артиллеристом, аппарат,
корректирующий стрельбу по аэропланам.
— А что я в этом понимаю? — спросил он, но — поехал. В сумрачной
комнате, вокруг стола, на котором стоял аппарат, собралось человек семь
хмурых генералов, все седые, усатые старики, ученые люди. Среди них
скромная штатская фигура Ленина как-то потерялась, стала незаметной.
Изобретатель начал объяснять конструкцию аппарата. Ленин послушал его
минуты две, три, одобрительно сказал:
— Гм-гм! — и начал спрашивать изобретателя так же свободно, как будто экзаменовал его по вопросам политики:
— А как достигнута вами одновременно двойная работа механизма,
устанавливающая точку прицела? И нельзя ли связать установку хоботов
орудий автоматически с показаниями механизма?
Спрашивал про объем поля поражения и еще о чем-то, изобретатель и
генералы оживленно объясняли ему, а на другой день изобретатель
рассказывал мне:
— Я сообщил моим генералам, что придете вы с товарищем, но умолчал, кто
товарищ. Они не узнали Ильича, да, вероятно, и не могли себе
представить, что он явится без шума, без помпы, охраны. Спрашивают: это
техник, профессор? Ленин? Страшно удивились — как? Не похоже! И —
позвольте! — откуда он знает наши премудрости? Он ставил вопросы как
человек технически сведущий! Мистификация! Кажется, так и не поверили,
что у них был именно Ленин...
А Ленин, по дороге из ГАУ, возбужденно похохатывал и говорил об изобретателе:
— Ведь вот как можно ошибаться в оценке человека! Я знал, что это старый
честный товарищ, но — из тех, что звезд с неба не хватают. А он как раз
именно на это и оказался годен. Молодчина! Нет, генералы-то как
окрысились на меня, когда я выразил сомнение в практической ценности
аппарата! А я нарочно сделал это, — хотелось знать, как именно они
оценивают эту остроумную штуку.
Залился смехом, потом спросил:
— Говорите, у И. есть и еще изобретение? В чем дело? Нужно, чтоб он
ничем иным не занимался. Эх, если б у нас была возможность поставить
всех этих техников в условия, идеальные для их работы! Через двадцать
пять лет Россия была бы передовой страной мира!
Да, часто слышал я его похвалы товарищам. И даже о тех, кто — по слухам —
будто бы не пользовался его личными симпатиями, Ленин умел говорить,
воздавая должное их энергии.

Он вообще любил людей, любил самоотверженно. Его любовь смотрела далеко вперед и сквозь тучи ненависти.
И был он насквозь русский человек — с «хитрецой» Василия Шуйского, с
железной волей протопопа Аввакума, с необходимой революционеру
прямолинейностью Петра Великого. Он был русский человек, который долго
жил вне России, внимательно разглядывая свою страну, — издали она
кажется красочнее и ярче. Он правильно оценил потенциальную силу ее —
исключительную талантливость народа, еще слабо выраженную, не
возбужденную историей, тяжелой и нудной, но талантливость всюду на
темном фоне фантастической русской жизни, блестящей золотыми звездами.
Владимир Ленин разбудил Россию, и теперь она не заснет.
Он по-своему — и хорошо — любил русского рабочего. Это особенно
сказывалось, когда он говорил о европейском пролетариате, когда указывал
на отсутствие в нем тех свойств, которые так четко отметил Карл
Каутский в своей брошюре о русском рабочем.
Владимир Ленин — большой, настоящий человек мира сего — умер. Эта смерть
очень больно ударила по сердцам тех людей, кто знал его, очень больно!
Но черная черта смерти только еще резче подчеркнет в глазах всего мира
его значение — значение вождя всемирного трудового народа.
И если б туча ненависти к нему, туча лжи и клеветы вокруг имени его была
еще более густа — все равно: нет сил, которые могли бы затемнить факел,
поднятый Лениным в душной тьме обезумевшего мира.
И не было человека, который так, как этот, действительно заслужил в мире вечную память.
Владимир Ленин умер. Наследники разума и воли его живы

[gog]

Продолжение :

Владимир Ленин умер.

Даже некоторые из стана врагов его честно признают: в лице Ленина мир потерял человека, «который среди всех современных ему великих людей наиболее ярко воплощал в себе гениальность». Немецкая буржуазная газета «Prager Tageblatt», напечатав о Ленине статью, полную почтительного удивления пред его колоссальной фигурой, закончила эту статью словами:
«Велик, недоступен и страшен кажется Ленин даже в смерти».
По тону статьи ясно, что вызвало ее не физиологическое удовольствие, цинично выраженное афоризмом: «Труп врага всегда хорошо пахнет», не та радость, которую ощущают люди, когда большой беспокойный человек уходит от них, — нет, в этой статье громко звучит человеческая гордость человеком.
Пресса русской эмиграции не нашла в себе ни сил, ни такта отнестись к смерти Ленина с тем уважением, какое обнаружили буржуазные газеты в оценке личности одного из крупнейших представителей русской воли к жизни и бесстрашия русского разума.
Лично для меня Ленин не только изумительно совершенное воплощение воли, устремленной к цели, которую до него никто из людей не решался практически поставить пред собою, — он для меня один из тех праведников, один из тех чудовищных, полусказочных и неожиданных в русской истории людей воли и таланта, какими были Петр Великий, Михаил Ломоносов, Лев Толстой и прочие этого ряда. Я думаю, что такие люди возможны только в России, история и быт которой всегда напоминают мне Содом и Гоморру.
Писать его портрет — трудно. Ленин, внешне, весь в словах, как рыба в чешуе. Был он прост и прям, как все, что говорилось им.
Героизм его почти совершенно лишен внешнего блеска, его героизм — это нередкое в России скромное, аскетическое подвижничество честного русского интеллигента-революционера, искренне верующего в возможность на земле справедливости, героизм человека, который отказался от всех радостей мира ради тяжелой работы для счастья людей
Как-то вечером, в Москве, на квартире Е.П.Пешковой, Ленин, слушая сонаты Бетховена, сказал:
— Ничего не знаю лучше «Apassionata», готов слушать ее каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть, наивной, детской, думаю: вот какие чудеса могут делать люди, — И, прищурясь, усмехаясь, он прибавил невесело: — Но часто слушать музыку не могу, действует на нервы, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя — руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-м, — должность адски трудная.
Должность честных вождей народа — нечеловечески трудна. Невозможен вождь, который — в той или иной степени — не был бы тираном. Вероятно, при Ленине перебито людей больше, чем при Уот Тайлоре, Фоме Мюнцере, Гарибальди. Но ведь и сопротивление революции, возглавляемой Лениным, было организовано шире и мощнее. К тому же надо принять во внимание, что с развитием «цивилизации» ценность человеческой жизни явно понижается, о чем неоспоримо свидетельствует развитие в современной Европе техники истребления людей и вкуса к этому делу.
Но скажите голосом совести: насколько уместно и не слишком ли отвратительно лицемерие тех «моралистов», которые говорят о кровожадности русской революции, после того как они, в течение четырех лет позорной общеевропейской бойни, не только не жалели миллионы истребляемых людей, но всячески разжигали «до полной победы» эту мерзкую войну? Ныне культурные нации оказались разбиты, истощены, дичают, а победила общечеловеческая глупость: тугие петли ее и по сей день душат людей
Человек изумительно сильной воли, Ленин был во всем остальном типичным русским интеллигентом. Он в высшей степени обладал качествами, свойственными лучшей русской интеллигенции, — самоограничением, часто восходящим до самоистязания, самоуродования, до рахметовских гвоздей, отрицания искусства, до логики одного из героев Л.Андреева: «Люди живут плохо — значит, я тоже должен плохо жить».
В тяжелом, голодном 19-м году Ленин стыдился есть продукты, которые присылали ему товарищи, солдаты и крестьяне из провинции. Когда в его неуютную квартиру приносили посылки, он морщился, конфузился и спешил раздать муку, сахар, масло больным или ослабевшим от недоедания товарищам.
Приглашая меня обедать к себе, он сказал:
— Копченой рыбой угощу — прислали из Астрахани.
И, нахмурив сократовский лоб, скосив в сторону всевидящие глаза, добавил:
— Присылают, точно барину. Как от этого отвадишь? Отказаться, не принять — обидишь. А кругом все голодают. Ерунда.
Неприхотливый, чуждый привычки к вину, табаку, занятый с утра до вечера сложной, тяжелой работой, он совершенно не умел заботиться о себе, но зорко следил за жизнью товарищей. Его внимание к ним возвышалось до степени нежности, свойственной только женщине, и каждую свободную минуту он отдавал другим, не оставляя себе на отдых ничего
Сидит за столом у себя в кабинете, быстро пишет и говорит, не отрывая пера от бумаги:
— Здравствуйте, как здоровье? Я сейчас кончу... Тут один товарищ, в провинции, скучает, видимо, устал. Надо поддержать. Настроение — немалая вещь.
На столе лежит том «Войны и мира».
— Да, Толстой. Захотелось прочитать сцену охоты, да вот, вспомнил, что надо написать товарищу. А читать — совершенно нет времени. Только сегодня ночью прочитал вашу книжку о Толстом.
Улыбаясь, прижмурив глаза, он с наслаждением вытянулся в кресле и, понизив голос, быстро продолжал:
— Какая глыба, а? Какой матерый человечище... Вот это, батенька, художник... И — знаете, что еще изумительно в нем? Его мужицкий голос, мужицкая мысль, настоящий мужик в нем. До этого графа подлинного мужика в литературе не было.
Потом, глядя на меня азиатскими глазками, спросил:
— Кого в Европе можно поставить рядом с ним?
Сам себе ответил:
— Некого.
И, потирая руки, засмеялся, довольный, жмурясь, точно кот на солнце.
Я нередко подмечал в нем черту гордости Россией, русскими, русским искусством. Иногда эта черта казалась мне странно чуждой Ленину и даже наивной, но потом я научился слышать в ней стыдливый отзвук глубоко скрытой, радостной любви к своему народу. На Капри он, глядя, как осторожно рыбаки распутывают сети, изорванные и спутанные акулой, заметил:
— Наши работают бойчее.
А когда я выразил сомнение по этому поводу, он, не без досады, сказал:
— Гм-м, а не забываете вы Россию, живя на этой шишке ?
Не могу представить себе другого человека, который, стоя так высоко над людьми, умел бы сохранить себя от соблазна честолюбия и не утратил бы живого интереса к «простым» людям.
Был в нем некий магнетизм, который притягивал к нему сердца и симпатии людей труда. Он не говорил по-итальянски, но рыбаки Капри, видевшие и Шаляпина, и немало других крупных русских людей, каким-то чудесным чутьем сразу выделили Ленина на особое место. Обаятелен был его смех — «задушевный» смех человека, который, прекрасно умея видеть неуклюжесть людской глупости и акробатические хитрости разума, умел наслаждаться и детской наивностью «простых сердцем».
Старый рыбак, Джиованни Спадаро, сказал о нем:
— Так смеяться может только честный человек.
Качаясь в лодке, на голубой и прозрачной, как небо, волне, Ленин учился удить рыбу «с пальца» — лесой без удилища. Рыбаки объяснили ему, что подсекать надо, когда палец почувствует дрожь лесы:
— Кози: дринь-дринь. Капиш?
Он тотчас подсек рыбу, повел ее и закричал с восторгом ребенка, с азартом охотника:
— Ага. Дринь-дринь.
Рыбаки оглушительно и тоже, как дети, радостно захохотали и прозвали рыбака:
— Синьор Дринь-Дринь.
Он уехал, а они всё спрашивали:
— Как живет синьор Дринь-Дринь? Царь не схватит его, нет?

