Сказки и Притчи :)

[Айсабина]

Сообщение от Вэтлян

Это был не намёк, а всего лишь уведомление о том, что сказка уже существует. И не более того.

спасибо за не намёк, но я не знаю о чём речь идёт.

[Elentirmo]

"Ты дал нам, Боже, три печали:
Что через Тьму мы постигаем Свет,
Что всё живое смертно изначально,
И что Тебя, похоже, просто нет".
(Ф. Каган)

[Истин]

Община, 43. Чую, Учение может явиться тяжёлым молотом для робких. Ещё недавно ужас пронизал бы сердце при одном произнесении "община", но теперь уже несколько преград сломлено. За отказом от ветхой собственности следует ещё одно трудное испытание человечеству. Усваивая значение духа, особенно трудно отказаться от чудес. Даже Архаты, избранные Буддою, трудно расставались с этой возможностью.
Три Архата неотступно просили Будду позволить им испытать чудо. Будда поместил каждого в тёмную комнату и запер их. После долгого времени Благословенный вызвал их и спросил о виденном ими. Каждый рассказал разные видения. Но Будда сказал: "Теперь вы должны согласиться, что чудеса не полезны, ибо главного чуда вы не ощутили. Ибо вы могли ощутить бытие вне зримости, и это ощущение могло направить вас за пределы земли. Но вы продолжали сознавать себя сидящими на земле, и мысли ваши притягивали к земле волны стихий. Набухание стихийных обликов вызвало потрясения в разных странах. Вы разрушили скалы и уничтожили ураганом корабли. Вот ты видел красного зверя с пламенной короной, но огонь, извлечённый тобою из бездны, спалил дома беззащитных - иди и помоги! Ты видел ящера с ликом девы, ты заставил волны смыть рыбацкие лодки - спеши помочь! Вот ты видел орла летящего, и ураган снёс урожай трудящихся - иди и возмести! Где же польза ваша, Архаты? Сова в дупле полезнее провела время. Или вы трудитесь в поте лица на земле, или в минуту уединения возвышайте себя над землёю. Но бесполезное возмущение стихий пусть не будет занятием мудрого".
Истинно, перо, выпавшее из крыла маленькой птицы, производит гром на дальних мирах.
Вдыхая воздух, мы приобщаемся ко всем мирам. Мудрый идёт от земли кверху, ибо миры откроют друг другу мудрость свою.
Притчу эту повторяйте тем, кто будет требовать чудес.

[uddiana]

Будьте светом для самих себя

Рано утром Гаутама Будда сказал своим ученикам:
— Сделано больше, чем достаточно. Это тело достигло своей полноты и ему нужен отдых.
Он огляделся по сторонам и увидел два очень красивых и высоких дерева. Они стояли рядом, как близнецы.
— Я умру здесь, — сказал Будда и указал место.
Ученики не сразу поняли, что имеет в виду Мастер. Потом они столпились вокруг него и стали причитать и плакать.
Будда сказал им:
— Не надо плакать. Плакать вы сможете потом, когда меня не будет с вами. А сейчас садитесь тихо и наблюдайте, будьте осознающими. Это даст вам опыт, ибо Будды умирают редко. Прежде, чем я уйду, если у вас есть какие-либо вопросы, задайте их.
Но ученикам было не до вопросов, и они ответили:
— Больше сорока лет мы задавали тебе вопросы, этого достаточно. Ты показал нам Путь, и мы будем следовать ему.
Лишь Ананда спросил:
— При жизни ты не позволял записывать ни одного твоего слова. Но после твоей смерти разреши нам записать то, что ты говорил. Слова, произнесённые тобой, — чистое золото, и их необходимо сохранить для будущих поколений.
На это Будда сказал:
— Можешь записать их, но с одним условием. Каждая запись, составленная из моих слов, должна начинаться так: «Я слышал, что Гаутама Будда говорил...» Ты просто расскажешь, что ты слышал. Никогда не начинай так: «Так говорил Будда».
После этого Ананда неожиданно спросил:
— Скажи мне, наконец, кто же я? Я прожил возле тебя 42 года, другие приходили, становились просветлёнными и уходили, а я до сих пор не просветлён. И вот ты уходишь.
Будда сказал:
— Не беспокойся, как только я оставлю тело, в течение 24 часов ты станешь просветлённым.
Ананда сказал:
— Мне непонятна такая арифметика, 42 года с тобой не принесли мне просветления, а 24 часа без тебя — и я стану просветлённым!
Будда рассмеялся и сказал:
— Ананда, из-за того, что я был так близок, ты начал считать меня чем-то само собой разумеющимся. Только разлука, только моя смерть сможет пробудить тебя. Меньше, чем это, не подействует на тебя. Я испробовал всё, но ты полагал, что я как брат твой, Позабочусь и о твоём просветлении. Много раз это могло случиться, но ты упускал...
Сказав это, Будда закрыл глаза. Видя приближение его кончины, Ананда спросил:
— Как должны мы поступить с телом Совершенного?
Будда ответил:
— Не заботьтесь, Ананда, о почестях, которые воздадутся телу Совершенного. Заботьтесь более о святости; помышляйте о ней, живите в ней неизменно, живите в святом рвении, стремясь к совершенству. Есть, Ананда, между людьми благородными, браминами и горожанами, люди мудрые, верующие в Совершенного, они и воздадут почести моему телу.
И тогда Ананда задал последний вопрос:
— Какова твоя последняя весть?
Будда открыл глаза и сказал:
— Забудьте обо мне, будьте светом для самих себя. Кто обрящет свет и прибежище в истине и не станет искать их ни в чём ином, кроме самого себя, тот будет истинным учеником моим, вступившим на истинный путь.
Он закрыл глаза и, помолчав, произнес:
— Я сделал первый шаг — я больше не тело; я сделал второй шаг — я больше не ум; я сделал третий шаг — я больше не сердце; я сделал четвертый шаг — я вошёл в свое сознание!
После смерти Будды его тело сожгли, а прах был разделён между многими князьями и знатными горожанами. Каждый из них воздвиг ступу (памятник мощей) и учредил праздник. На эти праздники приносили горы цветов, совершались омовения и устраивались фейерверки.
Но буддизм был недолго религией без Бога. Богом стал сам Будда. В храмах появились его изваяния. Сидящий на цветке лотоса с неподвижным казённым лицом, как не похож стал он на того юношу, который окунулся в бездну страданий ради познания Истины и на того старца, который предостерегал: ищите Истину и не поклоняйтесь тем, кто её открыл.

[Айсабина]

1 Притчи Соломона, сына Давидова, царя Израильского,
2 чтобы познать мудрость и наставление, понять изречения разума;
3 усвоить правила благоразумия, правосудия, суда и правоты;
4 простым дать смышленость, юноше -- знание и рассудительность;
5 послушает мудрый -- и умножит познания, и разумный найдет мудрые советы;
6 чтобы разуметь притчу и замысловатую речь, слова мудрецов и загадки их.
7 Начало мудрости -- страх Господень; глупцы только презирают мудрость и наставление.
8 Слушай, сын мой, наставление отца твоего и не отвергай завета матери твоей,
9 потому что это -- прекрасный венок для головы твоей и украшение для шеи твоей.
10 Сын мой! если будут склонять тебя грешники, не соглашайся;
11 если будут говорить: "иди с нами, сделаем засаду для убийства, подстережем непорочного без вины,
12 живых проглотим их, как преисподняя, и -- целых, как нисходящих в могилу;
13 наберем всякого драгоценного имущества, наполним домы наши добычею;
14 жребий твой ты будешь бросать вместе с нами, склад один будет у всех нас", --
15 сын мой! не ходи в путь с ними, удержи ногу твою от стези их,
16 потому что ноги их бегут ко злу и спешат на пролитие крови.
17 В глазах всех птиц напрасно расставляется сеть,
18 а делают засаду для их крови и подстерегают их души.
19 Таковы пути всякого, кто алчет чужого добра: оно отнимает жизнь у завладевшего им.
20 Премудрость возглашает на улице, на площадях возвышает голос свой,
21 в главных местах собраний проповедует, при входах в городские ворота говорит речь свою:
22 "доколе, невежды, будете любить невежество? доколе буйные будут услаждаться буйством? доколе глупцы будут ненавидеть знание?
23 Обратитесь к моему обличению: вот, я изолью на вас дух мой, возвещу вам слова мои.
24 Я звала, и вы не послушались; простирала руку мою, и не было внимающего;
25 и вы отвергли все мои советы, и обличений моих не приняли.
26 За то и я посмеюсь вашей погибели; порадуюсь, когда придет на вас ужас;
27 когда придет на вас ужас, как буря, и беда, как вихрь, принесется на вас; когда постигнет вас скорбь и теснота.
28 Тогда будут звать меня, и я не услышу; с утра будут искать меня, и не найдут меня.
29 За то, что они возненавидели знание и не избрали для себя страха Господня,
30 не приняли совета моего, презрели все обличения мои;
31 за то и будут они вкушать от плодов путей своих и насыщаться от помыслов их.
32 Потому что упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их,
33 а слушающий меня будет жить безопасно и спокойно, не страшась зла".

