Любимые стихи

[Пандора]

Еле -еле вспоминаю стихи , подпись Адониса :

"Всегда, и только из людей,
Соткав Сиянье в буднях дней,
Споткнувшись обо все пороги,
Нетленные родятся Боги"

Может кому-то и легко, но я почему-то обо все спотыкаюсь

[Раб Божий Дмитрий]

Сонеты немецкого поэта Андреаса Грифиуса (1616-1664), родившегося в семье лютеранского пастора. Он родился за 2 года до начала "первой" мировой войны в Европе, "Тридцателетней войны", за годы которой было уничножено 3/4 населения Германии.


ВСЕ БРЕННО...
Куда ни кинешь взор - все, все на свете бренно.
Ты нынче ставишь дом? Мне жаль твоих трудов.
Поля раскинутся на месте городов,
Где будут пастухи пасти стада смиренно.
Ах, самый пышный цвет завянет непременно.
Шум жизни сменится молчанием гробов.
И мрамор и металл сметет поток годов.
Счастливых ждет беда... Все так обыкновенно!
Пройдут, что сон пустой, победа, торжество:
Ведь слабый человек не может ничего
Слепой игре времен сам противопоставить.
Мир - это пыль и прах, мир - пепел на ветру.
Все бренно на земле. Я знаю, что умру.
Но как же к вечности примкнуть себя заставить?!



СЛЕЗЫ ОТЕЧЕСТВА, ГОД 1636
Мы все еще в беде, нам горше, чем доселе.
Бесчинства пришлых орд, взъяренная картечь,
Ревущая труба, от крови жирный меч
Похитили наш труд, вконец нас одолели.
В руинах города, соборы опустели.
В горящих деревнях звучит чужая речь.
Как пересилить зло? Как женщин оберечь?
Огонь, чума и смерть... И сердце стынет в теле,
О скорбный край, где кровь потоками течет!
Мы восемнадцать лет ведем сей страшный счет.
Забиты трупами отравленные реки
Но что позор и смерть, что голод и беда,
Пожары, грабежи и недород, когда
Сокровища души разграблены навеки?!



НЕВИННО СТРАДАЮЩЕМУ
Огонь и колесо, смола, щипцы и дыба,
Веревка, петля, крюк, топор и эшафот,
В кипящем олове обуглившийся рот, -
С тем, что ты выдержал, сравниться ни могли бы.
И все ж под тяжестью неимоверной глыбы
Твой гордый дух достиг сияющих высот.
О, сбудется! Молва тебя превознесет
И лавровый венец смягчит твои ушибы!
За дело правое свою ты пролил кровь,
И, павши, ты воспрял, умерши, ожил вновь.
Ни в чем твоя душа святая неповинна!
Но разве наш Господь не так же шел на казнь?
Свершив великое, преодолеть боязнь
Перед распятием - вот долг христианина!



СОНЕТ НАДЕЖДЫ
В дни ранней юности, в дни первого цветенья
Я встретиться с чумой успел лицом к лицу.
Едва начавши жить, я быстро шел к концу,
Исполнен ужаса, отчаянья, смятенья.
Болезни, бедствия, безмерность угнетенья
Порой не выдержать и стойкому бойцу,
А я бессилием был равен мертвецу...
Мне ль было превозмочь судьбы хитросплетенья?
Не видя выхода, я только смерти ждал...
И тут... Бог спас меня. Господь мне сострадал!
С тех пор, обретши жизнь, усвоил я науку:
На грани гибели, в проигранной борьбе -
Невидимо господь печется о тебе
И в нужный миг подаст спасительную руку.

[Лелуш Ламперуж]

Шекспир Уильям. Сонет 34

Блистательный мне был обещан день,
И без плаща я свой покинул дом.
Но облаков меня догнала тень,
Настигла буря с градом и дождем.

Пускай потом, пробившись из-за туч,
Коснулся нежно моего чела,
Избитого дождем, твой кроткий луч, -
Ты исцелить мне раны не могла.

Меня не радует твоя печаль,
Раскаянье твое не веселит.
Сочувствие обидчика едва ль
Залечит язвы жгучие обид.

Но слез твоих, жемчужных слез ручьи,
Как ливень, смыли все грехи твои!