[gog]

Образ Ленина глазами английского писателя Герберта Уэллса

"Я ожидал встретить марксистского начетчика, с которым мне придется
вступить в схватку, но ничего подобного не произошло. Мне говорили, что
Ленин любит поучать людей, но он, безусловно, не занимался этим во время
нашей беседы. Когда описывают Ленина, уделяют много внимания его смеху,
будто бы приятному вначале, но затем принимающему оттенок цинизма; я не
слышал такого смеха. Линии его лба напомнили мне кого-то, я никак не
мог вспомнить, кого именно, пока на днях не увидел г. Артура Бальфура,
сидевшего возле затененной лампы. У него в точности такой же высокий,
покатый, слегка асимметричный лоб. У Ленина приятное смугловатое лицо с
быстро меняющимся выражением, живая улыбка; слушая собеседника, он щурит
один глаз (возможно, эта привычка вызвана каким-то дефектом зрения). Он
не очень похож на свои фотографии, потому что он один из тех людей, у
которых смена выражения гораздо существеннее, чем самые черты лица; во
время разговора он слегка жестикулировал, протягивая руки над лежавшими
на его столе бумагами; говорил быстро, с увлечением, совершенно
откровенно и прямо, без всякой позы, как разговаривают настоящие
ученые...
Разговаривая с Лениным, я понял, что коммунизм, несмотря на
Маркса, все-таки может быть огромной творческой силой. После всех тех
утомительных фанатиков классовой борьбы, которые попадались мне среди
коммунистов, схоластов, бесплодных, как камень, после того как я
насмотрелся на необоснованную самоуверенность многочисленных
марксистских начетчиков, встреча с этим изумительным человеком, который
откровенно признает колоссальные трудности и сложность построения
коммунизма и безраздельно посвящает все свои силы его осуществлению,
подействовала на меня живительным образом. Он, во всяком случае, видит
мир будущего, преображенный и построенный заново.

Ленин с откровенностью, которая порой ошеломляет его последователей,
рассеял недавно последние иллюзии насчет того, что русская революция
означает. что-либо иное, чем вступление в эпоху непрестанных исканий.
Те, кто взял на себя гигантский труд уничтожения капитализма, должны
сознавать, что им придется пробовать один метод действия за другим,
пока, наконец, они не найдут тот, который наиболее соответствует их
целям и задачам, - писал он недавно.
Мы начали беседу с
обсуждения будущего больших городов при коммунизме. Мне хотелось узнать,
как далеко пойдет, по мнению Ленина, процесс отмирания городов в
России. Разоренный Петроград навеял мысль, которая раньше не приходила
мне в голову, что весь внешний облик и планировка города определяются
торговлей и что уничтожение ее, прямо или косвенно, делает бессмысленным
и бесполезным существование девяти десятых всех зданий обычного города.
"Города станут значительно меньше", - подтвердил Ленин. "И они станут
иными, да, совершенно иными". Я сказал, что это означает снос
существующих городов и возведение новых и потребует грандиозной работы.
Соборы и величественные здания Петрограда превратятся в исторические
памятники, как церкви и старинные здания Великого Новгорода и храмы
Пестума. Огромная часть современного города исчезнет. Ленин охотно
согласился с этим. Я думаю, что ему было приятно беседовать с человеком,
понимавшим неизбежные последствия коллективизма, которых не могли
полностью осознать даже многие его сторонники. Россию надо коренным
образом перестроить, воссоздать заново...
А как промышленность? Она тоже должна быть реконструирована коренным образом?
Имею ли я представление о том, что уже делается в России? Об электрификации России?
Дело в том, что Ленин, который, как подлинный марксист, отвергает всех
"утопистов", в конце концов сам впал в утопию, утопию электрификации. Он
делает все, что от него зависит, чтобы создать в России крупные
электростанции, которые будут давать целым губерниям энергию для
освещения, транспорта и промышленности. Он сказал, что в порядке опыта
уже электрифицированы два района. Можно ли представить себе более
дерзновенный проект в этой огромной равнинной, покрытой лесами стране,
населенной неграмотными крестьянами, лишенной источников водной энергии,
не имеющей технически грамотных людей, в которой почти угасли торговля и
промышленность? Такие проекты электрификации осуществляются
сейчас в Голландии, они обсуждаются в Англии, и можно легдсо представить
себе, что в этих густонаселенных странах с высокоразвитой
промышленностью электрификация окажется успешной, рентабельной и вообще
благотворной. Но осуществление таких проектов в России можно представить
себе только с помощью сверхфантазии. В какое бы волшебное зеркало я ни
глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но невысокий человек в
Кремле обладает таким даром. Он видит, как вместо разрушенных железных
дорог появляются новые, электрифицированные, он видит, как новые
шоссейные дороги прорезают всю страну, как подымается обновленная и
счастливая, индустриализированная коммунистическая держава. И во время
разговора со мной ему почти удалось убедить меня в реальности своего
провидения.

Ему хотелось услышать от меня побольше о моих впечатлениях от России. Я сказал, что,
по-моему, во многих вопросах коммунисты проводят свою линию слишком
быстро и жестко, разрушая раньше, чем они сами готовы строить; особенно
это ощущается в Петроградской коммуне. Коммунисты уничтожили торговлю
раньше, чем они были готовы ввести нормированную выдачу продуктов; они
ликвидировали кооперативную систему, вместо того чтобы использовать ее, и
т. д. Эта тема привела нас к нашему основному разногласию—разногласию
между эволюционным коллективистом и марксистом, к вопросу о том, нужна
ли социальная революция со всеми ее крайностями, нужно ли полностью
уничтожать одну экономическую систему до того, как может быть приведена в
действие другая. Я верю в то, что в результате большой и упорной
воспитательной работы теперешняя капиталистическая система может стать
«цивилизованной» и превратиться во всемирную коллективистскую систему, в
то время как мировоззрение Ленина издавна неотделимо связано с
положениями марксизма о неизбежности классовой войны, необходимости
свержения капиталистического строя в качестве предварительного условия
перестройки общества, о диктатуре пролетариата и т. д. Он вынужден был
поэтому доказывать, что современный капитализм неисправимо алчен,
расточителен и глух к голосу рассудка и, пока его не уничтожат, он будет
бессмысленно и бесцельно эксплуатировать все созданное руками человека,
что капитализм всегда будет сопротивляться использованию природных
богатств раде! общего блага и что он будет неизбежно порождать войны,
так как борьба за наживу лежит в самой основе его.
Должен признаться,
что в споре мне пришлось очень трудно. Ленин внезапно вынул книгу
Киоцца Моней «Триумф национализации», с которой он, очевидно, был хорошо
знаком.
— Вот видите, как только у вас появляется хорошая,
действенная коллективистская организация, имеющая хоть какое-нибудь
значение для общества, капиталисты сразу же уничтожают ее. Они
уничтожили ваши государственные верфи, они не позволяют вам разумно
эксплуатировать угольные шахты.
Он постучал пальцем по книге.
— Здесь обо всем этом сказано.
И
в ответ на мои слова, что войны порождаются националистическим
империализмом, а не капиталистической формой организации общества, он
внезапно спросил:
— А что вы скажете об этом новом республиканском империализме, идущем к нам из Америки?
Капитализм,
утверждал Ленин,—это вечная конкуренция и борьба за наживу. Он прямая
противоположность коллективным действиям. Капитализм не может перерасти в
социальное единство или всемирное единство.
До тех пор мне не
приходилось встречать столь оригинального мыслителя, к тому же
занимающего такое важное положение, какого нельзя было даже представить
себе до войны. Казалось, что все ресурсы, какие еще сохранились в
России, находятся в его руках. Его авторитет был огромным. Основой его
личного престижа были трезвость суждений и дальновидность, проявленные
им в дни революционного переворота. К нему обращались тогда все: и с
опасениями и с сомнениями. Силу его составляла ясность цели в сочетании с
тонкостью мысли... Как и все, он принадлежал своему времени и своей
эпохе. Когда мы встретились с ним и беседовали, каждый из нас
придерживался собственного предвзятого мнения. Мы говорили
преимущественно о необходимости заменить мелкое крестьянское хозяйство
крупным сельским хозяйством — дело происходило за восемь лет до первого
пятилетнего плана,— а также об электрификации России, которая в то время
была лишь мечтой, зародившейся в его мозгу. Я скептически относился к
идее электрификации, так как не имел представления о запасах водной
энергии в России. «Приезжайте снова через десять лет»,—говорил Ленин в
ответ на мои сомнения. Когда я разговаривал с Лениным, меня гораздо
больше интересовала сама беседа, чем собеседник. Я забыл, большие мы
люди или маленькие, старые или молодые. Я был только поражен небольшим
ростом Ленина, а также его исключительной живостью и простотой. Но
теперь, просматривая свою написанную четырнадцать лет назад книгу,
восстанавливая в памяти события того времени и сравнивая Ленина с
другими знаменитыми людьми, которых я знал, я начинаю понимать, какой
выдающейся и значительной исторической фигурой он был. Я не сторонник
теории об исключительной роли «великих людей» в жизни человечества, но
уж если вообще говорить о великих представителях нашего рода, то я
должен признать, что Ленин был по меньшей мере действительно великим
человеком
"

[gog]

Ответ горлопанам-очернителям,первых годов после революции 17-года.