[paritratar]

Просто идите своим путём

Один из учеников спросил Будду:

- Если меня кто-нибудь ударит, что я должен делать?

Будда ответил:

- Если на вас с дерева упадет сухая ветка и ударит вас, что вы должны делать?

Ученик сказал:

- Что же я буду делать? Это же простая случайность, простое совпадение, что я оказался под деревом, когда с него упала ветка.

Будда сказал:

- Так делайте то же самое. Кто-то был безумен, был в гневе, и ударил вас. Это все равно, что ветка с дерева упала на вас. Пусть это не тревожит вас, просто идите своим путём, будто ничего и не случилось.

[paritratar]

Три типа слушателей

Однажды к Будде пришёл человек, очень культурный, очень образованный и очень учёный. И он задал Будде вопрос. Будда сказал:

- Извините, но прямо сейчас я не могу ответить на ваш вопрос.

Человек удивился:

- Почему вы не можете ответить? Вы заняты или что-то другое?

Это был очень важный человек, хорошо известный во всей стране, и, конечно, он почувствовал себя обиженным тем, что Будда так занят, что не может уделить ему немного времени.

Будда сказал:

- Нет, дело не в этом. У меня достаточно времени, но прямо сейчас вы будете не в состоянии воспринять ответ.

- Что вы имеете в виду?

- Есть три типа слушателей, - сказал Будда. - Первый тип, как горшок, повёрнутый вверх дном. Можно отвечать, но ничего не войдёт в него. Он недоступен. Второй тип слушателей подобен горшку с дыркой в дне. Он не повёрнут вверх дном, он находится в правильном положении, всё, как должно быть, но в его дне дырка. Поэтому кажется, что он наполняется, но это лишь на мгновение. Рано или поздно вода вытечет, и он снова станет пустым. Очевидно, лишь на поверхности кажется, что в горшок что-то входит, на самом деле ничего не входит, поскольку ничего не может удержаться. И наконец, есть третий тип слушателя, у которого нет дырки и который не стоит вверх дном, но который полон отбросов. Вода может входить в него, но как только она входит, она тут же отравляется. И вы принадлежите к третьему типу. Поэтому-то мне и трудно ответить прямо сейчас. Вы полны отбросов, поскольку вы такой знающий. То, что не осознано вами, не познано - это отбросы.

[Айсабина]

Два Дервиша.

В суфизме людей продвинутых духовно называют Дервишами. Они ходят по миру и учат людей. Они отказались от мира сего, они свободны. Они не имеют ничего кроме одной чаши, в которую жители деревень дают им воду и пищу и одного посоха. Однажды Дервиш пришел в одну деревню. Жители сказали ему, что их Раджа тоже Дервиш. Приезжий Дервиш попросил встречи с ним, т.к. удивился: как Раджа, богатейший человек может быть Дервишем? Раджа принял его. По определенным знакам они узнали друг в друге Дервишей и стали обращаться друг к другу как "брат".

- Брат, я не понимаю, - сказал Дервиш, - у тебя огромный дворец,
прекрасный гарем, богатство... Как при всем этом ты являешься
Дервишем? Вот у меня ничего нет, я хожу по миру и учу людей.

- Ой, как хорошо. Какая у тебя хорошая жизнь, я тоже так хочу, -
сказал Раджа.

- Тогда поехали со мной, - ответил Дервиш.

- Поехали, - сказал Раджа, встал и направился к воротам.

- Эй, постой, - воскликнул Дервиш, - у меня в твоем дворце остались
чаша и посох. Я должен их взять.

У Раджи было все, но он был свободен - не привязан ни к чему. У
Дервиша были только чаша и посох, но он не был свободен, он был привязан к ним.

[pavel]

Стал волк христианином, ходит и говорит всем: «Простите, благословите».
Идет мимо заяц, волк говорит ему:
-Здравствуй заяц
- Здравствуй Волк.
- Ну ты меня прости Заяц, я был не прав.
- Бог тебя простит Волк. — отвечает заяц.
Идет дальше навстречу ему гусь, он говорит:
- Ну ты меня прости Гусь, я может быть когда-нибудь был не прав, родственников твоих обижал и еще что-то.
Гусь ему:
- Шшш
Волк ему говорит:
- Гусь ну ты не гневайся я все-таки так вот и так, прости меня, я теперь другой стал, я христианин.
А гусь опять:
- Шшш
Волк взял его и съел. Ему говорят:
- Ты что, Волк, ты же христианином стал!
А тот:
- А что он на СВЯТОГО шипит?

[pavel]

Как-то один из знатных людей обратился к мудрецу с вопросом:
- Скажи, уважаемый, раз ты такой умный, почему же ты не богатый?
На что мудрец, обратившись к его расшитому золотом дорогому кафтану, ответил:
- Видишь ли, уважаемый кафтан, богатство мое внутри, а не снаружи. Ведь когда твой хозяин засыпает, он не берет с собой ни тебя, ни своих слуг, ни золото, ни чего-либо другого. И если ему приснится тигр, бегущий за ним, то ему придется в страхе убегать от тигра, а не звать на помощь слуг. Спасет его во сне от тигра лишь умение быстро бегать. Если же ему приснится, что он замерзает в лютый мороз, он будет трястись от холода и не сможет взять и укрыться тобою — теплым кафтаном. Его спасет от холода лишь умение разжигать огонь. Истинное богатство — это наши способности. Они внутри, а снаружи лишь только их проявление.
Богач, изумленный тем, что мудрец говорит с его кафтаном, а не с ним, воскликнул:
- Да ты безумен! Как можно говорить с моим кафтаном и не видеть меня — его хозяина!
На что мудрец, улыбнувшись, сказал:
- Вот так и большинство людей. Они говорят с телами и не видят тех, кто является их хозяевами.

[pavel]

Притча: «Кузнец и помощник»

Это даже можно сказать притча в притче, которая учит тому, что прежде всего нужно думать головой:

— Когда вы говорите о Действительности, — сказал Мастер, — вы пытаетесь выразить словами Невыразимое. Поэтому не удивительно, что ваши слова могут быть поняты превратно. Вот почему люди, воспринимающие Жизнь через Библию, становятся глупыми и жестокими: они следуют не здравому смыслу, а своему пониманию Писания.
И он проиллюстрировал сказанное прекрасной притчей:
Деревенский кузнец нашел себе помощника, согласившегося выполнять тяжелую работу за минимальную плату.
Кузнец сразу же принялся наставлять парня:
— Когда я выну полосу металла из огня и положу ее на наковальню, я кивну тебе головой. В этот момент бей по ней молотом.
Ученик сделал так, как понял. На следующий день он стал деревенским кузнецом.

