[csdoc]

Сообщение от Речник

Необходимо учитывать то, что Ткачёв жёсткий антисоветчик. То есть власовец, то есть бандеровец, или какой-то там внук казачков, без понимания целостной картины мира, хотя и эрудированный. Под первым типом подавления и управления народа он имеет ввиду, конечно же советский строй. Этакое воцарение адовых полчищ, которые почему - то воевали с теми, у кого на пряжках ремней была такая замечательная надпись. "Все они одним маслом мазаны" - в лучшем случае.

А у кого есть целостное понимание мира, у Клима Жукова, который атеист и материалист и воспринимает окружающую действительность исключительно через призму учения макрсизма-ленинизма?

Вообще метод мышления путем навешивания ярлыков "антисоветчик то есть власовец то есть бандеровец или какой-то там внук казачков"- это не самый целесообразный способ достичь максимально адекватного понимания окружающей действительности.



Личные взгляды Ткачёва мне мало интересны - здесь же он приводит в основном то, о чем говорили Хаксли и Оруэлл - это достаточно интересный материал, как один и другой писатель прогнозировали будущее и как один и другой писатель оказались в чем-то правы.

Сообщение от Речник

Под первым типом подавления и управления народа он имеет ввиду, конечно же советский строй

1984 Оруэлла - это совсем не обязательно только про советский строй, тем более, что Ткачёв говорит не о прошлом, а сегодняшем дне, о настоящем моменте.

Оруэлл, который называл себя «демократическим социалистом», критиковал всякий режим, подавляющий свободу. В конце 1930-х он пришёл к выводу, что сталинский тоталитаризм не лучше фашизма, что советской строй — вовсе не социализм.

Давайте не только Ткачёва, давайте еще и Оруэлла начнем дружно ненавидеть, потому что он посмел плохо подумать и плохо сказать про советский строй.



Если бы советский строй был таким хорошим, как вы это себе представляете - СССР бы не развалился в 1991 году. Надо объективно смотреть на мир, а не через призму штампов советской пропаганды того времени.

https://diletant.media/articles/45328211/


[...]


В 1930-е политика стала его ремеслом. Оруэлл писал о гражданской войне в Испании (в которой воевал на стороне республиканцев), о жизни рабочего класса, лондонских ночлежках, о коммунистах и Советском Союзе, о фашизме и т. д. Его работы объединяла одна идея — свобода. Оруэлл, который называл себя «демократическим социалистом», критиковал всякий режим, подавляющий свободу. В конце 1930-х он пришёл к выводу, что сталинский тоталитаризм не лучше фашизма, что советской строй — вовсе не социализм.

На Оруэлла повлияли те немногие, что знали и говорили правду о тоталитарных обществах. Особенное впечатление производили рассказы о Советском Союзе — правдивые репортажи оттуда были огромной редкостью. Но всё же они были: не все, как Лион Фейхтвангер или Уолтер Дюранти, восторженно писали об экономических чудесах сталинизма и социальных достижениях страны победившего пролетариата. Иные демонстрировали миру и другую, мрачную сторону советской медали. Они помогли Оруэллу понять тоталитарное общество. К примеру, на него оказали влияние Юджин Лайонс (он же Евгений Привин) и Гарет Джонс.

Первый — сын русских эмигрантов, журналист, который после нескольких лет работы корреспондентом в Москве издал «Командировку в утопию». В рецензии на книгу Лайонса в 1938 г. Оруэлл писал: «Система, которую описывает мистер Лайонс, судя по всему, мало отличается от фашизма. Вся реальная власть сосредоточена в руках двух или трёх миллионов людей, у городского пролетариата (…) отнято даже элементарное право на забастовку. (…) ГПУ повсюду, все живут в постоянном страже преследования, свобода речи и печати подавлена до такой степени, которую нам трудно вообразить. Террор идёт волнами (…) Тем временем невидимого Сталина восхваляют в словах, которые заставили бы покраснеть Нерона».

Второй, Джонс — журналист и фотограф, в 1933 г. совершил путешествие в СССР, чтобы взять интервью у Иосифа Сталина. С интервью не сложилось, зато в Москве он начал расследовать слухи о голоде на Украине и сумел получить разрешение отправиться туда. В пути Джонс сбежал от сопровождения из сытого правительственного вагона и увидел неприглядную картину: голод, трупы людей на улицах, каннибализм, и при этом — сдача зерна колхозами государству. Вернувшись, Джонс поведал о голодоморе всему миру, но Советский Союз всеми силами постарался дискредитировать Джонса, чтобы замолчать голод. Сцена лжи о голодающих затем оказалась в повести Оруэлла «Скотный двор».