Каким был "красный террор"

Голуб П.А.

В зловещей, хорошо скоординированной кампании по дискредитации Ленина, истории советского общества и социализма в целом, которую ведут антикоммунистические силы, одной из козырных карт является “красный террор”. Цель ее более чем прозрачна: представить Ленина и партию большевиков, так сказать, прирожденными насильниками.
“Ревнители” правды истории хотят уйти от признания того непреложного факта, что “красный террор” явился ответной, защитной, а потому справедливой мерой против белого террора, против вооруженного похода интервентов, против действий белогвардейцев и их сторонников в советском тылу с целью реставрации старого режима, что являлось самым масштабным проявлением белого террора. Таким законным правом на свою защиту пользовались (что тоже тщательно замалчивается) все предшествующие революции, в том числе английская, американская и Великая Французская буржуазные революции. И им это право ни один сторонник социального прогресса ни тогда, ни потом в укор не ставил. Но вот кое-кто хотел бы отказать нашей революции в праве на защиту.
Социальная направленность карательных мер Советской власти искажается преднамеренно и бесцеремонно, репрессии против тех, кто сознательно и целеустремленно участвовал в подготовке реставрации старого режима, свергнутого большинством народа, искусно проецируются на это самое большинство. При помощи такого фокуса вытаскивается на свет божий миф об “антинародном” характере большевистской власти, разгуливающий сегодня по страницам многих изданий. Что же касается тех, кто в обстановке ожесточенного противоборства случайно оказывался под угрозой репрессий, то Ленин постоянно заботился о том, чтобы карающий меч правосудия не опускался на головы невиновных. Достаточно обратиться к 50-54 томам его сочинений или документальному сборнику “В.И.Ленин и ВЧК” (М., 1982), где неопровержимо засвидетельствовано именно это. Многие тысячи освобожденных из-под ареста следственными органами или оправданных по суду ввиду их невиновности, а также амнистированных в связи с революционными праздниками за не столь тяжкие преступления подтверждают то же самое.
Но, пожалуй, самое поразительное в потоке публикаций против “красного террора” – это полный провал памяти в отношении белого террора.
Как известно, Октябрьская революция победила на редкость быстро и бескровно. Защищать Временное правительство нашлось еще меньше охотников, чем царское самодержавие. После установления Советской власти в обеих столицах Октябрь за 4 месяца триумфально прошествовал почти по всей огромной стране. Такого динамизма еще не знала ни одна из предшествующих революций. Благодаря огромному перевесу сил большевистские Советы брали власть в подавляющем большинстве мест мирно. Из 100 наиболее крупных пунктов (включая и губернские города) только в 16 вопрос о власти был решен вооруженным путем. У сторонников старой власти, подчеркивал Ленин, “не было никакой, ни политической, ни экономической опоры, и их нападение разбилось. Борьба с ними соединяла в себе не столько военные действия, сколько агитацию...”[1]. Сила революции коренилась в том, что её творили миллионы.
Разумеется, как и в других революциях, сходящие со сцены классы и партии не пожелали добровольно уступать власть. Они попытались развязать в стране гражданскую войну. Мятеж Краснова-Керенского под Петроградом, восстание юнкеров в самой столице, кровавое побоище, учиненное сторонниками Временного правительства в Москве, заговор старого генералитета в Ставке, мятежи казачьих верхов на Дону, Кубани, Урале, антисоветские выступления националистических сил на окраинах – все это попытки воздвигнуть барьер на пути триумфального шествия Советской власти. Но тотальной гражданской войны, несмотря на отчаянные усилия меньшевиков, правых эсеров и стоявших за их спиной кадетов, не получилось.
Свое слово сказал народ, и пришлось им ретироваться по всему фронту. Первый раунд развязывания гражданской войны был проигран ими вчистую.
В этой связи необходимо восстановить правду о том, какую позицию заняла Советская власть по отношению к оппозиционным партиям и их сторонникам. Это принципиально важно ввиду множащихся мифов о большевиках как “насильниках” и “террористах”.
Как известно, меньшевиков и эсеров со II Всероссийского съезда Советов никто не удалял. Они ушли сами, не желая подчиняться демократически выраженной воле большинства народа. “Им, – напоминал в те дни Ленин, – предлагали разделить власть... К участию в правительстве мы приглашали всех... Мы хотели советского коалиционного правительства. Мы из Совета не исключали никого. Если они не хотели совместной работы, тем хуже для них”[2]. С угрозами и бранью они удалились из Смольного в городскую думу спешно формировать “Комитет спасения родины и революции”, чтобы начать ту самую гражданскую войну, в которой они обвиняли большевиков. Вот как оценил их действия живой свидетель тех событий меньшевик Н.Н.Суханов:
“Это был заговор, устроенный кучкой обанкротившихся политиканов – против Петербургского Совета, против законного Всероссийского съезда Советов, против подавляющего большинства народных масс, в котором они сами были так же неприметны, как в океане щепки и обломки разбитого бурей корабля” [3]. Что верно, то верно!
Сразу после краха первых антисоветских мятежей Ленин заявил: “Мы не хотим гражданской войны… Мы против гражданской войны”[4]. И еще: “Нас упрекают, что мы применяем террор, но террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять”[5]. И в последующем Советская власть проявила по отношению к своим противникам актов гуманизма более чем достаточно. Имея на своей стороне поддержку огромного большинства населения, эта власть считала, что в соответствии с принципами демократии сопротивляющееся меньшинство должно признать выбор большинства и не разжигать в стране гражданскую войну. И она постоянно подкрепляла этот курс многочисленными актами прощения тех, кто прекращал борьбу или хотя бы заявлял об этом.
Мятежный генерал Краснов был подвергнут лишь домашнему аресту, а затем освобожден под честное слово впредь не поднимать руку на революцию. Где он потом оказался и что делал, хорошо известно. Отпустили юнкеров, оборонявших Зимний, а они, не переводя дыхания, 29 октября подняли восстание, чтобы открыть путь Краснову в столицу. Московских юнкеров, заливших кровью улицы города, даже не подвергли аресту и в соответствии с соглашением отпустили с миром по месту жительства. Вскоре многие из них объявились на Дону в рядах Добровольческой армии Деникина. Был отпущен на свободу даже один из главных виновников московского кровопролития председатель “Комитета общественной безопасности” эсер В.В.Руднев, а через год, в ноябре 1918 г., он уже в Яссах (Румыния) в составе белогвардейской делегации вместе с П. Н. Милюковым слезно умоляет “союзников” срочно начать военную интервенцию против РСФСР. В ноябре 1917 г. был раскрыт заговор, возглавляемый ярым черносотенцем В.М.Пуришкевичем. Улики налицо: подписанное им письмо Каледину, в котором говорилось: “Мы ждем вас сюда, генерал, и к моменту вашего прихода выступим со всеми наличными силами”[6]. Характер “выступления” он определил так: “Надо начать со Смольного института и потом пройти по всем казармам и заводам, расстреливая солдат и рабочих массами”[7]. Пуришкевич арестован, но вскоре… амнистирован в связи с праздником 1 Мая (1918 г.). Через год он в тех же Яссах агитирует за военную интервенцию, затем изо всех сил помогает Деникину в походе на Москву.

[gog]

Продолжение

Каким был "красный террор"?