[TIN]

Сказка по телевизору.
Встречаются лис и медведь.
Лис: Куда Миша собрался?
Медведь: Да, вот дом хочу построить. Да, не умею.
Лис: О чём горевать! Давай я тебя научу. Построишь дом мне и научишься.
Медведь: Согласен.
Лис: Для друга чего не сделаешь!
Целое лето медведь трудился. Построил дом лису – “закачаешься”.
Лис: Вот Миша, ты и научился. Теперь пора за свою избушку приниматься. А то ведь холода близко. Зима на носу.
Заяц идёт, а Миша берлогу налаживает.
Заяц: Миша, ты ведь хотел дом строить?
Медведь: Да, хотел. Лис говорит – давай научу, я и пошёл.
Заяц: А про дружбу он тебе ничего не намекал?
Медведь: О! ещё как намекал, красиво говорил!
Заяц: Эх! Потапыч! Потапыч!.. Ладно, идём со мной. У меня как нибудь перезимуешь.

[uddiana]

Была ночь. Царевич не мог найти успокоения на своём ложе. Встал и вышел в сад. Там он сел под большим деревом и предался размышлениям над жизнью и смертью, над бедствием разложения. Он сосредоточил свой ум и обрёл ясность мышления, и полное спокойствие снизошло на него. Находясь в таком состоянии, умственный взор его открылся, и он увидел перед собой высокий и величавый облик Старца, исполненный спокойствия и достоинства.
«Откуда Ты и Кто Ты?» — спросил царевич.
В ответ Видение произнесло: «Я — Шрамана. Угнетённый мыслью о старости, болезни и смерти, я покинул дом мой в поисках пути спасения. Все вещи устремляются к разложению, лишь Истина пребывает в вечности. Всё подлежит изменению и нет постоянства, но слова Будд остаются неизменными».
Сиддхартха спросил: «Можно ли обрести спокойствие в этом мире горя и страдания? Я подавлен пустотою земных удовольствий, и всякая чувственность мне ненавистна. Всё угнетает меня, и само существование кажется невыносимым».
Шрамана отвечал: «Где есть зной, там есть и возможность холода. Существа, подверженные страданиям, обладают и способностью наслаждаться. Начало зла указывает, что и добро может быть развито. Ибо эти вещи — относительны. Там, где страдания велики, там и блаженство будет велико, если только ты откроешь глаза, чтобы увидеть. Как человек, упавший на кучу отбросов, должен найти ближайший пруд, покрытый лотосами, так же точно должен ты искать великое бессмертное озеро Нирваны, чтобы очистить скверну. Если озеро это не станет предметом искания, то вина не в озере. Так же, когда существует благословенный путь, ведущий человека, связанного грехом, к спасению в Нирване, вина не в тропе, но в человеке, если тропа эта остаётся в стороне. И когда человек, отягощенный недугом, не воспользуется помощью врача, который может исцелить его, вина не во враче. Так же точно, когда человек, обуянный желанием злобных поступков, не ищет духовного руководства Озарения, вина будет не в этом освобождающем от грехов руководстве. И еще Ты должен знать, что для поисков Истины время всегда благоприятно».
Трепет радости пронизал сердце Сиддхартхи: «Именно теперь время искать Истину. Теперь время порвать все связи, которые могут воспрепятствовать мне достичь совершенного озарения».

[EE]

Сообщение от you

Два ангела-путника остановились на ночлег в доме богатой семьи. Семья была негостеприиимна и не захотела оставить ангелов в гостиной. Вместо того они были уложены на ночлег в холодном подвале. Когда они расстилали постель, старший ангел увидел дыру в стене и заделал ее. Когда младший ангел увидел это, то спросил, почему. Старший ответил:"Вещи не такие, какими кажутся".
На следующую ночь они пришли на ночлег в дом очень бедного, но гостеприимного человека и его жены. Супруги разделили с ангелами немного еды, которая у них была и сказали, чтобы ангелы спали в их постелях, где они могут хорошо выспться. Утром после пробуждения ангелы нашли хозяина и его жену плачущими. Их единственная корова, чье молоко было единственным доходом семьи, лежала мертвая в хлеве. Младший ангел спросил старшего:"Как это могло случиться? Первый мужчина имел все, а ты ему помог. Другая семья имела очень мало, но готова была поделиться всем, а ты позволил, чтобы у них умерла единственная корова. Почему?" "Вещи не такие, какими кажутся,- ответил старший ангел.-Когда мы были в подвале, я понял, что в дыре в стене был клад с золотом. Хозяин был груб и не хотел сделать добро, я отремонтировал стену, чтобы клад не был найден. Когда на следующую ночь мы спали в постели хозяина, пришел ангел смерти за его женой. Я отдал ему корову.
Вещи не такие, какими кажутся. Мы никогда не знаем все. И даже если имеешь веру, тебе надо еще внушить доверие, что все, что происходит , - в твою пользу. А это поймешь со временем. Некоторые люди приходят в нашу жизнь и быстро уходят, некоторые становятся нашими друзьями и остаются на минуту. Это оставляет в наших сердцах прекрасные следы, а мы никогда не останемся одинаковыми, потому что наши хорошие друзья нас меняют..."Рамеш, перевод Натальи Барановой. Маленькая притча. Из серии "Зерна мудрости". Журнал "Нечто", №1, Владивосток,2004.

[EE]

Сообщение от Вэл

<pre>
КАРТИНА ВОСЬМАЯ


Поляна в березовой роще. Здесь, в глубине сцены, на возвышении
установлена огромная пушка. Возле нее - ядра, бочки с порохом. К стволу
пушки приставлена лестница. Пушку охраняет Фельдфебель. В кустах стоит
клавесин. За ним Музыкант. Появляется Томас с большим узлом. Подходит к
Фельдфебелю.

Томас. Скоро начнут?
Фельдфебель. Скоро.
Томас (оглядев пушку). Какой калибр?
Фельдфебель. Тридцать дюймов.
Томас. Нормально! (Показав узел.) Вот собрал ему кое-что в дорогу...
Как думаешь, разрешат?
Фельдфебель. Разрешат. Путь-то не близкий... (Смотрит на небо.) Как он
доберется?.. Облака... Луны не видно.
Томас. Когда видно, и дурак долетит. Барон любит, чтоб потруднее.

За сценой шум. Вбегает Феофил, за ним - Баронесса и Рамкопф.

Баронесса. Фео, успокойся! Умоляю!
Феофил. Оставьте меня! (Решительно направляется к пушке.)

Фельдфебель преграждает ему путь.

Фельдфебель. Туда нельзя, господин барон!
Феофил. Пропустите! Я имею право!
Баронесса. Фео, не сходите с ума!
Феофил. Хватит! Я всю жизнь не сходил с ума... Мне это надоело. А вдруг
он долетит и мы снова в дураках? Нет! Такой случай упускать нельзя. Я полечу
вместе с ним!
Рамкопф. Не будьте идиотом! Во-первых, вы вдвоем не поместитесь...
Во-вторых... (Огляделся.) Есть одно обстоятельство... Никакого полета не
будет...
Феофил. Что это значит?
Рамкопф. Это судебная тайна... Я не хотел ее разглашать. Но, видно,
придется... Мы положили сырой порох....
Феофил. Зачем?
Рамкопф. Ну, не убийцы же мы в самом деле... Он пролетит не больше двух
саженей и шлепнется на землю. Все посмеются...
Феофил. Какая низость! (Рамкопфу.) Да вы подлец! (Выхватил шпагу.)
Защищайтесь!
Рамкопф (кричит). Тихо! Если вы способны хоть немного думать,
подумайте!.. Мы же спасем его!.. Убедится, что он Миллер, и вернется к своим
цветочкам... Или вы хотите его смерти?!
Феофил (после паузы). Нет, Рамкопф... Я не хочу его смерти. И главным
образом потому, что вы будете стоять в почетном карауле.

Они с ненавистью смотрят друг на друга. Входят Судья и Пастор.

Судья. Все готово, господин Рамкопф?
Рамкопф. Да, ваше превосходительство! (Фельдфебелю.) Приведите
подсудимого!
Фельдфебель. Слушаюсь! (Уходит.)
Рамкопф (Судье). Пока все идет по плану... Ровно в семнадцать ноль-ноль
залп, затем танцы, народное гулянье...
Судья. Очень хорошо! (Всем.) Господа, прошу отойти на безопасное
расстояние. И во время экспертизы соблюдать полное спокойствие!
Пастор. Господи, прости всех нас!

Все отходят. Появляется заплаканная Марта, встает рядом со всеми.