Перевод С. Маршака

[Раб Божий Дмитрий]

Райнер Мария Рильке (1875-1926)

СОЗЕРЦАНИЕ
Перевод Бориса Пастернака

Деревья складками коры
мне говорят об ураганах,
и я их сообщений странных
не в силах слышать средь нежданных
невзгод, в скитаньях постоянных,
один, без друга и сестры.

Сквозь рощу рвется непогода,
сквозь изгороди и дома,
и вновь без возраста природа,
и дни и вещи обихода,
и даль пространств – как стих псалма.

Как мелки с жизнью наши споры,
Как крупно то, что против нас.
Когда б мы поддались напору
стихии, ищущей простора,
мы выросли бы во сто раз.

Все, что мы побеждаем, – малость,
нас унижает наш успех.
Необычайность, небывалость
зовет борцов совсем не тех.

Так ангел Ветхого Завета
нашел соперника под стать,
как арфу он сжимал атлета,
которого любая жила
струною ангелу служила,
чтоб схваткой гимн на нем сыграть.

Кого тот ангел победил,
тот правым, не гордясь собою,
выходит из такого боя
в сознанье и расцвете сил.
Не станет он искать побед.
Он ждет, чтоб высшее начало
его все чаще побеждало,
чтобы расти ему в ответ.

[Раб Божий Дмитрий]

И снова Р. М. Рильке:

***
Уронишь что-нибудь - и вот
вещица легкая с балкона
летит, подвластная закону,
влияющему неуклонно
на каждый камень и корону,
летит - и в центр земли падет.

Любая вещь одарена
стремленьем к долгому полету -
любой цветок, любая нота,
любой малыш во время сна.
Лишь мы - во власти притязаний -
бежим из строгих сочетаний,
свободы алчем, пустоты.
А надо бы в густом тумане
подняться тихо, как персты.
А надо бы, ища друг друга,
войти в глухую колею;
а кто не вынесет испуга -
он тотчас выпадет из круга
и проклянет судьбу свою.

У вещи надо поучиться
и, как дитя, не знать забот;
кто к Богу в сердце постучится,
от Бога больше не уйдет.
Что может ровная тропа дать?
Повсюду - тяжести печать.
Нам надо научиться падать,
тогда научимся летать.

(И ангелы ведь не летят.
И серафимы тяжелы.
Кольцо тесней вкруг Бога сдвинув, -
руины птиц, ряды пингвинов, -
сидят они, полны забот...)
(перевод В.Топорова)

[Восток]

Багрицкий.

Отрывок.....


А внизу склоненная
Изнывает мать:
Детские ладони
Ей не целовать.
Духотой спаленных
Губ не освежить.
Валентине больше
Не придется жить.

«Я ль не собирала
Для тебя добро?
Шелковые платья,
Мех да серебро,
Я ли не копила,
Ночи не спала,
Все коров доила,
Птицу стерегла.
Чтоб было приданое,
Крепкое, недраное,
Чтоб фата к лицу —
Как пойдешь к венцу!
Не противься ж, Валенька!
Он тебя не съест,
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест».

Пусть звучат постылые,
Скудные слова —
Не погибла молодость,
Молодость жива!

Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед.

Боевые лошади
Уносили нас,
На широкой площади
Убивали нас.

Но в крови горячечной
Подымались мы,
Но глаза незрячие
Открывали мы.

Возникай содружество
Ворона с бойцом, —
Укрепляйся мужество
Сталью и свинцом.

Чтоб земля суровая
Кровью истекла,
Чтобы юность новая
Из костей взошла.

Чтобы в этом крохотном
Теле — навсегда
Пела наша молодость,
Как весной вода.

Валя, Валентина,
Видишь — на юру
Базовое знамя
Вьется по шнуру.

Красное полотнище
Бьется над бугром.
«Валя, будь готова!»
Восклицает гром.

В прозелень лужайки
Капли как польют!
Валя в синей майке
Отдает салют.

Тихо подымается,
Призрачно-легка,
Над больничной койкой
Детская рука.

«Я всегда готова!» -
Слышится окрест.
На плетеный коврик
Упадает крест.
И потом бессильная
Валится рука —
В пухлые подушки,
В мякоть тюфяка.

А в больничных окнах
Синее тепло,
От большого солнца
В комнате светло.

И, припав к постели,
Изнывает мать.
За оградой пеночкам
Нынче благодать.

Вот и всё!

Но песня
Не согласна ждать.

Возникает песня
В болтовне ребят.