На примере СССР Оруэлл видел, как идеи революции и социализма могут быть преданы, извращены и использованы для порабощения личности. Попытка свергнуть тиранию обернулась установлением ещё более ужасной тирании и властью «мерзкого убийцы» (так Оруэлл называл Сталина). Он говорил: «С 1930 года я не видел почти никаких признаков того, то СССР движется к социализму в истинном смысле этого слова. Напротив, по всем приметам он превращался в иерархическое общество.,".

Оруэлл задумал свои антиутопические работы, чтобы предостеречь мир от тоталитаризма, от общества, в котором человек перестаёт быть главной ценностью и уступает место государству. К 1940-м гг. он уже видел, что антиутопическая гипербола может быть гораздо убедительнее, чем документальная проза и публицистика.

В 1945 году Оруэлл написал первую антиутопию — повесть-притчу «Скотный двор», в которой история Ленина, Сталина, Троцкого и других русских революционеров передаётся через сюжет о бунте животных на английской провинциальной ферме. Освобождение от злого фермера заканчивается установлением куда более неприятной диктатуры борова и всеобщим несчастьем. Вопреки ожиданиям издателей, книга стала очень успешной и прославила Оруэлла. Разумеется, в СССР и ряде других государств «Скотный двор» запретили: метафоры и намёки автора лежали на поверхности и били, как говорится, не в бровь… Их понял бы даже пионер. Хотя бы тот факт, что большевиков Оруэлл назвал животными, а их лидеров сравнил со свиньёй, уже был достаточным основанием для запрета повести (в СССР «Ферму зверей» окрестили «гнуснейшей книгой» автора-троцкиста).



Вторую антиутопию (и главную работу своей жизни) — роман «1984» — Оруэлл написал за пару лет до смерти, в 1948 году, и в следующем году опубликовал. Над книгой он трудился несколько лет, начал ещё до публикации «Скотного двора». В «1984» Оруэлл рисует постоянно воюющий мир, в котором каждый человек — под контролем; мир, в котором господствуют пропаганда, недоверие, цензура и недремлющее око «Большого брата»; мир, в котором большинство даже не подозревает о своём рабстве — так тотальна и искусна государственная манипуляция. Люди боятся думать, боятся «полиции мыслей», что стоит на страже идеологии. Гнёт партийной власти настолько силён, что человек мира «1984» готов следовать очевидно абсурдным лозунгам «Война — это мир», «Свобода — это рабство». В отличие от многих антиутопических произведений, «1984» не оставляет своим героям шанса — им не победить государство и не сбежать от него. Всё заканчивается по-настоящему антиутопично.

Как и в «Скотном дворе», гдё к катастрофе привели благие мысли о свободе, антиутопичный мир романа «1984» складывается на основе хорошей идеи, на основе стремления общества к безопасности. Но в обмен на неё государство забирает у человека всё остальное и превращает его в раба.


Хотя «1984» тоже в значительной степени навеян устройством Советского Союза, этот роман — продолжение разработки Оруэллом темы тоталитаризма вообще. Тоталитарный мир антиутопии включает в себя и черты фашистских государств, и черты нацистского Третьего Рейха. Неслучайно и то, что действие «Скотного двора» и «1984» происходит в Англии: Оруэлл показывает, что «англоговорящие народы ничуть не лучше прочих» и также могут стать жертвами тоталитаризма.

В условиях начавшейся «холодной войны» книга Оруэлла стала не просто бестселлером — а «библией» антикоммунизма. Её продавали на всех континентах, на 60 языках, миллионами экземпляров. Читатели несвободных стран узнавали в героях романа себя (к примеру, в СССР «1984» ходил по рукам «самиздатовскими» копиями с 1960-х), читатели демократических стран пытались постичь тех, кто жил за «железным занавесом» или в диктатурах «третьего мира».


Антиутопия Оруэлла оставила колоссальный след в культуре и языке. Говоря о тоталитаризме, мы употребляем оруэлловские метафоры и выражения: «Большой брат», «полиция мыслей», «министерство правды», «двоемыслие», «мыслепреступление»… Оруэлл — один из творцов жанра, писатель одного ряда с Олдосом Хаксли («О дивный новый мир») и Евгением Замятиным («Мы»). Он лучше, чем кто бы то ни было, лучше множества журналистов и диссидентов, жертв и историков сумел внушить сотням миллионов людей на планете, что тоталитаризм — зло. Книги Оруэлла — предостережение, которое оберегает нас до сих пор.