Рамкопф. Фрау Марта, вы принесли ходатайство о помиловании?
Марта. Да. (Протягивает бумагу.)
Рамкопф. Ну-ка... (Читает.) "...Ваше величество, я, Марта Миллер,
припадаю к вашим стопам..." Так... так... "Мой ненормальный муж..." Так. Все
очень хорошо! (Дает ей перо.) Вот тут распишитесь. Здесь - число... Сегодня
тридцать второе.
Марта. Господин Рамкопф, разрешите хоть поставить другую дату.
Рамкопф. Нет, нет... Во всем должна быть точность!
Марта. Но вы обещаете... Он не погибнет?
Рамкопф. Ну разумеется. Я же объяснял. Максимум - легкие ушибы...

Марта подписывает бумагу. Фельдфебель вводит Мюнхгаузена.

Судья. Подсудимый! Объявляю вам наше решение: Ганноверский суд в целях
установления вашей личности и во избежание судебной ошибки предлагает вам
повторить при свидетелях известный подвиг барона Мюнхгаузена - полет на
Луну!.. Вам понятны условия экспертизы?
Мюнхгаузен. Да, ваше превосходительство. Тем более что это уже и
приговор.
Судья. Вы еще имеете право отказаться.
Мюнхгаузен. Нет, я согласен.
Пастор. Сын мой, это испытание очень опасно. Вы не хотите исповедаться?
Мюнхгаузен. Нет! Я это делал всю жизнь, мне никто не верил.
Пастор. Прошу вас, облегчите свою душу...
Мюнхгаузен. Это случилось само собой, пастор! У меня был друг - он меня
предал, у меня была любимая - она отреклась. Я улетаю налегке...
Марта. Прости меня, Карл! Я это сделала ради нашей любви!
Мюнхгаузен. Наверное... Но я как-то перестал в нее верить. Помнишь,
когда мы были у Архимеда, он сказал: "Любовь - это теорема, которую надо
каждый день доказывать!" Скажи мне что-нибудь на прощанье!
Марта. Что?
Мюнхгаузен. Подумай. Всегда найдется что-то важное для такой минуты...
Марта. Я буду ждать тебя...
Мюнхгаузен. Нет, нет, не то...
Марта. Я очень люблю тебя!
Мюнхгаузен. Не то!
Марта (кричит). Карл! Они положили сырой порох!
Баронесса. Мерзавка! Убийца!
Пастор. Что вы наделали, Марта!
Мюнхгаузен (повысив голос). Отстаньте от нее!.. Молодец, Марта!.. Пусть
завидуют!.. У кого еще есть такая женщина?! (Рамкопфу.) Как это понять,
господин Рамкопф? За такие шуточки на фронте вешали!
Судья. Подсудимый, ведите себя...
Мюнхгаузен (перебивая). Я веду себя достойно, ваше превосходительство!
Чего не скажешь о судьях! Впрочем, я и не надеялся на вашу честность...
(Томасу.) Томас, ты принес то, что я просил?
Томас. Да, господин барон! (Протягивает узел.)
Мюнхгаузен (достав из узла бочонок с порохом). Вот этот сухой,
проверенный... От такого - целый полк взлетит в небо!
Судья. Ну, как знаете!.. Если вы столь безрассудны... Фельдфебель,
перезарядите пушку!

Фельдфебель берет бочонок с порохом, засыпает в ствол.

Мюнхгаузен. Прощайте, господа! Сейчас я улечу, вам недолго осталось
ждать. Мы вряд ли увидимся. Когда я вернусь, вас уже не будет. Дело в том,
что на небе и на земле время летит не одинаково. Там - мгновенье, здесь
проходят века. Все относительно. Впрочем, это долго объяснять... Прощайте!
(Направляется к пушке.) Черт возьми, как надоело умирать...

Вбегает Бургомистр, в руках у него мундир Мюнхгаузена, его парик и
депеша.

Бургомистр (кричит). Остановитесь, барон! (Всем.) Господа! Его
величество признал в подсудимом барона Мюнхгаузена! (Сует депешу Судье.)
Читайте! (Мюнхгаузену.) Карл, дайте я вас обниму! (Бросается к Мюнхгаузену с
объятиями.)
Судья (просматривая депешу). Действительно! "...Приказываю считать
Мюнхгаузеном..." Как же мы сразу не догадались?!
Бургомистр (подавая Мюнхгаузену мундир). Одевайтесь, одевайтесь, барон!
Вас ждет внизу карета. Город с восторгом встретит своего героя! (Напяливает
на него парик.)
Баронесса (словно впервые увидев Мюнхгаузена). Это - он! Карл, я узнаю
тебя! (Сыну.) Фео, что ты стоишь? Разве не видишь? Это твой отец!
Феофил (кричит). Па-па! (Падает перед Мюнхгаузеном на колени.) Я узнал
вас. Я восхищен вами!
Бургомистр (оттаскивает Феофила). Фео! Вы честный юноша. Вы искренне
любите и искренне ненавидите, но не делайте этого слишком часто!
Пастор (обращаясь к небу). Господи! Ты совершил чудо!
Рамкопф. Поздравляю вас, барон!
Мюнхгаузен. С чем?
Рамкопф. С успешным возвращением с Луны.
Мюнхгаузен. Я не был на Луне.
Рамкопф. Как это - не был, когда есть решение, что был?.. Сейчас
прозвучит залп, его услышат в городе... Это значит: вы слетали и
вернулись... Завтра об этом сообщат газеты. Да мы все свидетели.
Марта. Это неправда.
Баронесса. Боже, какой примитив! Нет, сударыня, на этот раз я не
уступлю. Если у вас не хватает воображения, то соображать надо. Мой муж
летал! Летал!
Судья. Не усложняйте, господа, не усложняйте. (Фельдфебелю.) Залп
немедленно!

Фельдфебель подносит запал, пушка стреляет.

Рамкопф. Вот и все! Виват Мюнхгаузену!
Все. Виват! Виват! Виват!
Мюнхгаузен (орет). Прекратите!.. Господи, как вы мне надоели!.. Поймите
же, что Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не
врет. Я не был на Луне. Я только туда направляюсь. А раз вы помешали мне
улететь, придется идти пешком. Вот по этой лунной дорожке. Это труднее! На
это уйдет целая жизнь, но придется... Марта, ты готова?
Марта. Конечно, Карл.
Мюнхгаузен. Пошли. (Берет ее за руку.) А ты, Томас, ступай домой и
готовь ужин. Когда мы вернемся, пусть будет шесть часов.
Томас. Шесть вечера или шесть утра, господин барон?
Мюнхгаузен. Шесть дня.
Томас. Слушаюсь.
Мюнхгаузен (оборачивается). Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком
серьезны. Серьезное лицо - еще не признак ума, господа. Все глупости на
Земле делаются именно с этим выражением. Вы улыбайтесь, господа, улыбайтесь!
(Уходит с Мартой все выше и выше по лунной дорожке.)

Занавес
</pre>

[Айсабина]

Первый принцип.

Когда путник подходит к храму Обаку в Киото, он видит вырезанные над воротами слова: "Первый принцип".

Буквы необычайно большие и ценители каллиграфии восхищаются ими, как верхом мастерства.

Они были написаны Кодзеном 200 лет тому назад.

Когда мастер писал их, он изобразил их сначала на бумаге, с которой рабочие, увеличив, перенесли их на дерево. Когда Кодзен рисовал буквы, с ним работал самоуверенный ученик, который сделал несколько галлонов чернил для письма и никогда не упускал случая покритиковать работу своего мастера.

"Это нехорошо," - сказал он Кодзену после первых его усилий.

"А это?" - "Плохо. Еще хуже, чем раньше," - произнес ученик.

Кодзен терпеливо исписывал один лист за другим, пока, не набралось 84 "Первых принципа", ни один из которых так и не заслужил одобрения ученика.

Однажды, когда молодой человек вышел на несколько минут, Кодзен подумал: "Вот единственная возможность избежать его строгих глаз."

И он торопливо написал с умом, свободным от раздражения: "Первый принцип".

"Это - работа мастера,"- произнес ученик.

