Поэзия Зинаиды Миркиной

[Друд]

В гущине лесов сосновых,
Среди солнечного дня
Тихо так, что Божье слово
Вдруг доходит до меня.

Лабиринт земной распутан,
И вопросов больше нет.
Я для этой вот минуты
Родилась на белый свет.

[Друд]

А сосны—это провода
Между душой и Богом,
Дорога в вечность, в никуда
Ведущая дорога.

Путей протянутых не счесть.
Достало б только сил
Дойти до каждого, кто есть,
Кто будет и кто был.

[Друд]

О, Господи, меня ведь нет.
Расплылись все черты.
Все было суетой сует,
Остался только Ты.

Остались на исходе дня
Вод чистых зеркала.
О, Господи, прости меня
За то, что я была...

За то, что тратила запас
Вселенской тишины.
Прости мне, Боже, каждый час,
Что мы разделены.

[Друд]

ПОЭТ ЗИНАИДА МИРКИНА


Так сложилось, что лишь на восемьдесят восьмом году жизни Зинаиды Александровны и на сорок первом своей собственной я увидел наконец вот это:

Когда б мы досмотрели до конца
Один лишь миг всей пристальностью взгляда,
То нам другого было бы не надо,
И свет вовек бы не сходил с лица.

Когда б в какой-то уголок земли
Вгляделись мы до сущности небесной,
То мёртвые сумели бы воскреснуть,
А мы б совсем не умирать могли.

И дух собраться до конца готов.
Вот-вот… сейчас… Но нам до откровенья
Не достаёт последнего мгновенья,
И – громоздится череда веков…*


Современность выросла в моих глазах. Прежде я думал, что таким речам место – либо века назад, либо через века. Либо там, где болезни самовыражения ещё не знают, либо там, где от неё уже оправились.


Мне надо стать бумагой белой,
Жить в совершенной тишине.
И ничего самой не делать,
Чтоб Ты мог действовать во мне.

Мне надо быть открытой Дверью
В ту глубь, где всё просквожено
Такою полнотой доверья,
В которой я и Ты – одно.**


Что можно ответить улыбающимся скептически? То, что к художественным гениям Зинаиду Миркину нельзя отнести. Гений – Марина Цветаева. Но как поэт Миркина выше. «Разве не одно и то же поэт и художник?» Нет. Художник – просто тот, кто умеет лучше, ярче других выражать переживаемое им. Поэт – тот, кто одержим повышением качества, достоверности и объективной ценности переживаемого; тот, кто отказывается от глубокого погружения в чувство удовлетворения выраженным, а чувство удовольствия и вовсе обходит стороной. Первый живёт самовыражением, второй – самоотвержением, влекомый жаждой услышать нечто неизмеримо большее, чем он сам; услышать и понять до конца – пропустить беспрепятственно через себя.


Какое счастье быть сквозною,
Какое счастье быть никем!***


Есть удивительно сильные выразители, бесконечно далёкие от понимания того, что и зачем они делают, безнадёжно глухие. Есть имеющие прекрасный голос и слух – и служащие ими совершенно противоположному. Иначе говоря, никакая гениальность не гениальна сама по себе. Она не абсолютна, не причина-цель себя самой, как принято думать. Самодостаточная гениальность – фикция, как и всё, что не приложено к своему Смыслу, всё, что легко и быстро нашло Бога в лице себя самого и остановилось, умерло – дальше Бога нет ничего. Так мёртво теперь искусство: от художника больше не требуют духовных качеств, полагая, что его талант и есть высшее проявление духовности. Каннибал, рождённый с даром художественного слова, имеет шанс быть причисленным к лику творцов…

Мастерство выражения не связано с моралью. В поисках же истоков самой поэзии невозможно не очутиться перед Крестом.


А можно ли писать пером жар-птицы?
Да, есть на свете огненные строфы
И есть неопалимые страницы,
Но автор их прошёл через Голгофу…****


Недоступное выражению Безличное ценится поэтом выше акта выражения, сопряжённого с личностью, ценится само по себе, бескорыстно. Потребность сказать у поэта – не субъективная, а от переполнения добытым в самозабвении смыслом (духом). Такое сказанное – не о жизни, а сама жизнь. Поэт говорит не от знакомого всем желания сказать, его побуждения куда более серьёзны и загадочны: воплотить, озвучить дух (смысл), молчавший доселе, словно несуществующий. Содержание всех мыслей, слов и поступков поэта едино – «Бог есть!» Все желания переплавлены в одно – быть устами Вечного, быть живым доказательством реальности Того, что другим кажется нереальным, мёртвым.


Научи меня смерти великой,
Уводящей в великую жизнь.*****


Лишь тогда, когда стал Выражаемым, можно сказать: «Я». Вот самовыражение, согласное с Природой и совестью. Остальное – обман, левый путь, чёрная магия.

Плохо художнику, когда не пишется – когда нет его, художника. Для того, чтобы было плохо поэту, должна исчезнуть Вечность – должна исчезнуть возможность отдавать свою жизнь за Жизнь Общую.


Ты поэт? А ты б смог замолчать,
Если б это вернуло всем Небо?


Миркина – смогла бы.


____________________________

* Из сборника «Потеря потери».
** Из сборника «Дослушанный звук».
*** Из сборника «Проникновенье света».
**** Из сборника «Дослушанный звук».
***** Из сборника «Мои затишья».

[Друд]

Туман и твердь. В тумане горы.
Друг в друге тонут даль и близь.
И нам пора окончить споры,
Раз твердь и зыбь в одно слились.

Час мирового примиренья.
Свечением пронизан дым.
Окончен спор Творца с твореньем
И каждого с собой самим.

[Друд]

Тишина распространяется не только в
пространстве,
Но и во времени.
Есть мгновения тишины,
Есть часы и есть века.
Горы - это тысячелетья тишины.
И сдвинет гору только тот,
Кто молчал дольше, чем гора.

[Друд]

И снова дождь. А может, это
Протянутые провода
С того неведомого света
На эту землю, к нам, сюда?

Вот почему мы так стихаем,
Теряя счет часов и дней...
Стена раздвинулась глухая,
И смутно видно, что за ней...

И сердце хочет на попятный,
В до-жизнь, к таинственному сну
И начинает путь обратный -
К истоку мира, в тишину...