Подымает песню
На голос отряд.

И выходит песня
С топотом шагов

В мир, открытый настежь
Бешенству ветров.

[Раб Божий Дмитрий]

Испанский поэт 17 века, зачинатель поэзии барокко и первый ее гений - дон Лиус де Гонгора-и-Арготе:

* * *
Поет Алкиной - и плачет.
И плач потому так горек,
Что радости скоротечны,
Зато вековечно горе.
Поет Орфей Гвадианы;
Рокочут на цитре струны,
И в лад им вершины тают,
И стынет поток бурунный.
Как сладко он славит счастье!
Как горько клянет невзгоды!
И слушают завороженно
Вершины его и воды.
"И брезжит надежда,
Да время не ждет:
Добро за горами,
А смерть - у ворот..."

Добро - цветок-однодневка;
Распустится он под утро,
Да в полдень уже увянет,
Совсем и не цвел как будто.
А горе могучим дубом
Упрямо вздымает крону;
Его бороды зеленой
Века сединой не тронут.
Жизнь мчится, как лань-подранок,
А смерть ей под сердце метит...
Удача ползет улиткой, -
Успеть ли ей раньше смерти?
"И брезжит надежда,
Да время не ждет:
Добро за горами,
А смерть - у ворот..."
(Пер. С.Гончаренко)


ФОРТУНА
(Пер. Г.Кружкова)

Фортуна дары
Раздает как придется:
Когда улыбнется,
Когда отвернется.

По-быстрому делит,
И все - шито-крыто:
Кому - кучу денег,
Кому - санбенито.

Дает, и не знает,
Кого награждает:
И верно, и скверно,
И всяко бывает.

Лишит козопаса
И стада, и крова,
Захочет - с лихвою
Вернет ему снова.

С лихвой - не с лихвой,
А такое случится:
У хромой козы
Два козленка родится.

Дает, и не знает,
Когда награждает:
И густо, и пусто,
И всяко бывает.

Бродяга яйцо
Из курятника свистнет,
И вот он, как персик,
На солнышке виснет.

А этот - почище
Любого бандита -
Ворует и грабит,
И все - шито-крыто.

Фортуна на это
Глядит как придется:
Когда улыбнется,
Когда отвернется.

[Восток]

Сердце апреля

Посвящается лучшему поэту средневековья, который за свои дерзкие стихи был приговорен к виселице, но в последний момент казнь заменили на изгнание. Когда и где умер не известно...

Есть звезды из звезд, имена из имен.
Таким был поэт и бродяга – Вийон.
Он шут-пересмешник, охальник и вор,
Был вынесен смертный ему приговор.

Но смерти он бросил свой дерзкий куплет,
Что смерть, испугавшись, промолвила: « Нет!
Такой взбаламутит чертей всех в аду,
Уж лучше к другому я с миром уйду!»

Ушла. А Вийон? Тот отправился в путь…
Туда, где свободою полнится грудь…
Поет и поныне меж звезд и времен
«Дурацкие песни» бродяга – Вийон.


Марина Колосова

[Раб Божий Дмитрий]

Франсуа Вийон, первый из "проклятых" поэтов

Баллада поэтического состязания в Блуа

От жажды умираю над ручьем.
Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне - страна моя родная.
Я знаю все, я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышней я Всех господ.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Я скуп и расточителен во всем.
Я жду и ничего не ожидаю.
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз - я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер - и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
Кому презренье, а кому почет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Не вижу я, кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр, а сплю я только днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
Я знаю, что полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
А сколько истин? Потерял им счет.

Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее - час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

[Восток]

Кабир.
Примерно начало 16 века.


Что, муэдзин, на минарет ты лезешь?
Бог - не глухой, он слышит всех людей.
Тому, кому ты крики посылаешь,
Ищи не в небе, а в душе своей.

**********

Хотел бы умереть я у порога
Того, кому весь мир принадлежит.
Пусть спросит он, благословенный Хари:
"Кто это у дверей моих лежит?"

[Восток]

Иван Бунин



Джордано Бруно

«Ковчег под предводительством осла —
Вот мир людей. Живите во Вселенной.
Земля — вертеп обмана, лжи и зла.
Живите красотою неизменной.

Ты, мать-земля, душе моей близка —
И далека. Люблю я смех и радость,
Но в радости моей — всегда тоска,
В тоске всегда — таинственная сладость!»