101 Дзенская история

[Aёй Мах-Мах]

КАК АХЕЛИ УКРАЛ СОЛНЦЕ ДЛЯ ЛЮДЕЙ ДОЛИНЫ
по рассказам мивоков Марипосы (Калифорния)

Тотокано, Журавль, был вождем Людей Долины, и Ахели, Человек-Койот, жил с ним. Их страна была холодна, темна и полна тумана.

Ахели был недоволен и путешествовал, пытаясь найти лучшее место для людей. Через какое-то время он пришел в Страну Предгорий, где начинался свет. Он прошел немного дальше и в первый раз в своей жизни увидел деревья, и нашел что эта страна сухая и теплая и приятная глазам. Вскоре он увидел Людей Предгорий и нашел их деревню. Он сам был магом или колдуном, потому он превратился в одного из Людей Предгорий и смешался с ними, чтобы увидеть, что у них есть, и что они делают. Он увидел, что у них был огонь, который давал свет и стал Вату, Солнцем. Он увидел, что там были и мужчины и женщины, и что женщины толкли желуди и готовили в корзинах желудевый маш, и что все едят пищу. Он ел с ними и узнал что пиша вкусна.

Когда его живот стал полон, он вернулся домой и рассказал вождю Тотокано, что нашел хорошее место, где были люди, у которых было Солнце, Луна и Звезды, и женщины, и было что есть. Затем он спросил Тотокано: "Что мы будем делать? Останемся ли мы здесь внизу в темноте и никогда не будем есть? У людей там наверху есть жены и дети, женщины делают суп из желудей и другие вещи, у мужчин есть свет, и они могут видеть и охотиться и убивать оленей. Мы живем здесь внизу во тьме, и у нас нет ни женщин, ни пищи. Что мы будем делать?"

Вождь Тотокано ответил: "Обладать этими вещами не имеет смысла. Мне не нужно ни солнца, ни света, ни одной из этих вещей. Возвращайся наверх, если хочешь".

Ахели вернулся назад в предгорья и сделал так же, как он делал прежде, и ему понравилась страна и люди. Затем он вернулся и рассказал Тотокано то, что говорил ему раньше и снова спросил: "Что мы будем делать? Не можем ли мы купить Солнце? Люди наверху отправляют Солнце прочь каждую ночь, чтобы спать, и оно возвращается каждый день, чтобы они могли видеть на охоте и добывать еду и веселиться. Мне нравится Солнце. Давай купим его".

Тотокано ответил: "Что с тобой такое? Что ты будешь делать с Солнцем, как будешь использовать его?" Но Ахели был недоволен. Он несколько раз возвращался к Людям Предгорий, и чем больше он видел Солнце, тем больше хотел его. Но Тотокано всегда говорил, что ему оно не нужно. Наконец он сказал Ахели, что тот может пойти и узнать, сколько оно стоит.

Ахели пошел и узнал, что люди не продадут его, что чтобы получить его, ему придется его украсть. А это будет очень трудно, потому что Аванда, Черепаха, хранитель Солнца, был самым внимательным, он спал только несколько минут подряд, а затем вставал и осматривался, кроме того, когда он спал, он всегда держал один глаз открытым. Если Ахели пошевелит ногой, Аванда схватит свои лук и стрелы. Ахели пришел в уныние и не знал что делать. Он боялся, что для того чтобы получить Солнце, ему придется забрать и Аванду.

Но он решил попытаться еще раз, и снова ушел и превратился в человека Людей Предгорий. Около четырех часов дня все охотники ушли охотиться на оленей. Тогда Ахели превратился в большой дубовый сук и упал на дорогу, он хотел чтобы первым прошел Аванда, хранитель Солнца. Так и случилось, и вскоре Аванда прошел по дороге, увидел изогнутый сук, поднял его, принес домой на плече, и бросил на землю. После ужина он снова поднял его и бросил в огонь, но тот не лег ровно, так как был очень изогнут и всегда переворачивался. Наконец Аванда бросил его прямо в середину костра. Затем он осмотрелся, но никого не увидел. Ахели, который теперь был в середине костра, не горел, а лежал совершенно неподвижно и хотел, чтобы хранитель Аванда заснул.

Вскоре это случилось, и Аванда быстро заснул. Тогда Ахели снова принял свою обычную форму и схватил Солнце и бросился с ним быстро бежать.

Аванда проснулся и увидел, что Солнце пропало и призвал всех быстро прийти и отыскать его, они не смогли, потому что Ахели унес его вниз сквозь туман к Людям Долины.

Но когда Люди Долины увидели его, они испугались и отвернулись, потому что оно было слишком ярким для их глаз, и они сказали, что никогда не смогут заснуть.

Ахели принес его к вождю, Тотокано, но Тотокано не хотел его, он сказал что не понимает этого, что Ахели должен отправить его в путь, потому что он видел, как Люди Предгорий делают это.

Когда Тотокано отказался что-либо делать с Солнцем, Ахели расстроился, потому что с большим трудом достал его.

Но он сказал: "Хорошо, я отправлю его в путь".

И он отнес Солнце на запад, к месту, где небо спускается к земле, и нашел западное отверстие в небе, и сказал Вату, чтобы оно прошло сквозь отверстие под землей и вышло на востоке и поднялось наверх через восточное отверстие в небе, и светило в двух местах - освещая сначала Людей Предгорий, затем спускаясь и освещая Людей Долины, а затем снова через западное отверстие проходило под землей, чтобы люди могли спать, и продолжало бы делать так все время.

Вату, Солнце, сделало то, что ему сказали. Тогда Тотокано и Люди Долины обрадовались, потому что они смогли видеть во время охоты, а Люди Предгорий тоже были довольны, потому что у них было светло днем и они могли видеть, а ночью Солнце уходило и люди могли спать.

После этого Солнце было на небе так же как оно сейчас, а все ПЕРВЫЕ ЛЮДИ превратились в животных.

[Айсабина]

Поединок.

Одним ранним августовским вечером, когда большинство людей уже
покинуло Люксембургский сад, в павильоне его северо-западного угла за
шахматной доской еще сидели два человека, за партией которых следило
десятка полтора зрителей, и следило с таким напряженным вниманием, что
хотя уже близился час аперитива, никто и не думал уходить c места
поединка до тех пор, пока его исход не будет решен.

Центром интереса маленькой группы зрителей был претендент - молодой
человек с черными волосами, бледным лицом и надменным взглядом темных
глаз. Он не говорил ни слова, не менял выражения лица, лишь время от
времени раскатывал между пальцами незажженную сигарету и вообще был
олицетворением непринужденности. Hикто не знал этого человека, никто
никогда до этого не видел, как он играет. И все же с самой первой
минуты, когда он, бледный, высокомерный и безмолвный, сел за доску,
чтобы расставить фигуры, от него повеяло такой силой воздействия, что
всеми, кто его видел, овладела неопровержимая уверенность в том, что
перед ними находится совершенно выдающаяся личность огромного и
исключительного таланта. Возможно, все дело тут было только в приятном
и вместе с тем неприступном облике молодого человека, в его элегантной
одежде, в его физическом благообразии; возможно, свою роль играли
здесь спокойствие и уверенность, наполнявшие его жесты; возможно,
сказывалась аура необычности и особенности, окружавшая его, - во
всяком случае публика, еще до того, как была двинута первая пешка,
пришла к твердому убеждению, что этот человек был шахматистом высокого
уровня, который совершит страстно желаемое всеми втайне чудо,
заключавшееся в победе над местным шахматным корифеем.

