[В.Е.К.]

Осенью 1927 года в Москву приехал знаменитый американский романист, автор "Финансиста" и "Американской трагедии" Теодор Драйзер. Он прибыл по приглашению советского правительства на торжества по случаю 10-летия революции (за парадом на Красной площади американец наблюдал с балкона ныне не существующего «Гранд-отеля», куда его поселили в 112 номере). Драйзер встретился с политиками и деятелями культуры, в том числе с Маяковским, Эйзенштейном, Мейерхольдом, Таировым и Станиславским, постарался изучить жизнь советских рабочих. Книга "Драйзер смотрит на Россию", вышедшая в США по итогам поездки, получилась вполне комплиментарной по отношению к советскому эксперименту, но писатель не умолчал о тотальной пропаганде и репрессиях. В результате сложилась парадоксальная ситуация: Драйзер оставался другом Советского Союза, его книги переводились на русский и выходили огромными тиражами, а сам он под конец жизни даже вступил в компартию, но его книга о России так и не была переведена на русский. Частично издание вышло по-русски только в перестроечном 1988 году, а целиком — и вовсе в 1998-м.
#МосковскиеЗаписки приведут небольшие отрывки из этого издания, в которых идет речь о советской столице:
"Если говорить о досуге, Москва, пожалуй, по крайней мере, сейчас, скучнейший из всех городов мира, включая даже Канзас-Сити.
Для каждого русского память о Ленине священна. Многие рассказывали мне, что уже возникли разные суеверия, связанные с сохранением в открытом гробу тела вождя. Пока оно в Мавзолее нетленно — коммунизму ничего не грозит и новую Россию ждет светлое будущее, но если с телом вождя что-нибудь случится — страшная беда обрушится на всех и настанет конец мечтам о счастье. Россия уже не справляется с его славой. Его статуи и картины настолько многочисленны, что создают особую атмосферу. Только в Москве так много его бюстов и статуй, что они, похоже, составляют заметное дополнение к населению. Примерно так: население Москвы — без статуй Ленина — 2 000 000, со статуями Ленина — 3 000 000.
В каждой гостинице, на почте, в театре, даже в домах неминуемо мелькали плакаты — это настойчивое (хотя и не слишком принудительное) указание правительства гражданам, как и что надо делать: необходимо причесываться по утрам, истреблять мух, чистить хлев, мыть молочные бидоны и детские бутылочки из-под молока, проветривать помещение, где лежит больной, пахать тракторами, удобрять необходимыми удобрениями, использовать пригодный для строительства лес, питаться рационально... Господи спаси, голова шла кругом!"
Драйзер смотрел в Московском театре постановку пьесы Михаила Булгакова «Дни Турбиных». В другой раз он смотрел в театре Корша спектакль «Цемент» (по роману Ф. Гладкова). Многие сцены вызвали его искренний смех. Он отмечал, что сила пьесы заключается в ее «отчетливом реализме, в создании на сцене характеров, взятых из жизни». Драйзеру не понравился эксцентричный спектакль в театре Мейерхольда по пьесе Николая Гоголя «Ревизор». Он говорил, что не может согласиться с провозглашенными Мейерхольдом идеями. Драйзер также побывал на спектаклях Камерного театра, смотрел балеты «Эсмеральда» и «Лебединое озеро», слушал оперу «Князь Игорь» в Большом театре. Разнообразие театральной жизни советской столицы произвело на американского писателя большое впечатление. «Нигде, кроме России, нельзя увидеть такие яркие массовые спектакли… — говорил он корреспонденту журнала «Музыкальная Америка». — У них не так уж много средств, но они способны создавать прекрасные постановки. Поклонение искусству — неотъемлемая часть русского образа жизни… Я бы хотел, чтобы мы хоть немного поучились у Советской России глубоко уважать искусство».
Театр был лишь одним аспектом культурной жизни Москвы, которым интересовался Драйзер. В Третьяковской галерее он с большим интересом рассматривал картины русских художников, внимательно всматривался в творения Ильи Репина. Он побывал и в других московских музеях и картинных галереях, подолгу простаивал у полотен Ван-Гога, Матисса, Гогена, Пикассо, Ренуара. «Подумать только, — восклицал он, — что я мог бы так и не увидеть всего этого!»
В один из дней Теодора Драйзера пригласил к себе домой на обед Владимир Маяковский. Уставленный закусками обеденный стол вызвал удивление гостя. «Боже мой, в Нью-Йорке одно это стоило бы по меньшей мере 25 долларов!» — прошептал он Рут, указывая на вазочку с икрой.