Христианство и Буддизм

[союзник]

Христос и Будда

В то время как мифическое рождение и жизнь Иисуса являются верными копиями
рождения и жизни брахманистского Кришны, его исторический характер, как
религиозного реформатора Палестины, представляет точный образ Будды в
Индии. В более чем в одном отношении их огромное сходство по
филантропическим и духовным устремлениям, также как и по внешним
обстоятельствам, в самом деле, поразительное. Хотя и сын царя, тогда
как Иисус был только плотник, Будда по рождению не принадлежал к
высокой касте брахманов. Подобно Иисусу он чувствовал
неудовлетворенность догматическим духом религии своей страны,
нетерпимостью и лицемерием духовенства, их показною внешностью
поклонения и их бесполезными церемониалами и молитвами. Как Будда силою
прорвался через традиционные законы и правила брахманов, так же и Иисус
объявил войну против фарисеев и гордых саддукеев. То, что назареянин
делал вследствие скромного происхождения и общественного положения, –
то Будда делал как добровольно наложенное на себя покаяние. Он совершал
путешествия, как нищий; и – опять подобно Иисусу – позднее в жизни
предпочитал находиться в обществе мытарей и грешников. Каждый имел
своею целью как социальную, так и религиозную реформу; и, нанося
смертельный удар старой религии своей страны, каждый стал основателем
новой религии.
«Реформа Будды», – говорит Макс Мюллер, –
«первоначально больше имела социальный, нежели религиозный характер.
Наиболее значительным элементом буддийской реформы всегда был ее
общественный и моральный кодекс, а не ее метафизические теории. Этот моральный кодекс является одним из самых совершенных, какие мир когда-либо знавал...и тот, чьи размышления всегда были о том, как освободить душу человека от страданий и страха смерти, – освободил народ Индии от унизительного рабства и от жреческой тирании». Далее лектор добавляет, что если
бы было по-другому, то «Будда мог бы учить какую угодно философию, и мы
едва ли услышали бы его имя. Народу и дела до него не было бы, и его
система стала бы только каплей в океане философских умозрений, которыми
Индия была наводнена во все времена» .
То же самое было с Иисусом. В то время как Филон, которого Ренан называет старшим братом Иисуса, Хиллел, Шаммай и Гамалиил едва упоминаются, – Иисус стал Богом!
И все же как бы ни чист и божественен ни был моральный кодекс,
проповедуемый Христом, он никогда не выдержал бы сравнения с моральным
кодексом Будды, если бы не трагедия Распятия. То, что помогло
обожествлению Иисуса, была его драматическая смерть, добровольное
пожертвование своею жизнью, якобы совершенное ради человечества, и
более поздняя удобная догма искупления, изобретенная христианами. В
Индии, где жизнь ни во что не ценится, распятие навряд ли произвело
какое-либо впечатление. В стране, где – как хорошо известно всем
индологам – религиозные фанатики предают себя смерти дюйм за дюймом,
растягивая мучение на годы; где факиры сами себя подвергают наиболее
страшным изнурениям; где молодые и нежные вдовы, понуждаемые духом
бравады против правительства и столько же религиозным фанатизмом,
восходят на погребальный костер с улыбкою на лице; где, говоря словами
великого лектора, «люди во цвете лет бросаются под колесницу
Джаггернаута чтобы быть раздавленными насмерть идолом, в которого они
верят; где истец, который не мог добиться справедливости, замаривает
себя голодом у дверей судьи; где философ, который думает, что он узнал
все, чему этот мир может его научить, и который томится желанием быть
поглощенным божеством, спокойно вступает в воды Ганга, чтобы достичь другого берега существования»,- в такой стране даже добровольное распятие на кресте прошло бы незамеченным.
В Иудее, и даже среди более храбрых народов, чем евреи –
римлян и греков – где каждый цепляется более или менее за жизнь и где
большинство стали бы отчаянно бороться за нее, – было рассчитано, что
трагический конец великого Реформатора произведет глубокое впечатление.
Имена даже таких меньших героев как Муций Сцевола, Гораций Коклес,
матерь Гракхов и другие дошли до потомства; и в наши школьные дни, а
также позднее в жизни повествование о них всегда будило нашу симпатию и
вызывало почтительное восхищение. Не можем ли мы когда-либо забыть
презрительную улыбку неких индусов в Бенаресе, когда одна
английская леди, жена священника, пыталась произвести на них впечатление
величием жертвы Иисуса, отдавшего свою жизнь за нас? Тогда в первый раз
нам в голову пришла мысль, насколько пафос великой драмы Распятия имеет
отношение к последующим событиям по основанию христианства.

Слово и Вера.

В наши дни, так же как это было в старину, чтобы поверить библейским «чудесам», требуется вера; но для того, чтобы быть в состоянии самому производить их, требуется знание эзотерического значения «слова».
«Если Христос», – говорит д-р Фаррар и Кэнон Уэсткотт, – «не сотворил никаких чудес, то евангелия не заслуживают доверия».

Но даже допуская, что он действительно творил их – разве от этого
евангелия, написанные другими, а не им самим – становятся
сколько-нибудь более достоверными? А если не становятся, то какую цель
преследует этот аргумент? Кроме того, рассуждения по такой линии
оправдывали бы аналогию, что чудеса, сотворенные представителями других
религий, должны делать их евангелия достоверными. Не означает ли
это, по меньшей мере, равенства между христианскими Священными Писаниями и священными книгами буддистов? Ведь они равным образом изобилуют
феноменами наиболее поразительного характера. Кроме того, христиане
больше не имеют подлинных чудес, совершаемых их священнослужителями, ибо они утеряли Слово.
Но многие буддийские ламы и сиамские талапоины – если только все
путешественники не сговорились между собой лгать – были, и по-прежнему
в состоянии повторить любой феномен, описанный в Новом Завете, и
совершить даже большее и притом без всяких претензий на приостановление
естественных законов или на божественное вмешательство. В сущности,
христианство показывает, что оно настолько же мертво в вере, насколько
на деле, тогда как буддизм полон жизнеспособности и подтверждается
реальными доказательствами.
Лучшим аргументом в пользу подлинности буддийских «чудес»
является тот факт, что католические миссионеры, вместо того, чтобы отрицать или
рассматривать их как простое фокусничество – как поступают некоторые
протестантские миссионеры – часто оказываются в таком затруднении, что
вынуждены прибегать к безнадежной альтернативе – приписывать все это
Дьяволу.

Разоблачённая Изида