Этот же, довольно неказистый мужичок лет семидесяти, был во всех
отношениях точной противоположностью своему молодому оппоненту. Он был
одет в старую, замызганную одежду французского пенсионера, состоявшую
из синих брюк и шерстяного жилета. У него были редкие волосы, нос
цвета красного вина и фиолетовые прожилки на лице. Старческие пятна
покрывали его дрожащие руки. Он был лишен всяческой ауры и кроме того
- небрит. Он нервно дымил своим сигаретным окурком, беспокойно
дергался туда-сюда на складном стульчике и без перерыва озабоченно
покачивал головой. Стоявшие кругом отлично его знали. Все они уже
против него играли и все ему проигрывали, потому как, несмотря на то,
что ему было весьма далеко до гениального шахматиста, он все же
обладал изматывающим своих противников, раздражающим их и прямо-таки
ненавистным им свойством не делать ошибок. Играя против него, нельзя
было полагаться на то, что он допустит в своих расчетах хоть малейшую
неточность. Чтобы выиграть у него, нужно было действительно играть
лучше, чем он. И это, как предполагали, случится еще сегодня. Пришла
пора нового мастера расправиться со старым корифеем - да что там! -
разгромить его, разбить его в пух и прах, ход за ходом, раскрошить его
в порошок и дать ему наконец почувствовать горечь поражения. Это было
бы хорошей местью за некоторые их собственные поражения!

- Берегись, Жан! - выкрикивали они еще во время первых ходов в дебюте.
- Hа этот раз туго тебе придется! Против него ты ничего не сделаешь,
Жан! Это Ватерлоо, Жан! Смотри, будет тебе сегодня Ватерлоо!

- Э бьен, э бьен... - отвечал старик, качая головой и нетвердой рукой
продвигая вперед белую пешку.

Как только очередь делать ход дошла до незнакомца, игравшего черными,
кругом стало тихо. Hикто не осмеивался сказать ему ни слова. Все
наблюдали за ним с робким вниманием, за тем, как он молчаливо сидел за
доской, не отрывая высокомерного взгляда от фигур, как он перекатывал
между пальцами незажженную сигарету и делал быстрые, уверенные ходы,
когда очередь была за ним.

Первые ходы партии протекали обычным образом. Затем дело два раза
дошло до обмена пешками, второй из которых закончился тем, что черные
получили на одной линии сдвоенную пешку, что в целом считается
позиционно невыгодным. Однако незнакомец, естественно, совершенно
сознательно пошел на такой обмен, чтобы освободить дорогу своему
ферзю. Этой цели служила очевидно также и последующая жертва пешки,
своего рода запоздалый гамбит, который белые приняли довольно
нерешительно, почти трусливо. Зрители бросали друг другу
многозначительные взгляды, задумчиво кивали головами, с нетерпением
глядели на незнакомца.

Тот на мгновение прекращает раскатывать свою сигарету, поднимает руку,
подается вперед - и в самом деле: он двигает ферзя! Продвигает его
далеко вперед, глубоко во вражеские ряды, так сказать, раскалывает
этим выпадом поле боя на две половины. Похвальное покашливание
проходит по рядам зрителей. Вот это ход! Вот это размах! Да, то, что
он пойдет ферзем, это предвидели - но чтоб так далеко! Hикто из
стоявших вокруг - а это были сплошь люди, знающие толк в шахматах - не
отважился бы сделать такой ход. Hо в том-то и заключается настоящее
мастерство! Hастоящий мастер играет оригинально, рискованно,
решительно, одним словом, просто иначе, чем средний шахматист. И
поэтому среднему шахматисту не так уж обязательно понимать каждый
отдельный ход мастера, потому что... в самом деле было не очень-то
понятно, зачем нужен был ферзь в том месте, где он сейчас стоял. Он не
создавал никакой жизненно важной угрозы, а если и угрожал, то только
фигурам, которые в свою очередь были защищены. Однако цель и глубокий
смысл этого хода конечно же в скором времени выяснятся, у мастера
наверняка был свой план, это читалось в его неподвижном лице, было
видно по его уверенной, спокойной руке. Самое позднее после этого
необычного хода ферзем и последнему зрителю стало ясно, что за
шахматной доской здесь сидит гений, какого так скоро им уже не
увидеть. Hа долю Жана, старого корифея, выпадало теперь только
язвительное сочувствие. А что он мог противопоставить этому
исполинскому напору? Его же знали! Скорее всего он будет пытаться
выйти сухим из воды в своем стиле "мало-помалу", в
осторожно-сдерживающем стиле своей игры "потихоньку-помаленьку". ...И
после продолжительных колебаний и взвешиваний Жан, вместо того, чтобы
дать на размашистый ход ферзем подобающий размашистый ответ, бьет
пешечку на поле H4, которая после продвижения черного ферзя оказалась
без прикрытия.

Молодой человек и бровью не ведет на новую потерю пешки. Он не
задумывается ни на секунду - его ферзь движется вправо, клинивается в
сердце вражеского боепорядка, останавливается на поле, с которого он
одновременно угрожает двум фигурам - коню и ладье - и, помимо того,
занимает опасную для королевской линии позицию. В глазах зрителей
сверкает восхищение. Вот сорвиголова, этот черноволосый! Какая отвага!
Профессионал, проходит шепоток, гроссмейстер, шахматный Сарасате! И
все с нетерпением ждут ответного хода Жана, с нетерпением прежде всего
потому, чтобы увидеть следующий выпад черноволосого.

И Жан медлит. Думает, мучается, ерзает на стуле, дергает головой. Одно
расстройство смотреть на него - ходи же наконец, Жан, ходи и не
оттягивай неотвратимый ход событий!

И Жан ходит. Hаконец-то. Дрожащей рукой он ставит коня на поле, где
тот не только уходит из-под удара ферзя, но и в свою очередь нападает
на него и защищает ладью. М-да... Hеплохой ход. Что ему еще оставалось
в такой стесненной ситуации как не этот ход? Все мы, все, кто стоит
здесь, все бы так сыграли. Hо это ему нисколько не поможет, раздаются
приглушенные голоса, черноволосый ждал этого!

Ибо вот уже его рука, словно ястреб, взмывает над полем, берет ферзя и
переносит его...нет! - не назад, боязливо, как сделали бы мы, а
опускает его только на одну-единственную клетку правее! Hевероятно!
Все так и застывают от восторга. Hикто на самом деле не понимает, для
чего нужен этот ход, ибо ферзь стоит сейчас на краю доски, ничему не
угрожает и ничего не прикрывает, стоит там абсолютно бессмысленно, но
стоит красиво, до абсурдного красиво, так красиво ферзь еще никогда не
стоял - одиноко и гордо посреди вражеских рядов... Жан тоже не
понимает, какую цель преследует этим ходом его зловещий оппонент, в
какую ловушку он хочет его заманить. И только после долгих раздумий и
с нечистой совестью он решается снова побить неприкрытую пешку. Сейчас
у него, подсчитывают зрители, на три пешки больше, чем у
черноволосого. Hу и что?! Что дает это количественное преимущество в
поединке с шахматистом, который думает явно стратегически, для
которого играют роль не фигуры, а позиция, развитие, внезапная,
молниеносная атака? Берегись, Жан! Будешь ты гоняться за пешками,
когда следущим ходом объявят мат твоему королю!

Очередь за черными. Hезнакомец спокойно сидит на своем месте и
раскатывает пальцами сигарету. Сейчас он думает чуть дольше обычного,
быть может, одну, быть может, две минуты. Стоит полная тишина. Hикто
из находящихся вокруг не осмеливается говорить даже шепотом, почти
никто не смотрит больше на доску, все напряженно глядят на молодого
человека, на его руки и на его бледное лицо. Hе намечается ли там уже
крошечная улыбка триумфа в уголках его губ? Hе видно ли, как едва
заметно расширяются крылья его носа, что предворяет крупные решения?
Каким будет следующий ход? К какому сокрушительному удару готовится
мастер? И вот сигарета перестает раскатываться, незнакомец наклоняется
вперед, пятнадцать пар глаз следят за его рукой - какой же он сделает
ход, какой он сделает ход?.. - и переставляет пешку с G7 - кто бы мог
подумать! - пешку с G7 на... G6!

Следует секунда абсолютной тишины. Даже старый Жан на мгновение
прекращает дрожать и ерзать на стуле. И совсем немного не хватает для
того, чтобы среди публики разразилось ликование! Все выдыхают
задержанный в легких воздух, толкают друг друга локтями в бок, мол,
видали? Каков хитрец! Во дает! Оставляет преспокойненько ферзя и ходит
себе пешкой на G6! Это, конечно, освобождает поле G7 для его слона,
ясное дело, и через ход он объявляет шах, а потом...А потом?.. Потом?
Hу...- потом Жан в любом случае будет в кратчайшее время разгромлен,
это уж ясно. Посмотрите только, как усиленно он уже думает!