Командарм 5-й армии генерал В. Г. Болдырев за саботаж перемирия на фронте был осужден ревтрибуналом к заключению, но по той же майской амнистии великодушно помилован – и тут же поспешил в стан восточной контрреволюции. Вошел в состав Уфимской директории, стал главкомом её вооруженных сил. Генерал В. В. Марушевский, начальник генерального штаба, арестованный за саботаж, так сказать, “в крупных размерах”, покаялся и собственноручно написал: “Современной власти считаю нужным подчиняться и исполнять её приказания”. Но, освобожденный из-под ареста, не замедлил перебраться в захваченный интервентами Архангельск и стал ближайшим помощником белогвардейского генерала Миллера. Были освобождены арестованные в Зимнем министры-социалисты Временного правительства Н. А. Гвоздев, А.М.Никитин и С.Л.Маслов, но по достоинству великодушия новой власти не оценили. Вскоре два первых оказались в белогвардейском стане и как руководители кооперации Юга России выступали в качестве, так сказать, нештатных интендантов армии Деникина. К марту 1918 г. были выпущены из-под ареста, опять же под “честное слово”, все активисты саботажнического “Союза союзов служащих государственных учреждений” во главе с его председателем. И подобным примерам – несть числа.
Такова правда, которую нынешние обличители большевиков предпочитают скрывать. До начала иностранной военной интервенции и гражданской войны, то есть до развертывания массированного белого террора, репрессивные меры Советской власти носили ограниченный и весьма либеральный характер, поскольку и натиск контрреволюционных сил на первом этапе был еще сравнительно слабым. Для тех, кто хочет честно разобраться в красном и белом терроре, эта взаимосвязь откроет глаза на многое. Вот некоторые свидетельства на этот счет.
Член ЦК меньшевистской партии Д.Далин, уже находясь в эмиграции, подтверждал: “И отнюдь не сразу они (т.е. большевики – П.Г.) вступили на путь террора. Странно вспоминать, что первые 5-6 месяцев Советской власти продолжала выходить оппозиционная печать, не только социалистическая, но и откровенно буржуазная. Первый случай смертной казни имел место только в мае 1918 г. На собраниях выступали все, кто хотел, почти не рискуя попасть в ЧК. “Советский строй” существовал, но без террора” (выделено мной, – П.Г.). По поводу последовавшего затем усиления репрессивных мер со стороны Советской власти он задавался вопросом: “Почему это произошло?” И отвечал: “Гражданская война дала действительно толчок развитию террора”[8].
Глядел в корень и другой “непредвзятый” свидетель – дипломатический представитель Великобритании в РСФСР Р. Локкарт. Он, один из организаторов заговора “трех послов” (Локкарт – Нуланс – Френсис), позже признавал: “Петербургская жизнь носила в те недели довольно своеобразный характер. Той железной дисциплины, с которой правят ныне большевики (написано в начале 30-х гг. – П.Г.), не было тогда еще и в помине. Террора еще не существовало (это опять же к сведению “демократов” – П.Г.), нельзя было даже сказать, чтобы население боялось большевиков. Газеты большевистских противников еще выходили, и политика Советов подвергалась в них жесточайшим нападкам... В эту раннюю эпоху большевизма опасность для телесной неприкосновенности и жизни исходила не от правящей партии, а от анархистских банд...
Я нарочно упоминаю об этой первоначальной стадии сравнительной большевистской терпимости, потому что их последующая жестокость явилась следствием обостренной гражданской войны. В гражданской же войне немало повинны и союзники (Локкарт явно скромничает, преуменьшая их “заслуги” – П.Г.), вмешательство которых возбудило столько ложных надежд... Нашей политикой мы содействовали усилению террора и увеличению кровопролития”[9]. И добавлял к сказанному: Алексеев, Деникин, Корнилов, Врангель изо всех сил стремились сбросить большевиков. Но... “для этой цели они, без поддержки из-за границы, были слишком слабы, потому что в их собственной стране они находили опору только в офицерстве, которое было само по себе уже очень ослаблено”[10](выделено мной – П.Г.).
Как видим, ярые противники Советов Д. Далин и Р. Локкарт четко проясняют вопрос о причинах эскалации террора, в то время как “демократы” сегодня всячески его затемняют и при этом клянутся приверженностью правде истории.
А что же кадеты, эсеры, меньшевики? Считая себя носителями демократии, подчинились ли они воле большинства? Ничуть не бывало! Они без передышки приступили к подготовке нового раунда гражданской войны. Но, раз обжегшись, протрезвели, поняли: в одиночку не справиться, нужна иностранная поддержка, хотя понимали, что придется поплатиться национальным суверенитетом и многим другим, быть у хозяев в унизительной роли слуг. (Позже наиболее честные из них горько признаются в этом.) В соответствующих посольствах и консульствах их просьбы с готовностью принимаются, ибо интересы сторон во многом совпадают и прежде всего в главном – свалить власть Советов. Дьявольский альянс быстро обретает зловещий характер. Возникающие подпольно центры консолидации внутренних антисоветских сил: “Правый центр”, отколовшийся от него “Национальный центр”, “Союз возрождения России”, савинковский “Союз защиты родины и свободы” – объединяют разношерстную публику, от монархистов до анархистов, под лозунгом: “Даешь интервенцию!”. Свою деятельность они рассматривают как расчистку пути для последней.
Послушаем еще раз Локкарта: “Хикс (его помощник по разведке – П.Г.) служил посредником между мной и врагами большевиков. Они были представлены в Москве так называемым центром, имевшим левое и правое крыло, а кроме того, лигой спасения России, созданной Савинковым. Между этими двумя организациями происходили постоянно распри... Оба контрреволюционных органа были единодушны лишь в одном отношении – оба желали получить от союзников помощь деньгами и оружием... На протяжении многих недель финансирование их было предоставлено всецело французам. Политические агенты Алексеева и Деникина ставили мне в укор, что я отстраняюсь на задний план... Я принял часть финансирования на себя”[11]. Еще больше подобных тайн мог бы поведать французский посол Нуланс. Частично о них рассказал сам Савинков, фактически состоявший у посла человеком для поручений[12].
Локкарта красноречиво дополнил один из главарей “Союза возрождения России”, эсеровский лидер А.Аргунов. Вышвырнутый Колчаком за границу и чудом спасшийся от расстрела, он, оказавшись в Париже, писал: “С самых первых шагов своей деятельности Союз вошел в правильные и частые сношения с представителями союзных миссий, находившихся в Москве, Петрограде и Вологде, главным образом при посредничестве французского посланника г.Нуланса. Представители союзников были подробно ознакомлены с задачами Союза и его составом и неоднократно выражали свою готовность всячески ему содействовать, вполне разделяя взгляды Союза как на задачи внутренней, так и внешней политики, причем заявления о содействии носили не частный, а официальный характер, так как сопровождались обычно ссылками на то, что образ действий этих представителей встречает одобрение со стороны их центральных правительств”[13].
Итак, планы различных “центров” и “союзов” одобрены, оружие припасено, заговорщики сорганизованы, первые десанты союзников в Мурманске и Владивостоке высадились. – Теперь пора действовать. В дело пускается 50-тысячный чехословацкий корпус, которому в штабах Антанты уже отведена роль “авангарда интервенционистских войск” в России. Эшелоны корпуса, эвакуировавшиеся по договору с Советским правительством на родину, в конце мая 1918 г., поднимают мятеж и в короткий срок свергают еще неокрепшую Советскую власть от Волги до Владивостока. И на всем их неимоверно длинном пути – расстрелянные, заточенные в тюрьмы, избитые до полусмерти. Французское правительство от имени всех союзников выражает корпусу благодарность[14]. Западная “демократия” дала свой первый кровавый урок. А сколько их еще впереди!
Гражданская война заполыхала на огромных пространствах России. Под защитой чехословацких штыков выбирались из потайных укрытий разрозненные и обессиленные противники революции. Одно за другим организуются антисоветские правительства – самарское, уфимское, уральское, сибирское и т.п., вооруженной опорой которых являлись те же чехословаки, на чьих плечах “лежала вся тяжесть борьбы, ибо они составляли к тому времени не менее 80% вооруженных сил, борющихся на фронте.

Галин В.В. "Интервенция и Гражданская война", 2004 г.

"Французскийдипломаттакжеподтверждал, чтотеррор большевикиначалитолькововторойполовине1918 г. Он писал4 октября1918 г. изАрхангельска: «КомендантАрчен, которомуудалосьбежатьизПетроградавФинляндию, при-
был сегодня из Стокгольма. В то, что он рассказывает, трудно поверить. Когда большевики пришли к власти, они были утопистами, гуманистами и великодушными провидцами — сегодня они больше походят на злобных сумасшедших. Их преступное безумие дало о себе знать еще в начале июля, когда произошла казнь адмирала Щастного, она проявилась с неистовой силой в убийстве Мирбаха и страшном преступлении в Екатеринбурге»585.

Белый террор был не столько основой причиной красного, сколько поводом. Главной причиной красного террора стало резкое углубление с началом интервенции, политэкономического кризиса, вызванного Первой мировой войной и Февральской революцией. Интервенция потребовала создания и содержания огромной армии, обрушила остатки экономических механизмов хозяйствования, уже и так почти полностью истощенные за время мировой войны. Мало того, интервенция, вбросив новую силу на весы власти, окончательно вывела их из равновесия, тем самым до крайности радикализовав уже и так расколотое и маргинализованное войной и двумя революциями общество. Аналогично во время Французской революции именно интервенция стала основной причиной массового террора. В июле 1793 г. началась иностранная интервенция, а уже 4 и 5 сентября 1793 года прошли народные выступления под лозунгом «Хлеба и террора!», положившие начало якобинскому террору. В России события разворачивались по аналогичному сценарию, подчеркивая эту объективную и неизбежную закономерность. В июле 1918 г. при поддержке западных послов произошел эсеровский мятеж. 1 августа с высадки интервентов в Архангельске официально началась иностранная интервенция, а спустя месяц — точно так же, как и во Франции веком раньше,— 4—5 сентября, был объявлен красный террор1.
Что же касается белого террора, предшествовавшего красному, то он не столько вызвал ответную месть, сколько разрушил моральные барьеры, сдерживавшие общество от взаимного насилия. Насколько они были сильны, можно представить себе по тому как генерал Каледин, которому «страшно было пролить первую русскую кровь», не желая
Совпадениепосрокамбылоещеболеевпечатляющим. Так, подготовкакинтервенциивоФранциюв1793 г. ивРоссиюв1918 г. началасьводинитотжемесяц— февральсоответственно1793 и1918 гг.

кровопролития, покончил собой. Или генерал Брусилов, который еще совсем недавно, во время летнего наступления 1916 г., не дрогнув, пожертвовал жизнями более чем 100 тыс. солдат и офицеров, «не желая проливать кровь соотечественников», будучи сторонником большевиков, отказался вступать в Красную и Белую армии. Моральный запрет на убийство ближнего очень силен, даже бывалые генералы, привыкшие к смерти, не смогли переступить через него.
Интервенция и гражданская война до крайности радикализовали другую причину насилия — классовую борьбу. Троцкий писал: «Сколько бы Каутский ни исследовал пищу антропопитеков... и другие близкие и отдаленные обстоятельства для определения причин человеческой жестокости, он не найдет в истории других средств сломить классовую волю врага, кроме целесообразного и энергичного применения насилия»586. ЧКК пишет: «...Оргия убийств «на классовой основе» постоянно оправдывалась родовыми схватками нового мира. Рождался новый мир, и при этом было «все позволено», как объяснялось читателям первого номера «Красного меча», газеты Киевской ЧК: «Для нас нет и не может быть старых устоев «морали» и «гуманности», выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации «низших классов». Наша мораль новая, наша гуманность абсолютная, ибо она покоится на светлом идеале уничтожения всякого гнета и насилия. Нам все разрешено, ибо мы первые в мире подняли меч не во имя закрепощения и угнетения кого-либо, а во имя раскрепощения от гнета и рабства всех... Кровь? Пусть кровь, если только ею можно выкрасить в алый цвет Революции серо-бело-черный штандарт старого разбойничьего мира. Ибо только полная бесповоротная смерть этого мира избавит нас от возрождения старых шакалов!..»587
Тем не менее на первом этапе революции насилие преимущественно носило стихийный характер, опираясь на крайне ограниченную социальную базу. Меньшевик Мартынов весьма точно указывает на одну из ее составляющих: «Когда революция социально углубилась, поднялась вторая волна стихийного террора, направленного сначала в деревнях против помещиков, а потом в городах — против буржуазии. И тут были эксцессы. Но они исходили по общему правилу не от пролетариата, не от того класса, который взял в свои руки диктаторскую власть, а от его мелкобуржуазных союзников. Я говорю — «по общему правилу», потому что во время империалистической войны в нашу рабочую среду втерлось много чуждых ей, шкурнических элементов, укрывавшихся от воинской повинности, потому что во время экономической разрухи в рабочей среде накопилось много деклассированных элементов, и эти деклассированные элементы, конечно, иногда проявляли эксцессы, особенно во время острой борьбы за хлеб... Жорес в своей истории Великой французской революции отметил, что в революционном Париже того времени проявления жестокости и разнузданности наблюдались только в мещанских кварталах, а отнюдь не в пролетарских предместьях. Во время мартовского восстания берлинских рабочих в 1848 г. пролетариат так себя вел, что через месяц президент берлинской полиции заявил публике: «Поведение подмастерьев и рабочих по праву заслуживает всеобщей признательности». Известно также, как великодушно, слишком великодушно, вел себя французский пролетариат в 1871 г. во время восстания Парижской коммуны. Так же вел себя русский пролетариат во время и накануне революции 1905 г.»588. Такое поведение пролетариата было вполне обоснованным. Пролетариат во время Гражданской войны ничего в плане собственности не терял и не приобретал, поэтому собственнический инстинкт «хищника», который является основной движущей силой насилия, был в нем наименее развит."