И вот он посох странника берет:
Простите, келий сумрачные своды!
Его душа, всем чуждая, живет
Теперь одним: дыханием свободы.

«Вы все рабы. Царь вашей веры — Зверь:
Я свергну трон слепой и мрачной веры.
Вы в капище: я распахну вам дверь
На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы

Ни бездне бездн, ни жизни грани нет.
Мы остановим солнце Птоломея —
И вихрь миров, несметный сонм планет,
Пред нами развернется, пламенея!»

И он дерзнул на все — вплоть до небес.
Но разрушенье — жажда созиданья,
И, разрушая, жаждал он чудес —
Божественной гармонии Созданья.

Глаза сияют, дерзкая мечта
В мир откровений радостных уносит.
Лишь в истине — и цель и красота.
Но тем сильнее сердце жизни просит.

«Ты, девочка! ты, с ангельским лицом,
Поющая над старой звонкой лютней!
Я мог твоим быть другом и отцом...
Но я один. Нет в мире бесприютней!

Высоко нес я стяг своей любви.
Но есть другие радости, другие:
Оледенив желания свои,
Я только твой, познание — софия!»

И вот опять он странник. И опять
Глядит он вдаль. Глаза блестят, но строго
Его лицо. Враги, вам не понять,
Что бог есть Свет. И он умрет за бога.

«Мир — бездна бездн. И каждый атом в нем
Проникнут богом — жизнью, красотою.
Живя и умирая, мы живем
Единою, всемирною Душою.

Ты, с лютнею! Мечты твоих очей
Не эту ль Жизнь и Радость отражали?
Ты, солнце! вы, созвездия ночей!
Вы только этой Радостью дышали».

И маленький тревожный человек
С блестящим взглядом, ярким и холодным,
Идет в огонь. «Умерший в рабский век
Бессмертием венчается — в свободном!

Я умираю — ибо так хочу.
Развей, палач, развей мой прах, презренный!
Привет Вселенной, Солнцу! Палачу!—
Он мысль мою развеет по Вселенной!»

[Раб Божий Дмитрий]

Сонет современника А. Грифиуса - Пауля Флеминга.

К САМОМУ СЕБЕ
Перевод Льва Гинзбурга

Будь тверд без черствости, приветлив без жеманства,
Встань выше зависти, довольствуйся собой!
От счастья не беги и не считай бедой
Коварство времени и сумрачность пространства.

Ни радость, ни печаль не знают постоянства:
Чередованье их предрешено судьбой.
Не сожалей о том, что сделано тобой,
А исполняй свой долг, чураясь окаянства.

Что славить? Что хулить? И счастье и несчастье
Лежат в тебе самом!.. Свои поступки взвесь!
Стремясь вперед, взгляни, куда ты шел поднесь.

Тому лишь, кто, презрев губительную спесь,
У самого себя находится во власти,
Подвластна будет жизнь, мир покорится весь!

[Раб Божий Дмитрий]

Б.Пастернак.

ЧУДО

Он шел из Вифании в Ерусалим,
Заранее грустью предчувствий томим.

Колючий кустарник на круче был выжжен,
Над хижиной ближней не двигался дым,
Был воздух горяч и камыш неподвижен,
И Мертвого моря покой недвижим.

И в горечи, спорившей с горечью моря,
Он шел с небольшою толпой облаков
По пыльной дороге на чье-то подворье,
Шел в город на сборище учеников.

И так углубился он в мысли свои,
Что поле в унынье запахло полынью.
Все стихло. Один он стоял посредине,
А местность лежала пластом в забытьи.
Все перемешалось: теплынь и пустыня,
И ящерицы, и ключи, и ручьи.

Смоковница высилась невдалеке,
Совсем без плодов, только ветки да листья.
И он ей сказал: "Для какой ты корысти?
Какая мне радость в твоем столбняке?

Я жажду и алчу, а ты -- пустоцвет,
И встреча с тобой безотрадней гранита.
О, как ты обидна и недаровита!
Останься такой до скончания лет".

По дереву дрожь осужденья прошла,
Как молнии искра по громоотводу.
Смоковницу испепелило до тла.

Найдись в это время минута свободы
У листьев, ветвей, и корней, и ствола,
Успели б вмешаться законы природы.
Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.
Когда мы в смятеньи, тогда средь разброда
Оно настигает мгновенно, врасплох.