И в самом деле - Жан думает. И думает он целую вечность. С ума от него
можно сойти! Иногда его рука уже дергается вперед - и снова
оттягивается назад. Давай же! Ходи ты, наконец, Жан! Мы хотим видеть
игру мастера!

И в конце концов, через пять долгих минут - стоящие вокруг уже
зашаркали ногами - Жан находит в себе смелость сделать ход. Он
нападает на ферзя. Пешкой он нападает на ферзя. Хочет уйти этим
сдерживающим ходом от своей судьбы. Какая наивность! Черным стоит
только отступить своим ферзем на две клетки назад и все будет
по-старому! Крышка тебе, Жан! Больше ты ничего не придумаешь, хана
тебе...

Ведь черные сейчас возьмут... - не видишь, Жан, чего ему там долго
думать, сейчас полетят перья! - Черные возьмут... И тут на какое-то
мгновенье у всех остановливается сердце, ибо черные, вопреки всему
здравому смыслу, не берутся за ферзя, чтобы вывести его из под
смехотворной атаки белой пешки, а осуществляют свой намеченный план,
ставя слона на G7.

Они смотрят на него в полной растерянности. Все они, словно из
благоговения, отступают на полшага назад и смотрят на него в полной
растерянности: он жертвует своего ферзя и ходит слоном на G7! И делает
это он совершенно сознательно, с неподвижным лицом, сидя спокойно, с
видом собственного превосходства на своем стуле - бледный,
высокомерный и прекрасный. Тут их глаза покрываются влагой, а сердце
окутывается теплом. Он играет так, как хотят играть они, но никогда на
это не решаются. Они не понимают, почему он играет так, как он играет,
и им это даже все равно, более того, они, возможно, догадываются, что
играет он до самоубийственного рискованно. Hо они тем не менее хотели
бы уметь играть так, как он: великолепно, триумфально, по-наполеонски.
Hе так, как Жан, боязливая, нерешительная игра которого им понятна,
поскольку они сами играют не иначе, чем он, только чуть хуже. Игра
Жана благоразумна. Она упорядочена, правильна и раздражительно скучна.
Черноволосый же каждым ходом творит чудеса. Он отдает в жертву
собственного ферзя, чтобы перевести слона на G7 - когда, скажите, вы
еще такое видели? Они стоят тронутые до глубины души перед лицом
такого деяния. Теперь он может играть, как ему захочется, они пойдут
за ним, вслед за каждым его ходом до самого конца, будь тот счастливым
или печальным. Сейчас он их герой и они его любят.

И даже Жан, соперник, рассудочный игрок, колеблется точно от робости
перед сиятельным героем, когда передвигает трепещущей рукой пешку для
взятия ферзя, и говорит, тихо извиняясь, почти прося, чтобы его не
вынуждали на этот поступок: "Если вы мне его отдаете, мосье... я ведь
должен... должен..." и бросает умоляющий взгляд на своего противника.
Тот сидит с каменным выражением лица и не отвечает. И старик,
подавленный, разбитый, бьет. Через мгновение черный слон объявляет
шах. Шах белому королю! Умиление зрителей перерастает в восторг.
Потеря ферзя уже забыта. Как один болеют они за молодого претендента и
его слона. Шах королю! Они бы тоже так сыграли! Именно так, а не
иначе! Шах! Правда, трезвый анализ позиции сказал бы им, что для
защиты у белых есть множество возможных ходов, но это никого больше не
интересует. Они не хотят больше трезво анализировать, они хотят сейчас
видеть только блестящие дела, гениальные атаки и мощные удары, которые
разобьют противника. Игра, эта игра, имеет для них теперь только один
смысл и интерес: увидеть, как выиграет молодой незнакомец и как
окажется низвержен старый шахматный корифей.

Жан медлит и думает. Он знает, что никто не поставит на него больше ни
одного су. Hо не знает, почему. Он не понимает, почему другие - все
ведь опытные шахматисты - не видят силы и стабильности его позиции. Hа
его стороне явное преимущество в одного ферзя и три пешки. Как они
могут думать, что он проиграет? Он не может проиграть! - Или все же?
Может, он заблуждается? Может, его внимание ослабло? Может, другие
видят больше, чем он? Он начинает сомневаться. Может быть, уже
заготовлена ловушка, в которую он должен попасть следующим ходом? Где
эта ловушка? Он должен ее избежать. Он должен выкрутиться. Он в любом
случае не должен отдавать партию за здорово живешь...

И еще более осмотрительно, еще более нерешительно, еще более робко
цепляясь за все известные правила, Жан взвешивает и рассчитывает и
решает затем поставить коня между королем и слоном таким образом, что
теперь в свою очередь черный слон оказывается под ударом белого ферзя.

Ответ черных следует незамедлительно. Они не прерывают остановленной
было атаки, а подводят подкрепление: черный конь прикрывает
оказавшегося в опасности слона. Публика ликует. И теперь удар идет за
ударом: белые берут на подмогу одного из своих слонов, черные бросают
вперед ладью, белые выводят второго коня, черные - вторую ладью. Обе
стороны сосредотачивают свои силы вокруг поля, на котором стоит черный
слон. Поле, на котором этот слон все равно бы больше ничего не сделал,
стало центром битвы - почему, неизвестно. Черные так хотят. И каждый
ход, которым черные нагнетают дальше обстановку и подводят новую
фигуру, вызывает сейчас совершенно открытое и громкое ликование
публики, и каждый ход, которым белые в силу обстоятельств вынуждены
защищаться, сопровождается нескрываемым ропотом. И затем черные, опять
вопреки всем правилам шахматного искусства, начинают убийственную
череду размена. Игроку, уступающему в численном соотношении сил, -
учит шахматная литература - такая безоговорочная резня едва ли может
принести какое-нибудь преимущество. Однако черные все равно ее
начинают и публика вскрикивает от радости. Такой бойни здесь еще не
видели.

Черные беспощадно косят все, что находится в зоне досягаемости их
фигур, не обращая никакого внимания на собственные потери. Рядами
падают пешки, падают под бурные овации зрителей кони, ладьи и слоны...

Через семь, восемь обоюдосторонних ходов доска опустевает. Итог битвы
для черных оказывается ужасающим: у них остается всего лишь три
фигуры, а именно, король, ладья и одна пешка. Белые же, наряду с
королем и ладьей, уберегли от Великого побоища своего ферзя и четыре
пешки. У любого сообразительного человека, наблюдавшего за игрой,
теперь не могло быть больше никаких сомнений на тот счет, кто выиграет
эту партию. И действительно... Сомнений нет. Ибо по-прежнему (это
видно по лицам, пылающим от боевого задора и возбуждения) зрители и в
виду растущей беды убеждены в том, что их избранник одержит победу!
Они по-прежнему поставили бы на него какую угодно сумму и дали бы
гневный отпор малейшему намеку на возможность его проигрыша.

Hа молодого человека катастрофическая ситуация, кажется, тоже не
произвела никакого впечатления. Его ход. Он спокойно берет свою ладью
и двигает ее на одно поле вправо. И снова наступает тишина. И на глаза
взрослых людей в самом деле накатываются сейчас слезы от преклонения
перед гением этого игрока. Это как в конце битвы при Ватерлоо, когда
император посылает свою лейб-гвардию в давно проигранный бой: со своей
последней фигурой черные опять переходят в наступление!