[gog]

Каким был "красный террор"?
На этот раз слово Кара-Мурзе:

"Остается обсудить репрессивную политику до войны, ответственность за которую несет Ленин как глава правительства. Она связана с деятельностью ВЧК. О ней созданы «симметричные» мифы – официальный героический, а сегодня официальный черный. Если вдуматься, оба они предельно неправдоподобны. Для нас сейчас важнее черный миф.
Достаточно задать себе простой вопрос: могло ли реально советское правительство, сидящее в Петрограде и Москве – без аппарата, без денег (банки отказывались оплачивать счета правительства), без кадров и без связи создать в одночасье мощную всеохватывающую спецслужбу, способную провести по всей стране массовые репрессии? Спросим друг друга: сколько сотрудников насчитывала ВЧК, скажем, в начале 1918 г.?
Число сотрудников ВЧК в конце февраля 1918 г. не превышало 120 человек, а в 1920 г. 4500 – по всей стране. Провести широкие репрессии, которые приписывают ВЧК, она не могла просто в силу своей величины. В ноябре 1920 г. на ВЧК была возложена охрана границ (до этого граница охранялась «завесами» – подвижными отрядами). Тогда численность персонала ВЧК к 1921 г. достигла максимума – 31 тыс. человек. Если посмотреть на одно только здание ФСБ в Москве, то можно понять, насколько ничтожной по масштабам была эта страшная ВЧК, о которой создан миф как о палаче России.
Другое дело, что на местах постепенно начали действовать губернские и уездные ЧК, которые создавались уже в обстановке войны. В их делах было много эксцессов, произвола и преступлений. Правовая система только-только формировалась, местные органы власти, в том числе ревтрибуналы, руководствовались «классовым чутьем» и здравым смыслом. Потому нередки были приговоры типа «к расстрелу условно».
Многое определялось обстановкой, многое кадрами. Во время любого общественного потрясения со дна поднимается множество ущербных, обиженных и злобных людей, которые тянутся к власти и особенно карательным органам – там они отводят душу (это мы и сегодня видим). Более того, к советской власти примазалось огромное число людей, этой власти органически враждебных. Партия большевиков, которая после Февраля 1917 г. имела около 20 тыс. членов, не могла заполнить проверенными кадрами даже самые важные посты. Надо лишь удивляться, как ее не сожрал враждебный ей бюрократический аппарат, в том числе и в карательных органах (12). Здесь видна именно сила «проекта» – той матрицы, которую дали большевики и на которой шло стихийное строительство.
Но наивно думать, что местные ЧК следовали какой-то переданной из Москвы инструкции и находились под контролем центра и тем более лично Ленина. Даже среди сотрудников ВЧК высшего уровня были фракции, которые не подчинялись Дзержинскому и Ленину (они пошли с удостоверениями ВЧК и убили посла Германии Мирбаха). Вообще, государственная вертикаль складывалась медленно и уже после войны. А в 1918 г., бывало, отдельные волости объявляли себя республикой и учреждали Народный комиссариат иностранных дел.
Еще одно методическое замечание. В литературе, в том числе в мемуарах, описаны трагические судьбы людей, попавших в застенки ЧК. Они оказывают сильное впечатление на читателя – на то и литература и вообще искусство. Оно заставляет человека сострадать жертве, и это великое чувство. Если страдания убийцы, ожидающего электрический стул, опишет хороший писатель, нам станет близок этот убийца (13). Но из этого нельзя делать никаких политических и социальных выводов – вот где мы поскальзываемся и становимся объектом манипуляции. Ведь из показа личных судеб ничего нельзя сказать о социальном явлении – о числе жертв и часто даже о виновности данных личностей.
Для самой жертвы, о которой пишет писатель или она сама, ее горе – это весь мир, оценить масштабы этого горя как социального явления она в принципе не может и не должна. Кроме того, в этих описаниях обычно и речи нет о том, что жертва (виновная или невинная) попала под колесо гражданской войны. Никогда в этих мемуарах не приводятся описания или фотографии того, как в другой точке России запихивают живьем в топки уральских рабочих. А ведь между этими жертвами была прямая связь (14).
И еще одно замечание. Поскольку историей манипулируют, особенно в моменты слома государства, как сейчас, для оценки исторических явлений надо учитывать, как оно отложилось в коллективной памяти. Очень редко бывает, чтобы карательный орган сохранился в памяти под именем, имеющим положительную окраску. Чекист – именно такое имя. Несмотря на все черные мифы последних лет, до сих пор сотрудники спецслужб желали бы, чтобы их называли уважительно «чекист». Это значит, что в глазах современников-обывателей ЧК своими жестокостями спасала несравненно больше невинных людей, чем губила. Этот баланс, который не выразить числом, коллективный разум очень хорошо определяет.
Теперь кое-какие данные о ВЧК, которые можно прочесть в учебнике по истории государства и права (учебнике не советском, а нынешнем, издания 1998 г.).
ВЧК была создана 7 декабря 1917 г. прежде всего как орган борьбы с саботажем в связи с готовящейся всеобщей забастовкой служащих правительственных учреждений. Первыми ее акциями стали прекращение «пьяных погромов» (разграбления винных складов в Петрограде) и арест в Москве 600 бандитов, которые орудовали «под флагом анархизма». Другая задача – борьба со спекуляцией. О чем речь?
Поскольку Брестский мир обязывал правительство России оплатить все ценные бумаги, предъявленные Германией, началась широкая спекуляция акциями промышленных предприятий (в том числе уже национализированных). Акции продавались немецким подданным, от них поступали в посольство Германии, а оно предъявляло их к оплате. На борьбу с этим были брошены большие силы ВЧК.
Ликвидирована ВЧК была в 1922 г., и пришедшее ей на смену ГПУ было уже иным, гораздо более мощным и гораздо более репрессивным органом. Но это уже эпоха «после Ленина» – он заболел накануне первого большого политического процесса над 47 лидерами эсеров.
Говоря об отношении Ленина и большевиков к репрессиям, надо вернуться к главному историческому факту: за власть в России боролись разные революционные движения. И сравнивать «репрессивность» их идеологий надо в реальном ряду, а не с «добрым царским правительством».
В центре, где и вырабатывался тип репрессий советской власти раннего периода, в дебатах участвовали большевики, меньшевики и эсеры. Эти дебаты показывают непривычную для нашего уха, но надежно установленную вещь: большевики были единственной партией, которая боролась за скорейшее восстановление правового, государственного характера репрессий – вместо политического, партийного. Именно это и вызывало острую критику эсеров и меньшевиков.
Они не возражали против внесудебных расстрелов в ВЧК, но подняли шумную кампанию протеста, когда в июне 1918 г. состоялся суд над адмиралом А.Щасным, который обвинялся в попытке передачи судов Балтфлота немцам, и он был приговорен к расстрелу. Лидер меньшевиков Мартов даже напечатал памфлет «Долой смертную казнь», где не стеснялся в выражениях: «Зверь лизнул горячей человеческой крови. Машина человекоубийства пущена в ход... Зачумленные, отверженные, палачи-людоеды...» и пр. Очень резко выступили эсеры на V Съезде Советов.
На чем же был основан протест? Им было жалко адмирала? Ничуть нет. Они протестовали против вынесения смертных приговоров путем судопроизводства, поскольку это, дескать, «возрождает старую проклятую буржуазную государственность». Сегодня эта антигосударственная позиция покажется нам дикой, но она была настолько распространена в то время, что прокурор Крыленко отговаривался с помощью крючкотворства: мол, суд «не приговорил к смерти, а просто приказал расстрелять».
Я лично, на основании чтения исторических материалов, пришел к выводу, что из всех политических течений, которые в то время имели шанс придти к власти в России, большевики в вопросах репрессий были наиболее умеренными и наиболее государственниками (15). А государственные репрессии всегда наносят народу меньше травм, чем репрессии неформалов.
Можно задать себе и такой простой вопрос: какая власть была «более репрессивной» – советская при Ленине или демократическая сегодня, при Ельцине? В чем мера «репрессивности»? В том, какая часть населения лишена свободы. В принципе, неважно, по какой причине, важно что государство подавляет какие-то действия своих граждан, хотя бы оно и само их вызвало, путем лишения свободы.
Общее число лиц во всех местах заключения в СССР составило на 1 января 1925 г. 144 тыс. человек, на 1 января 1926 г. 149 тыс. До срока тогда условно освобождались около 70% заключенных. Пополнение мест заключения было 30-40 тыс. человек в год. Сравним: в 1996 г. к лишению свободы было приговорено 560 тыс. человек. Это – «новенькие», пополнение (правда, 200 тыс. получили отсрочку в исполнении приговора – мест в бывшем ГУЛАГе не хватает).
Репрессивность России Ельцина просто не идет ни в какое сравнение с положением в России Ленина. Учтем еще, что сегодня «репрессивность» искусственно снижается из-за развала правоохранительной системы. В 1997 г. в РФ было зарегистрировано 1,4 миллиона тяжких о особо тяжких преступлений. Тяжких и особо тяжких! Вот каким должно было бы быть пополнение тюрем и лагерей, если бы преступники были схвачены. Создать условия, при которых за год миллион человек становятся жертвами тяжких преступлений (а другой миллион грабителями) – это и быть палачом народа. Разве не так?
Мой заочный собеседник Сергей, возможно, скажет, что он имел в виду репрессии против бескорыстных «политических», а уголовники – что о них переживать. Но пусть покопается в памяти: что он знает о масштабах политических репрессий при Ленине? Что академик Лихачев попал на Соловки (за что – об этом говорится как-то туманно, намекается, что невинно). А сколько всего было политзаключенных при Ленине? Не странно ли, никогда эта цифра не называлась (это, кстати, признак манипуляции – отсутствие простых и четких данных).
Можно не верить официальным советским данным. Но тут нам повезло – антисоветская эмиграция, которая грызлась, как пауки в банке, в этом вопросе сговорилась и образовала бюро, которое скрупулезно вело учет политических репрессий в СССР. По опубликованным за рубежом данным, предоставленным этим бюро, в 1924 г. в СССР было около 1500 политических правонарушителей, из которых 500 находились в заключении, а остальные были лишены права проживать в Москве и Ленинграде. Эти данные зарубежные историки считают самыми полными и надежными. 500 политических заключенных после тяжелейшей гражданской войны, при наличии оппозиционного подполья и терроризма – и это репрессивное государство? Вернитесь, господа и товарищи, к здравому смыслу, не дергайтесь на ниточках у манипуляторов.