[Лелуш Ламперуж]

Он радость принёс на планету
Он бога увидел во всём,
И животворящим огнём
От сна встрепенул реку Лету.

Дорогой подобной стреле
Шагает по делу над нами,
И огненными бурунами
Круги от ступни на волне.

Из лодки амбиций и целей
В сандалиях, друг, выходи,
С учителем бодро иди,
И не ищи взглядом мелей.

А если в сомненье сорвёшься
И станешь в волнах ты тонуть,
Учитель тебе улыбнётся:
Другому помочь – это путь.

[Восток]

Ирина Явчуновская


Донос на Джордано Бруно


Смолкли трубы и барабаны.
Не поют и не плачут струны.
Дворянин Мочениго Джованни
"Доложил" о Джордано Бруно.

Что же так мешало Джованни?
Что же так инквизиторов грызло?
Полыхал на костре Джордано
От того, что посмел он мыслить.

Нет. Он не совершал разбоев,
Но пылал, отвергнутый светом,
Потому что, споря с толпою,
Заявлял, что земля - планета.

В космос снова летит ракета,
Никого это не удивляет.
Во вселенной кружит планета -
Это каждый ребенок знает.

Тем не менее, дух зловещий
Продолжает витать над нами,
Тех карает, кто смеет вещи
Звать их подлинными именами.

Но не терпит Время интригу,
По законам ему подвластным
Он во тьме - синьор Мочениго.
Ну а Бруно? А с ним все ясно.

Пойте трубы и барабаны!
Исправляет Время изъяны.
Ты плати по счетам, Джованни,
Мрак огнем озари, Джордано!

[aurora]

она:

Я пришла к дверям Твоим
После многих лет и зим.
Ведав грешные пути,
Недостойна я войти
В дом,где Счастье знало нас.
Я хочу в последний раз
На Твои глаза взглянуть
И в безвестном потонуть.

Он:

Ты пришла к дверям моим,
Где так много лет и зим,
С неизменностью любя,
Я покорно ждал тебя!
ГОрьки были дни разлук,
Пусть же, после жгучих мук,
То же Счастье, как в былом,
Осеняет нас крылом.

она:

Друг! Я ведала с тех пор
Всёпаденье, весь позор!
В жажде призрачных утех
Целовала жадно грех!
След твоих безгрешных ласк
Обнажала в вихре пляск!
Твой делившее восторг
Тело - ставила на торг!

Он:

Друг! Ты ведала стех пор
Как жесток людской укор!
Речью ласковой позволь
Успокоить эту боль;
Дай уста в святой тоске,
Вновь прижать к твоей руке,
Дай молить тебя, чтоб вновь
Ты взяла мою любовь!

она:

Всё былое мной давно
До конца осквернено.
Тайны сладостных ночей,
И обьятий и речей,
Как цветы бросая в грязь,
Разглашала я , глумясь,
Посвящала злобно в них
Всех возлюбленных моих!

Он:

Что свершила ты ,давно
Прощено,- освящено
На огне моей любви!
Душный, долгий сон порви,
Выйди вновь к былым мечтам,
Словно жрица в прежний Храм!
Этот сумрачный порог
Все святыни оберёг!

она:

Я не смею, не должна...
Здесь сияла нам Весна!
Здесь вплетала в смоль волос
Я венок из жёлтых роз!
Здесь, при первом свете дня,
Ты молился на меня!
Где то утро? Где тот май?
Отсияло всё. Прощай!


Он:

Нет, ты смеешь! Ты должна!
Ты тот май и та весна,
Жемчуг утр и роз янтарь!
Ты моей души Алтарь,
Вечно чистый и святой!
И, во прахе пред тобой,
Вновь целую, я ,без слов,
Пыльный след твоих шагов!


Валерий Брюсов., 23 ноября 1908 г.

[Раб Божий Дмитрий]

И снова Б.Пастернак

РАССВЕТ

Ты значил все в моей судьбе.
Потом пришла война, разруха,
И долго-долго о тебе
Ни слуху не было, ни духу.

И через много-много лет
Твой голос вновь меня встревожил.
Всю ночь читал я твой завет
И как от обморока ожил.

Мне к людям хочется, в толпу,
В их утреннее оживленье.
Я все готов разнесть в щепу
И всех поставить на колени.