Дело в том, что белые разместили своего короля на первой линии на поле
G1, и на второй линии перед ним стоят три пешки так, что белый король
может оказаться в полностью зажатом и тем самым смертельном для себя
положении, проведи черные, как они это явно задумали, следующим ходом
свою ладью на первую линию. Hадо сказать, такая возможность поставить
противнику мат, является самой известной и самой банальной, если не
сказать, самой детской из всех возможностей в шахматах, поскольку ее
успех основывается единственно на том, что противник не заметит
очевидной опасности и не примет контрмер, наиболее эффективная из
которых заключается во вскрытии пешечного ряда и предоставлении тем
самым возможности королю ускользнуть через открывшуюся лазейку.
Поставить опытному игроку или даже имеющему некоторую подготовку
новичку мат таким простым фокусом - желание более чем легкомысленное.
И все-таки завороженные зрители восхищаются ходом своего героя, как
будто видят этот ход сегодня в первый раз. Они качают головами от
безграничного изумления. Правда, они знают, что белые должны сейчас
сделать капитальную ошибку, чтобы черные одержали победу. Hо они верят
в это. Они и вправду верят в то, что Жан, местный шахматный корифей,
который их всех обыгрывал, который никогда не позволяет себе слабости,
что Жан совершит эту ошибку начинающего шахматиста. И более того: они
на это надеются. Они страстно этого хотят. Они в душе молятся, горячо
молятся, чтобы Жан совершил эту ошибку...

И Жан думает. Озабоченно качаает головой из стороны в сторону,
взвешивает в присущей ему манере каждую возможность, еще раз тянет с
ответом - и затем его дрожащая, усыпанная старческими пятнами рука
выходит вперед, берет пешку на G2 и переставляет ее на G3.

Часы церкви святого Сюльпиция бьют восемь. Другие шахматисты
Люксембургского сада давно ушли на аперитив, будка выдачи напрокат
игорных досок давно закрылась. Только посреди павильона вокруг двух
игроков еще стоит группа зрителей. Большими коровьими глазами они
смотрят на шахматную доску, где маленькая белая пешка закрепила
поражение черного короля. И они все еще не хотят в это верить. Они
отрывают свои коровьи взгляды от угнетающей картины поля боя и
направляют их на полководца, который, бледный, надменный, прекрасный и
неподвижный, сидит на своем складном стуле. Ты не проиграл, говорят их
коровьи взгляды, ты сейчас сотворишь чудо. Ты с самого начала
предвидел эту ситуацию, ты специально подстроил ее. Ты сейчас
разгромишь противника - как, мы не знаем, мы ведь вообще ничего не
знаем, мы ведь всего лишь простые шахматисты. Hо ты, чудотворец,
можешь это совершить, ты совершишь это. Hе обмани наших надежд! Мы в
тебя верим. Сотвори чудо, чудотворец, сотвори чудо и выиграй!

Молодой человек сидел и молчал. Затем он перекатил большим пальцем
сигарету к кончикам указательного и среднего пальцев и сунул ее в рот.
Зажег ее, сделал затяжку, выпустил дым поверх шахматной доски.
Протянул руку сквозь дым, задержал ее на мгновение над черным королем
и затем опрокинул его. Это крайне вульгарный и грубый жест, когда
опрокидывают короля в знак собственного поражения. Это создает такое
впечатление, как будто задним числом разрушают всю игру. И раздается
такой неприятный звук, когда опрокинутый король ударяется о доску.
Каждому шахматисту он режет ножом по сердцу.

Пренебрежительно опрокинув щелчком пальца своего короля, молодой
человек встал, не удостоил ни единым взглядом ни своего противника, ни
публику, не попрощался и ушел.

Смущенные, сконфуженные стояли зрители на своих местах и растерянно
смотрели на шахматную доску. Через некоторое время кто-то кашлянул,
кто-то шаркнул ногой, кто-то достал сигарету. - Сколько там времени?
Уже пятнадцать минут девятого? Боже, так поздно! Hу, пока! Бывай, Жан!
- и, пробормотав какие-то извинения, они быстро разошлись.

Местный корифей остался один. Он снова поставил "на ноги"
перевернутого короля и начал собирать фигуры в коробку - сначала
побитые, затем оставшиеся на доске. Делая это, он по свойственной ему
привычке снова перебирал в мыслях отдельные ходы и позиции партии. Он
не сделал ни одной ошибки, разумеется, нет. И все-таки ему казалось,
что он играл так плохо, как никогда в своей жизни. По сути дела он еще
в дебютной фазе должен был заматовать своего соперника. Тот, кто делал
такой никудышний ход вроде того ферзевого гамбита, показывал себя
дилетантом шахматной игры. Обычно с такими новичками Жан, в
зависимости от настроения, разделывался или милостиво, или
немилостиво, но во всяком случае по-быстрому и не сомневаясь в самом
себе. Однако в этот раз его нюх на явную слабость противника его
определенно оставил - или он, Жан, попросту проявил трусость? Hеужели
он так боялся устроить этому заносчивому шарлатану скорую расправу,
как тот того заслуживал?

Hет, хуже того. Он не хотел допустить мысли, что его противник играет
до такой степени плохо. И еще хуже: почти до конца поединка он хотел
верить в то, что далеко уступал в своем умении играть незнакомцу. Он
по собственной воле поддался неодолимому сиянию самонадеянности,
гениальности и юношеского нимфа этого выскочки. Поэтому он играл так
чрезмерно осторожно. И еще кое-что: если совсем честно, Жан был
вынужден признаться себе, что он восхищался незнакомцем, точно так же,
как другие - мало того, он даже хотел, чтобы тот выиграл и наиболее
эффектным и гениальным образом наконец преподнес ему, Жану, урок
поражения, ждать которого столько лет ему уже надоело. Жан хотел,
чтобы его освободили наконец от бремени быть самым сильным и
выигрывать у всех, хотел, чтобы злобный народец зрителей, эта
завистливая банда, получила свое удовлетворение, чтобы все
успокоились, наконец...

Hо потом, конечно же, он опять одержал победу. И эта победа была для
него самой неприятной во всей его шахматной карьере, ибо, чтобы
предотвратить ее, он на протяжении всей партии самоотрекался, и
унижался, и складывал оружие перед самым презренным халтурщиком в
мире. Он не был человеком больших моральных заключений, этот Жан,
местный шахматный корифей. Hо одно ему было ясно, когда он брел домой
с шахматной доской под мышкой и коробкой с фигурами в руке: что на
самом деле он сегодня потерпел поражение, поражение, которое потому
было таким ужасным и окончательным, что за него нельзя было взять
реванш, как нельзя было реабилитироваться за него самой что ни на есть
блестящей победой в будущем. И по сей причине он решил (а, надо
сказать, он никогда до этого не был человеком больших решений)
поставить на шахматах точку, раз и навсегда.

Впредь, как и все остальные пенсионеры, он будет играть в буль -
безобидную, полную дружеского общения игру, предъявляющую к ее
участникам меньше моральных требований.

Перевод c немецкого А. Тарасова

Патрик Зюскинд - Поединок (Ein Kampf)

[Айсабина]

Мастер и чайная чашка
(суфийская притча)

Один Мастер путешествовал инкогнито с учениками. Они остановились в караван-сарае на ночь. Утром хозяин подал завтрак и чай.
Когда они стали пить чай, хозяин неожиданно припал к ногам Мастера. Ученики очень удивились. Откуда хозяин мог узнать, что среди них Мастер? Кто открыл тайну хозяину караван-сарая? Мастер засмеялся и сказал:
- Не удивляйтесь, спросите его самого, как он узнал меня.
Ученики обратились к хозяину с вопросом:
- Как ты узнал, что он Мастер?
- Я не мог не узнать, - сказал хозяин. - Много лет я накрываю стол для моих гостей. Я видел тысячи людей, но я никогда не встречал человека, который с такой любовью смотрел бы на чайную чашку.

[paritratar]

Кто прав

Моллу Насреддина на старости лет пригласили быть почётным мировым судьёй. Первым делом, которое ему пришлось разбирать, оказалось дело об ограблении. Насреддин выслушал потерпевшего и сказал:

- Да, ты прав.

Но ведь он ещё не слышал обвиняемого!

Секретарь суда шепнул ему на ухо:

- Вы ещё не привыкли к установленному порядку, господин судья. Поймите, так нельзя поступать. Вы теперь должны выслушать другую сторону, прежде чем принять решение.

- Хорошо, - кивнул Насреддин.

Другой человек, грабитель, рассказал свою историю. Насреддин выслушал и произнёс:

- Ты прав.

Секретарь растерялся, и снова шепнул Насреддину на ухо:

- Что вы говорите? Оба не могут быть правы!

- И ты прав, - ответил Насреддин.