[Дмитрий777]

В 1918 г. судей, выносящих слишком мягкие приговоры, В. И. Ленин требовал исключать из партии.
К процессу эсеров очень торопились с уголовным кодексом: пора было
уложить гранитные глыбы Закона! 12 мая, как договорились, открылась сессия
ВЦИК, а с проектом кодекса все еще не успевали -- он только подан был в
Горки Владимиру Ильичу на просмотр. Шесть статей кодекса предусматривали
своим высшим пределом расстрел. Это не было удовлетворительно. 15 мая на
полях проекта Ильич добавил еще шесть статей, по которым также необходим
расстрел (в том числе -- по ст. 69: пропаганда и агитация... в частности --
призыв к пассивному противодействию правительству, к массовому невыполнению
воинской или налоговой повинности.) И еще один случай расстрела: за
неразрешенное возвращение из-за границы …
Главный вывод Ильич так пояснил наркому юстиции:
"Товарищ Курский! По-моему надо расширить применение расстрела... (с
заменой высылкой за границу) ко всем видам деятельности меньшевиков, эсеров
и т. п.; найти формулировку, ставящую эти деяния в связь с
м е ж д у н а р о д н о й б у р ж у а з и е й " (курсив и разрядка
Ленина). (Ленин, Собр. соч. 5 изд., т.45, стр. 189)

Расширить применение расстрела! -- чего тут не понять? (Много ли
выслали?) Террор -- это средство убеждения, (Ленин, Собр. соч. 5 изд., т.39, стр. 404-405) кажется ясно!
А Курский все же не допонял. Он вот чего, наверно, не дотягивал: как
эту формулировку составить, как эту самую связь запетлять. И на другой день
он приезжал к председателю СНК за разъяснениями. Эта беседа нам не известна.
Но вдогонку, 17 мая, Ленин послал из Горок второе письмо:
"Т. Курский! В дополнение к нашей беседе посылаю вам набросок
дополнительного параграфа Уголовного кодекса... Основная мысль, надеюсь,
ясна, несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и
политически правдивое (а не только юридически-узкое) положение, мотивирующее
суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы.
Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или
обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без
прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное
правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле,
более или менее широкого.
С коммунистическим приветом
Ленин" (Ленин, Собр. соч. 5 изд., т.45, стр. 190)

Комментировать этот важный документ мы не беремся. Над ним уместны
тишина и размышление.
Документ тем особенно важен, что он -- из последних земных распоряжений
еще не охваченного болезнью Ленина, важная часть его политического
завещания. Через девять дней после этого письма его постигает первый удар,
от которого лишь неполно и ненадолго он оправится в осенние месяцы 1922
года. Быть может и написаны оба письма Курскому в том же светлом
беломраморном будуаре-кабинетике, угловом 2-го этажа, где уже стояло и ждало
будущее смертное ложе вождя.

В. И. Ленин провозгласил общую единую цель "очистки земли российской от всяких вредных насекомых". (Ленин, Собрание соч., 5 изд., т. 35, стр. 204)
И под насекомыми он понимал не только всех классово-чуждых, но также и "рабочих, отлынивающих от работы", например наборщиков питерских партийных типографий. (Вот что делает даль времени. Нам сейчас и понять трудно, как рабочие, едва став диктаторами, тут же склонились отлынивать от работы на себя самих). А еще: "...в каком квартале большого города, на какой фабрике, в какой деревне... нет... саботажников, назывющих себя интеллигентами?" (там же, стр. 204)
Правда, формы очистки от насекомых Ленин в этой статье предвидел разнообразные: где посадят, где поставят чистить сортиры, где "по отбытии карцера выдадут желтые билеты", где расстреляют тунеядца..

… декрет Совнаркома за подписью Ленина от 22.7.18: "виновные в
сбыте, скупке или хранении для сбыта в виде промысла продуктов питания,
монополизированных Республикой (крестьянин хранит хлеб -- для сбыта в виде
промысла, а какой же его промысел?? -- А. С.) ...лишение свободы на срок не
менее 10 лет, соединенное с тягчайшими принудительными работами и
конфискацией всего имущества".

В 19-м году с широким заметом вокруг истинных и псевдо-заговоров
("Национальный Центр", Военный Заговор) в Москве, в Петрограде и в других
городах расстреливали по спискам (то есть брали вольных сразу для расстрела)
и просто гребли в тюрьму интеллигенцию, так называемую околокадетскую. А что
значит "околокадетская"? Не монархическая и не социалистическая, то есть:
все научные круги, все университетские, все художественные, литературные да
и вся инженерия. Кроме крайних писателей, кроме богословов и теоретиков
социализма, вся остальная интеллигенция, 80 процентов ее, и была
"околокадетской". Сюда, по мнению Ленина, относился, например, Короленко --
"жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками" (Ленин, 5 изд., т.51, стр. 47, 48 ) "таким "талантам"не грех посидеть недельки в тюрьме". (Ленин, 5 изд., т.51,стр. 48 ) Об отдельных арестованных группах мы узнаем из протестов Горького. 15.9.19 Ильич отвечает ему: "...для нас ясно,что и тут ошибки были", но "Какое бедствие, подумаешь! Какая несправедливость!" и советует Горькому не "тратить себя на хныканье сгнивших интеллигентов".(Ленин, 5 изд., т.51,стр. 49)

В письме Горькому 15 сентября 1919 г. Владимир Ильич отвечает на хлопоты Горького по поводу арестов интеллигенции (среди них, очевидно, и часть подсудимых этого процесса) и об основной массе тогдашней русской интеллигенции ("околокадетской") пишет: "на деле это не мозг нации, а говно".(Ленин, 5 изд., т.51, стр. 48 )

(по материалам А.И.Солженицын «Архипелаг ГУЛаг»)
************************************************** ******************
Теперь что касается «сердобольного» Алексея Максимыча…

«Классовая ненависть должна культивироваться путем органического отторжения врага как низшего существа. Я глубоко убежден, что враг — существо низшего порядка, дегенерат как в физическом, так и в моральном отношении»
Из письма М.Горького, 1932 г.(Чёрная книга коммунизма)
В 1937 году Горький посещает Соловецкий Лагерь Особого Назначения и пишет хвалебный отзыв о его режиме.
Неужели он мог написать что-то другое на смерть Ленина?
Справедливости ради надо заметить, что жанр посмертного панегирика был придуман не им. Как впрочем и террор, бальзамирование останков умерших вождей, возведение их в ранг святых, а бывших соратников-революционеров в ранг контрреволюционеров и многое другое...
Все это было изобретено во времена другой революции, имеющей с нашей общим не только эпитет «Великая» в названии… На фоне главного ее изобретения – гильотины - все другие меркнут, но все же…
Известный факт – Марата, этого Ильича Французской революции - убивает некая Шарлотта Кордэ, Она предстает перед Революционным Трибуналом, где заявляет «Я убила одного человека, чтобы спасти сотни тысяч других; убила негодяя, свирепое дикое животное, чтобы спасти невинных и дать отдых моей родине».
Была приговорена к смертной казни и гильотинирована вечером того-же дня в возрасте 24 лет. Но все тщетно – Марат был объявлен мучеником и его бюсты заменили распятия и статуи святых. Останки Марата торжественно перенесли в Пантеон, сердце его забальзамировали, поместили в сосуд и подвесили на потолке Клуба Кордельеров. А террор продолжился с новой силой…
Элегию на смерть Марата написал маркиз де Сад, да да, тот самый, в то время он был по совместительству еще и членом Конвента, присяжным революционного трибунала и комиссаром государственного Совета (и комиссары тогда тоже были): «Как Иисус, Марат пылко любил людей, и только их. Как Иисус, Марат ненавидел королей, аристократов, попов и жуликов и как Иисус, никогда не прекращал бороться против них».

[Дмитрий777]

Сообщение от Iris

К Христу - или, все-таки, к современному ему христианству?
И вообще - можно подумать, что вы не читали ЕПБ - она-то о христианстве так отзывается , что и Демьян Бедный позавидует.

"…книга эта не предназначалась для России – единственной страны, где всё ещё можно отыскать чистый идеал Христа...
Ключ был написан для стран, где возможны такие вещи, как Армия Спасения, с её дикими уличными выкриками и куплетами из оперетки, в которых имя «прекрасной Елены» заменено на имя Того, кого они называют Сыном Божьим. Для страны, где в настоящий момент насчитывается не менеешестнадцати воплощений Христа, начиная с преподобного миссионера Швейнфурта и заканчивая Кеннеди, бывшим вором из исправительного заведения, а ныне Мессией сектантов Коннектикута. Книга предназначалась для таких псевдо-христианских стран, как Англия,– где епископы выступают с публичными речами против «Нагорной Проповеди», называя её утопией,* – и как Америка, – граждане которой (члены 772-х воюющих друг с другом сект) на каждую церковь и часовню открывают по пять питейных заведений и столько же домов терпимости. Для стран, в которых ханжество, безумная погоня за деньгами, суеверие вместо религии и пороки всех сортов, в их самых отвратительных аспектах, давно уже уничтожили не только что веру в божественное я человека и в бессмертие его души, но и все высокие человеческие чувства."
Е.П.Блаватская

[Iris]

Сообщение от Дмитрий777

"…книга эта не предназначалась для России – единственной страны, где всё ещё можно отыскать чистый идеал Христа...