И я по лестнице бегу,
Как будто выхожу впервые
На эти улицы в снегу
И вымершие мостовые.

Везде встают, огни, уют,
Пьют чай, торопятся к трамваям.
В теченье нескольких минут
Вид города неузнаваем.

В воротах вьюга вяжет сеть
Из густо падающих хлопьев,
И чтобы во-время поспеть,
Все мчатся недоев-недопив.

Я чувствую за них за всех,
Как будто побывал в их шкуре,
Я таю сам, как тает снег,
Я сам, как утро, брови хмурю.

Со мною люди без имен,
Деревья, дети, домоседы.
Я ими всеми побежден,
И только в том моя победа.

[aurora]

ОСВОБОЖДЕНИЕ

К стене причалил чёлн полночный,
Упали петли из окна,
И вот по лестнице непрочной
Скользнула с высоты ОНА.

ДРоожа от счастья и тревоги,
За мигом миг следили мы, -
Пока ЕЁ коснулись ноги
До тихо зыблемой кормы!

Я принял, как святыню, в руки
ЕЁ, закрытую фатой.
И вёсел - были тихи звуки,
И чёлн - был призрак над водой.

ОНА не молвила ни слова
И не явила нам лица,
Но громче ропота морского
Стучали сильные Сердца!

И наклоняя лица ниже,
Сжав рукояти шпаг своих,
Мы знали все, что ближе, ближе
Час поединков роковых!


В. Брюсов, 3 марта 1906г.

[Раб Божий Дмитрий]

В.Я.Брюсов

РАБОТА

Здравствуй, тяжкая работа,
Плуг, лопата и кирка!
Освежают капли пота,
Ноет сладостно рука!

Прочь венки, дары царевны,
Упадай порфира с плеч!
Здравствуй, жизни повседневной
Грубо кованная речь!

Я хочу изведать тайны
Жизни мудрой и простой.
Все пути необычайны,
Путь труда, как путь иной.

В час, когда устанет тело
И ночлегом будет хлев, -
Мне под кровлей закоптелой
Что приснится за напев?

Что восстанут за вопросы,
Опьянят что за слова
В час, когда под наши косы
Ляжет влажная трава?

А когда, и в дождь и в холод,
Зазвенит кирка моя,
Буду ль верить, что я молод,
Буду ль знать, что силен я?
Июль 1901

[Раб Божий Дмитрий]

Б.Л.Пастернак

ГЕФСИМАНСКИЙ САД

Мерцаньем звезд далеких безразлично
Был поворот дороги озарен.
Дорога шла вокруг горы Масличной,
Внизу под нею протекал Кедрон.

Лужайка обрывалась с половины.
За нею начинался Млечный путь.
Седые серебристые маслины
Пытались вдаль по воздуху шагнуть.

В конце был чей-то сад, надел земельный.
Учеников оставив за стеной,
Он им сказал: "Душа скорбит смертельно,
Побудьте здесь и бодрствуйте со мной".

Он отказался без противоборства,
Как от вещей, полученных взаймы,
От всемогущества и чудотворства,
И был теперь, как смертные, как мы.

Ночная даль теперь казалась краем
Уничтоженья и небытия.
Простор вселенной был необитаем,
И только сад был местом для житья.

И, глядя в эти черные провалы,
Пустые, без начала и конца,
Чтоб эта чаша смерти миновала,
В поту кровавом он молил отца.

Смягчив молитвой смертную истому,
Он вышел за ограду. На земле
Ученики, осиленные дремой,
Валялись в придорожном ковыле.

Он разбудил их: "Вас Господь сподобил
Жить в дни мои, вы ж разлеглись, как пласт.
Час Сына Человеческого пробил.
Он в руки грешников себя предаст".

И лишь сказал, неведомо откуда
Толпа рабов и скопище бродяг,
Огни, мечи и впереди -- Иуда
С предательским лобзаньем на устах.

Петр дал мечом отпор головорезам
И ухо одному из них отсек.
Но слышит: "Спор нельзя решать железом,
Вложи свой меч на место, человек.

Неужто тьмы крылатых легионов
Отец не снарядил бы мне сюда?
И, волоска тогда на мне не тронув,
Враги рассеялись бы без следа.

Но книга жизни подошла к странице,
Которая дороже всех святынь.
Сейчас должно написанное сбыться,
Пускай же сбудется оно. Аминь.

Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты".