[Noy61]

Одно замечание по поводу некоторой недосказанности, которую признают и Антарес и МиссМайя.

Сообщение от antares

Уважаемый, Noy61! Я задаю перечисленные мною вопросы на форуме не потому, что я не знаю на них ответы. На большинство поставленных мною вопросов ответы я знаю. Я задаю вопросы на форуме, чтобы и другие могли задуматься над ними и тем самым посмотреть на новые записи с точки зрения соответствия или не соответствия их Основам Агни-Йоги.

Сообщение от MissMaia

Если бы мы с Вами близко знали друг друга и наш разговор шел бы Tet-а-Tеt, я бы попыталась объяснить, почему свое неприятие новых Записей, даже тех, что написаны якобы почерком Е.И., не считаю легкомыслием. Но в данных обстоятельствах ограничусь тем, как есть.

Хочется чтобы участники обсуждения учли следующий мотив обсуждения:"Не подлинности новых Тетрадей". Мотив следующий потрясти Рериховское сообщество неслыханным доселе утверждением: Подменой, подделкой, грандиозной провокацией и т. д.
Хотя само это утверждение источника - Антареса вполне может быть провокацией, чтобы выявить лики "бухарцев". Почему "бухарцев", потому что
метод о котором я говорю применял маленький Насреддин из Бухары, когда он был потрясен бессердечием, самомнением и черствостью своих соотечественников. Этот метод маленького Насреддина можно назвать: "Как проучить бухарца".

(Основание для такой версии есть на странице Антареса ВК, с его любимыми произведениями, где после А.Й., "Двух Жизней" третьим идет произведение Л. Соловьва "Сказание о Ходже Насреддине")

Итак читаем:

...Совершив свой подвиг искупления, он потом целый день думал. Уединялся и думал. Мысли его шли двумя рядами – о старухе и о жестокосердных людях, отказывающих ей в помощи. Он жалел первую и негодовал на вторых. Но он оказался бы недостойным своего великого будущего, если бы ограничился только жалостью и только негодованием. Надлежало действовать, но как?

Здесь-то и познал он впервые силу своего разума. Для начала он отделил мысли от чувств, дабы последние не торопили первых, затем привел путаный клубок мыслей в стройный порядок, предельно их упростив и расставив по старшинству, в той последовательности, в которой они рождались. Этому способу размышлять научился он, разгадывая за своей маленькой доской шахматные головоломки, что часто видел в чайханах на базаре. Бывают в шахматах вынужденные ходы, которые в ущерб себе и против воли, но приходится делать, повинуясь противнику. Именно так и решил маленький Насреддин: если бухарские жители не умеют сами быть милосердными, надо их вынудить к этому.

Определив задачу, он тем самым определил и русло своих дальнейших размышлений. Они сводились к поискам такой игры, в которой он имел бы перевес над бухарцами. Чтобы не затруднять себя раздумьями о многих тысячах бухарских жестокосердных жителей, он счел полезным слить их в своем воображении всех вместе, в одного Большого Бухарца.
Дело упростилось: думать об одном Бухарце, хотя бы и очень большом, оказалось много легче. Насреддин приступил к изучению природы этого столь жестокого Большого Бухарца, с целью найти брешь в том щите, которым упомянутый Бухарец прикрывает свой разум и свое сердце от проникновения в них праведной жалости.
Внутренняя сущность Большого Бухарца оказалась весьма далекой от бездонности, – в продолжение всего лишь двух или трех часов раздумья мальчик достал уже дно. И там обнаружил зловонную тину жадности, ракушки скупости, полусгнившие водоросли утробного себялюбия. Теперь Большой Бухарец был ему настолько ясен, что даже и внешне отчетливо вырисовывался перед его умственным взором, причем в невыносимо отвратительном виде. Ростом он мог потягаться с любым минаретом, но был много толще – пояс его на животе едва сходился; он был жирен и румян, имел пухлые щеки, маленькие, заплывшие глазки, тупо и вяло глядевшие на мир; по его лицу сонно блуждала самодовольная бессмысленная улыбка, а когда он приоткрывал губы, за ними угадывался толстый, неповоротливый, шепелявый язык; он беспрерывно сопел, вздыхал и кряхтел – от излишнего жира, скопившегося во внутренностях; в руке он держал огромную – в арбяное колесо – лепешку, намазанную медом, и когда от нее откусывал, то в сладостном изнеможении стонал и урчал, загораживаясь локтем и озираясь – не собирается ли кто-нибудь отнять у него лепешку или попросить кусочек?
Маленький Насреддин был сердит на бухарских жителей за их жестокосердие к старухе, поэтому Большой Бухарец и представился ему таким отвратительным. Но гнев – плохой советник беспристрастия; в этом представлении было, конечно, мало справедливого, ибо настоящие бухарцы в огромном большинстве были хорошие, добрые люди. Они отказывали старухе в помощи вовсе не из утробного себялюбия, а скорее потому, что не умели разглядеть за ее внешним безобразием всей глубины ее страдания; если бы разглядели, то помогли бы сами, без принуждения со стороны; им просто не хватало глубокомыслия. Но мальчику раздумывать об этом было некогда: он готовился к схватке с Большим Бухарцем, следовательно, заранее проникался презрением и гневом к нему, как это бывает всегда, во всякой борьбе.
Исследуя щит Большого Бухарца, маленький Насреддин весьма быстро нашел в нем зияющую брешь. Она состояла в том, что Большой Бухарец был, помимо всего прочего, суетно любопытен и необычайно падок на чужеземные диковины.
Сюда, в эту брешь, и следовало направить удар.
На другое утро маленький Насреддин был опять у караван-сарая. Распаленный своими хитроумными замыслами, он прибежал слишком рано: старухи еще не было. Пришлось ждать не менее получаса. Мальчик вконец извелся, бегая вокруг караван-сарая и высматривая старуху на всех четырех дорогах, сходившихся здесь. Раннее солнце не жгло, воздух был ясен и легок, затененные места еще хранили пахучую свежесть ночи, обилык увлажненная поливальщиками земля только начинала дышать теплым паром. Но изразцовые шапки мннаретор уже блестели нестерпимо для глаз, как бы плавясь, прозрачная синева над ними уже зыбилась, текуче дрожала, предвещая день, полный тяжкого зноя. И с каждой минутой возрастал, усиливался вокруг хриплый, клокочущий рев базара, уже наполнял собою весь город от края до края, поднимался вместе с пылью вверх, сотрясая чертоги аллаха, глуша небесные ангельские хоры. Это был голос Большого Бухарца, его урчание над медовой лепешкой.

Как совершилось праведное дело Насреддина, можно прочесть здесь:
http://iknigi.net/avtor-leonid-solov...d/page-19.html