Е.П.Блаватская

Вы некорректны, Дмитрий. В моем посте речь шла не о конкретной книге, а вообще об оценке ЕПБ и В.Вл. современного состояния христианства в частности и религий вообще. И никаких особых исключений для православия они не делали, хотя ЕПБ, действительно, считала современное ей православие наиболее чистой из религий. Но это отнюдь не отменяет Их негативной оценки состояния религий в мире.

Что же касается Солженицына, то его оценка и им подобранные цитаты - это дело его совести (если она у него вообще была)

Аналогичным образом надерганные вне контекста цитаты из УЖЭ используют всякие кураевы, чтобы демонизировать Рерихов и РД.
Не уподобимся.

[Альдебаран]

Правильную оценку православия дала другая высокая личность, а именно Л.В.Толстой, который и был им отречен от церкви. Так что нет особой разницы во вредоносности православия и других искаженных религий. Наша задача очищать религии, в том числе и православие.

[Дмитрий777]

Сообщение от Альдебаран

Правильную оценку православия дала другая высокая личность, а именно Л.В.Толстой, который и был им отречен от церкви. Так что нет особой разницы во вредоносности православия и других искаженных религий. Наша задача очищать религии, в том числе и православие.

Очищать? А зачем, все уже очищено давно …
Святоотеческий опыт – то самое очищенное… можно конечно попробовать еще очистить, но тогда надо стать с ними на одну ступень… Сможете – пожалуйста
Почему же существует одновременно и очищенное и неочищенное? Наверное потому, что не может лестница состоять из одной ступени. Но с другой стороны «Тление нетления не наследствует»…Как здесь быть?
В любом случае думать, читать, размышлять, и желание очищать что-либо кроме собственной души, отпадет само собой. Удачи.

[Дмитрий777]

по поводу Толстого, и результата его духовных исканий Истины и Бога. Долгих и мучительных. И Толстой и Достоевский они ведь не только великие русские писатели, но и представители особого класса философов-пророков, которые появляются всегда на пороге великих испытаний, и не могут их не чувствовать. Но вот как это все отражается и преломляется…

[Альдебаран]

Вы бы лучше почитали высказывания Толстого на сей счет. Гений на то и гений, что видит суть.

[Времяон]

ЗАО СССР-ООО РОССИЯ. В чем разница.
О фундаментальном различии между СССР и Россией
«Труднее всего отвечать на тот вопрос, ответ на который совершенно очевиден»
Бернард Шоу

Сейчас наступило время, когда абсолютно разные люди (вне зависимости от возраста и места в обществе) – начинают рассказывать, вспоминать, или даже домысливать (если лично не застали) – разные, безусловно, положительные вещи, существовавшие при СССР. Вот только наброски у них получаются слишком однобокими и хаотичными. Сами того не желая, все они описывают Советский Союз – как царство глобальной «халявы». Бесплатное жильё и образование, бесплатная медицина и путёвки на море, копеечные цены на ЖКХ, транспорт и продукты… и так далее и тому подобное. Некоторые заходят так далеко, что пытаются пересчитать всё это на современные деньги, и получают огромные цифры. Правда ли всё вышеперечисленное, или это выдумки? Правда. Вот только это не вся правда. Более того – это вообще мишура, на фоне той части «айсберга», что сокрыта под всем перечисленным. И о чем принципиально умалчивают те кто «в теме», а остальные упорствуют в своем нежелании докопаться до сути.
Так что я возьму этот труд на себя. Разница между социализмом в СССР и капитализмом в России – примерно такая же, как между Закрытым акционерным обществом и Обществом с ограниченной ответственностью. Где у ООО Россия, есть несколько ключевых собственников (получающих дивиденды от прибыли «компании», в зависимости от количества своих «акций»), а у ЗАО СССР – каждый гражданин являлся акционером (с равным пакетом акций» (и равными правами на дивиденды – которые прямо зависели от роста «капитализации» общего ЗАО СССР) ). Базовое равенство советских людей состояло в том, что и вы (директор завода или простой водитель), и колхозник, и Генсек, и учитель, и геолог – равны в своём праве на «дивиденды», которые формируются благодаря отточенной работе всего государства. И это было фундаментальное, неотчуждаемое право каждого гражданина Советского Союза. Право – получаемое им при рождении. Все современные воспоминания и переживания, о том, как тогда хорошо жилось и какие были «соцпакеты» – это лишь следствия, а вовсе не наоборот. Сперва вы получаете право, по которому становитесь «акционером» – а лишь затем – «преференции» от вашего положения. И если похожие «бонусы», уже в наши дни, вдруг выплачивают просто так, дескать «государство помогает жителям» – то это подачка, а вовсе не реализация вашего права. Права у вас нет. Форма, в которой проводились «выплаты дивидендов», была выбрана такой, о которой сейчас как раз и вспоминают (всевозможные «бесплатности и соцпакет»). Причина того, что «выплаты» делались косвенно, а не живыми деньгами на личный счёт – в том, что косвенные выплаты стимулируют реинвестирование в свою же страну.
Если собираешься возводить детские сады – то нужно, сперва, заиметь заводы, на которых будут производиться материалы (а это, в свою очередь, новые рабочие места и возможности). Если инвестируешь в медицину и спорт – то это дает, на выходе, более здоровых и крепких людей; если вкладываешься в науку – то растут производительные силы всего общества, и так далее. И при этом важно понимать, что если вчера людям требовалось одно – то завтра, форма выплат дивидендов могла стать уже иной, более подходящей моменту. Потому, что важна не конкретная форма «выплат», в конкретный момент, а само базовое право – по которому граждане имеют возможность получить эти самые «дивиденды», в том виде, который наиболее точно отвечает текущим потребностям.
Ладно, продолжу.

Советская парт-номенклатура и тогдашняя «элита», имели лишь одну возможность разорвать путы народовластия и отсутствия социальных перегородок (когда я, весь такой красивый и в белом, получаю «всего лишь» столько же благ и возможностей, сколько и «зачуханый слесарь» из ЖЭКа). Выход был найден: – необходимо было быстро «монетизировать» выгоды и «бонусы», получаемые от занимаемых ими мест в социальной пирамиде, и получить возможность передавать нажитое (власть, положение в обществе, государственное имущество и т.п.) по наследству.
Механизм «трансформации страны» был избран такой: – потребовалось превратить ЗАО СССР – в ООО Россия. То есть, целенаправленно лишить большинства граждан, их базового права «на дивиденды» (от работы государства, как единого комплекса). И перераспределить эти права – в свою пользу. И это было блестяще проделано с ЗАО СССР в 90-ые. Под разговоры о двухстах сортах колбасы; под байки о том, что дескать, уж «там-то» (т.е. на Западе), таким как мы, «ого-го» сколько платят; под бездумные завывания и гнилые лозунги о том, что весь мир только и ждёт пока мы освободимся от «власти комиссаров», и тотчас же закружит нас в хороводе «братских капиталистических народов»... Под всей этой грязной вуалью из манипуляций, иллюзий и истерик – произошло коренное, фундаментальное изменение. Изменение, которое подавляющее большинство людей ощущают каждый день – но не могут выразить своими словами.
А именно: Произошло изменение формы собственности ЗАО Советский Союз. Отныне, простые граждане – перестали быть акционерами, и теперь – им никто ничего не должен. А элита – надёжно зафиксировала своё положение.
Современная Россия – это гигантское ООО, где есть несколько кланов «акционеров» (сидящих на «трубах» разного рода; «трубах», изначально принадлежавших всем гражданам – и позволявших тянуть дотационные сферы (школы, садики, спортивные секции и т.п.) и инвестировать в комплексное развитие своих же сограждан).
Эти «мега-акционеры» – получают прибыль со всего того, что было построено нашими предками, всего того, что отстояли в Великую Отечественную Войну, и всего того, что изначально было создано именно для граждан корпорации СССР. Для граждан, которые имели полное право петь: – «Широка страна моя родная…», – потому что де-юре и де-факто были владельцами (т.е. «акционерами») своей Родины.
С 1991-ого года, все эти «акционеры», резко превратились в сборище «наёмных работников». А такие работники – взаимозаменяемы и не представляют особой ценности. «Сломался», не можешь работать за двоих, болеешь часто, или состарился? Ну тогда – пошёл вон! Других найдем.
Люди стали вещами, как станки на заводе, или принтеры в офисе. Отдельно подчеркну, что чем ниже зарплата работников (за которую они готовы трудиться) – тем выше прибыль у новых собственников. И из этого вытекает еще одно принципиальное отличие систем. Если местные работники «нерентабельны» – значит, следует ввозить трудовых мигрантов, находящихся здесь в положении полурабов. А на инвестирование, переучивание или субсидирование своих же граждан – можно смело наплевать; пусть сидят на пособиях или пьют водку от безнадёги. Если коренные жители, будут воротить нос от зарплат в 5-7 тысяч рублей (в глубине души, интуитивно «чуя», что где-то тут их на...абманывают), то вместо них – нанимают еще более обнищалых узбеков и таджиков. Прекрасно понимая, что когда собственные граждане «жрать захотят» – то и им ничего не останется, как пойти горбатиться за гроши. Это называется – демпинг в сфере трудовых ресурсов.

Но вернемся немного назад.
Напомню, что в отличии от сегодняшней России, в бывшем СССР – каждый гражданин был акционером. Из этого следует логичный вывод: – каждому гражданину, становится выгодно, чтобы и у других жителей, появилось достойное место в жизни, максимально качественное образование и наиболее подходящее ему место работы – просто потому, что связь между «мной» и «им» – железная. Чем лучше работает каждый –> тем больше общий доход Корпорации СССР –> и тем больше дивиденды каждого. Т.е. условная «капитализация» всего ЗАО СССР, растет благодаря вкладу каждого гражданина –> а дивиденды каждого гражданина –> растут благодаря эффективной работе всего Общества в целом. А значит – все становятся нужны друг другу, вместо сегодняшнего противостояния: – «я» vs «они».

Эти важнейшие отличия СССР и РФ, никто и нигде не пытается объяснить, или вынести на всеобщее обсуждение – но положение сложилось именно такое. Если прямым текстом заявить, что от развала СССР выиграли не только «элитарии» (это всем и так понятно, и к этому давно привыкли), но еще и объяснить, в чём конкретно проиграли 99% жителей, то это вызовет крайнее озлобление на тех, кто затеял аферу и пожинает её плоды до сих пор. Но у людей по-прежнему нет понимания того, что конкретно у них отняли.
То, что я вижу – это какое-то смутное, рудиментарно-фрагментарное, поверхностно-ностальгическое переживание о том, что когда-то в стране всё было «по справедливости», и в тысячный раз слышу про: – «дешёвое ЖКХ, бесплатное жилье, медицину, образование и всё остальное». Растерянные современники, не понимают главного, того, из чего складывалось всё вышеперечисленное. Оно складывалось из юридически зафиксированного права на то, что страна принадлежит всем гражданам, в равной мере. А сами они – не просто абстрактное «население», случайно забежавшее на данную территорию, а бывшие акционеры и бывшие владельцы пакета равных прав, на прибыль от деятельности мега-корпорации, под названием Советский Союз.
Владельцы – которых «кинули» так ловко, так звонко, так грамотно – что даже набив кучу шишек, они всё равно считают, что сами случайно споткнулись.
Я понимаю, что иногда, пишу достаточно сложные вещи. Но если не вникнуть в то, что же такое «подводная часть айсберга», в чём была первопричина и источник благополучия, то у ностальгирующих по СССР всё в очередной раз сведётся к «бесплатному жилью» и прочим «бонусам». А у тех, кто клянет «совок», всё наоборот сведется к лагерям и репрессиям.
Но куда важнее, чтобы обе стороны поняли, что «кинули» и тех – и других. И причина вовсе не в «хорошести» или «плохости» СССР как государства, а в том, что всех поголовно лишили фундаментального базового права. Права – на доходы, от работы в своей собственной стране. Пусть эти доходы небольшие, пусть такие же, как и у всех остальных, пусть выражаются не цифрами на персональном счёту, а этим самым набившим оскомину «бесплатным жильем» и лучшим в мире образованием, – но всего этого уже нет; и нет у всех сразу.
И совершенно не важно – капитализм или социализм мы при этом строим. Уровень жизни граждан, обладающих «базовым правом» – будет значительно выше, независимо от политико-экономической модели в стране. А любые лозунги, любых партий, дескать: – «Если мы победим, то завтра же всем повысим зарплаты!» – есть подачки, демагогия и отвод внимания от главного.
Мы все, по-прежнему, останемся лишены базового права, на владение частичкой богатств всей нашей необъятной Родины. Не какой-то конкретной берёзки или конкретной шахты – а небольшой доли от общего ВВП страны. Без этого права – вы вечный наёмник, трясущийся от страха остаться без работы, без ипотечной квартиры и вообще – без средств к существованию. Наёмному работнику можно выплатить большую зарплату, но на частичку прибыли в частной компании – он не смеет разевать рот. Это – табу.

То, что я написал в этой заметке – страшная вещь. Если каждый житель будет понимать, как реально обстоит дело и чего конкретно, массово лишались люди в 1991-ом году – то это напрочь выбивает легитимность у любых политических движений, кроме тех, что призывают вернуть гражданам это самое «базовое право». А чтобы его вернуть и зафиксировать, потребуется провести ре-национализацию пресловутых «труб» и финансовой системы. И, между прочим, именно здесь кроется ответ на такой популярный (на постсоветском пространстве) вопрос: – «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» Потому, что граждане потеряли право, на причастность к богатствам своей страны. Что она процветает, что загибается – теперь безразлично (максимум, что вы сможете – это потешить своё самолюбие, ассоциируя себя и Россию во время теленовостей или спортивных соревнований).
Страна гигант, обладающая любыми видами ресурсов – не может обеспечить банальное выживание своих же граждан. Это – позор. Но позор – лежит не на совести обывателей, крутящихся как белочки в колесе, а на тех – кто загнал их в эти колёсики, 20 лет тому назад…
Да, и пока не забыл. Фраза, которую любят повторять «элитарии» всех мастей, вспоминая президента Бориса Ельцина, мол: – «Он дал нам свободу», – в реальности означает совсем другое: – «Он дал _нам_ свободу». Надеюсь, что теперь вам понятны и цинизм, и забавная откровенность этой фразы. Ведь если «нам», он что-то дал, то у кого-то – он это что-то забрал.

Ну а в заключение, я хочу процитировать то, на чём базировалось право граждан на дивиденды. Конституция СССР, «Сталинский» вариант 1936-ого года:
«Статья 6. Земля, ее недра, воды, леса, заводы, фабрики, шахты, рудники, железнодорожный, водный и воздушный транспорт, банки, средства связи, организованные государством крупные сельскохозяйственные предприятия (совхозы, машинно-тракторные станции и т.п.), а также коммунальные предприятия и основной жилищный фонд в городах и промышленных пунктах являются государственной собственностью, то есть всенародным достоянием».
«Статья 11. Хозяйственная жизнь СССР определяется и направляется государственным народнохозяйственным планом в интересах увеличения общественного богатства, неуклонного подъема материального и культурного уровня трудящихся, укрепления независимости СССР и усиления его обороноспособности».
«Статья 12. Труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина по принципу: «кто не работает, тот не ест ».
Автор London, Subscribe.ru
Оригинал взят у [info]magelanin


http://my.mail.ru/community/cccp./1CCAA5B9E70FF35E.html

[gog]

В ноябре 1917 года норвежская социал-демократическая партия внесла в Комитет по Нобелевским премиям предложение: присудить Председателю Совета Народных Комиссаров республики В.И. Ленину Международную премию Мира за 1917 год. Это предложение обосновывался следующим образом: "До настоящего времени для торжества идеи мира больше всего сделал Ленин, который не только всеми силами пропагандирует мир, но и принимает конкретные меры к его достижению".

Комитет по Нобелевским премиям отклонил это предложение в связи с тем, что оно опоздало (рассматривались предложения, поступившие до 1 февраля 1917 года), но принял решение "Если существующему русскому правительству удастся установить мир и спокойствие в стране, то Комитет не будет иметь ничего против присуждения Ленину премии Мира на следующий год...".

В мае 1918 года аналогичное предложение о присуждении Ленину Нобелевской премии Мира выдвинули профессора и студенты философского факультета университета в Стамбуле, которые заявили: "Господин Ленин является первым и самым заслуженным деятелем политики мира". Поступило ли это предложение в Нобелевский комитет - неизвестно.

http://mordikov.fatal.ru/vladimir_lenin.html

[gog]

Интересно то что ,о Христе в своё время говорили :"не от Бога он". Нынче о Ленине - антихрист и атеист

[gog]

При входе в Мавзолей В.И.Ленина изображен священный герб СССР с восходящим солнцем. Солнце указывает на таинственную связь Ленина с грядущим Спасителем.
Кто-то возмутится: марксизм - атеистическое учение. Маркс был атеистом, и Ленин был атеистом. Так некогда говорили и о Христе: "Не от Бога этот человек".
Автор в этой книге доказывает, что идеи Маркса, идеи Нового Мира, воплощенные в жизнь в ходе миссии Ленина, по своим масштабам и целям сродни идеям Великого Учителя человечества - Иисуса Христа.

http://www.mirknig.com/knigi/history...ot-marksa.html

[gog]

[gog]

Враньё всё и наглая ложь,что Ленин целенаправленно ненавидел и уничтожал религии.
Церковники к себе заработали только презрение своей чудовищной ложью.
Вот что на самом деле какое положение было и какое отношение

Февральская революция и «год полной свободы»

Церковь адвентистов седьмого дня восторженно приветствовала Февральскую революцию 1917 г., увидев во Временном правительстве государственную власть, которая даровала обществу демократические принципы, главным образом законы о свободе совести.

В Москве под редакцией И. А. Львова вышел специальный номер адвентистского журнала «Благая весть», называвшийся «Номер свободы». Вот как адвентисты оценили в этом журнале значение для России Февральской революции:

«Свершилось знаменательное событие для всех сынов России, в особенности же для бывших в ней гонимыми за свои религиозные убеждения. Деспотизм старой власти герметически закрывал все скважины, сквозь которые мог проникнуть луч света в темноту. Ныне он волею Всевышнего, сим похоронен...

Божьи вестники, страдавшие в местах ссылки и заточения, лишённые возможности совершать Божье дело, услышали от Бога, через ангела Его — Временное правительство — как ответ на свои и наши о них молитвы: „Можете быть свободны“».

После февраля 1917 г. из Сибири стали возвращаться ссыльные адвентисты. Церковь АСД спешила вернуть утраченные позиции. В 1917 г. состоялись конференции адвентистских общин в Петрограде, Киеве, Москве, Одессе, Нарве и других городах. Позднее 1917 год многие адвентистские лидеры называли «годом полной свободы».
Золотое десятилетие

23 января 1918 г. Совет народных комиссаров РСФСР издаёт декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». 12 марта Москва становится столицей РСФСР. Эти изменения открывали перед Церковью новые возможности для её развития в Москве. Несмотря на гражданскую войну, инфляцию, голод, холод, болезни, запрет на свободное передвижение по железным дорогам, прекращение издания духовной литературы, Московская церковь крепла и росла численно. В 1919 г. на ст. Половцево Новохопёрского уезда Воронежской губернии Московская община организует детскую колонию «Пенаты» численностью 25 человек под руководством В. М. Теппоне.

Экономический подъём в период нэпа и, в общем-то, благожелательное отношение новой власти к протестантам вообще и адвентистам в частности в первые десять лет советской истории, которые адвентисты ещё называют «золотым периодом» своей истории в России, содействовали развитию Московской общины..............

http://www.mosadvent.ru/index.php?op...ory&Itemid=139

[gog]

Проголосовать моно тут: http://lenin2012.ru/