19 марта комбат Голиков получил назначение на должность начальника Второго боевого участка
Ачинско-Минусинского боевого района.
26 марта выехал из
Ужура в село Божье Озеро, а с
29 марта принимал командование участком
[2]. В его распоряжении находились 102
красноармейца 2-й роты 6-го сводного от*ряда с четырьмя пулемётами и 26 кавалеристов, позднее численность бойцов увеличилась до 165 человек. Выделив сорок красноармейцев для охраны
курорта «
Озеро Шира» и десять — в качестве
гарнизона села
Солёноозёрное, Голиков основные силы держал при себе
[3].
Уже в начале ап*реля
1922 года, оказавшись с небольшими силами в районе, где, по его мнению, половина населения подде*рживала «бандитов», Голиков информировал командующего губернским ЧОНом о необходимости, по опыту
Тамбовщины, введения против «полудиких ино*родцев» жёстких санкций, вплоть до полного уничтожения «бандитских»
улусов[4]. С появлением 18-летнего командира среди чоновцев участились случаи жестокого отношения к
хакасскому населению. Конфискациям (мародерство) и экзекуциям (избиениям и поркам) подверг*лись жители улусов Барбаков, Подка*мень,
Балахта, Сулеков, Большой Арыштаев,
Малый Кобежиков и рудничных посёлков.
Представитель военной власти не сумел наладить отношений с местными Советами и с уполномоченными губотдела
ГПУ, которые, по его мнению, больше следили за поведением чоновских командиров и не занимались своими прямыми обязанностями — созданием
агентур*ной сети. Голикову, по его собственным словам, «пришлось лично вербовать себе
лазутчиков». При этом он обставлял свои действия устрашающими атрибутами
[5].
Методы молодого командира вскоре вызвали недовольство со стороны как населения, так и местных властей. Голиков не обременял себя формальностями, избиения и даже расстрелы не раз осуществлялись им просто «по подозрению» в сотрудничестве с бандой. Конфискации происходили в соответствии с нуждами отряда и были восприняты населением как грабёж. Вербовка также проводилась при помощи избиений и под угрозой расстрела. Так, 19 и
27 апреля 1922 года комбат Голиков по подозрению в связях с бандой арестовал Ф. П. Ульчигачева и И. В. Итеменева, которые после допроса согласились стать его разведчиками
[5].
В свои молодые годы комбат злоупотреблял
алкоголем. Сложные отношения сложились у Голикова и с подчинёнными. Шестеро красноар*мейцев из вернувшегося с оперативного задания
взвода, выказавших недовольство его поведени*ем, были арестованы и при отправке в Форпост лишены своих вещей.
24 апреля командир этого взвода подал вышестоящему командованию ра*порт, в котором обвинил комбата в развале своего подразделения
[6].
В мае
1922 года по приказу и с участием Голикова чоновцы расстреляли и убили при попытке к бегству пятерых человек
[7]. Такое отношение к населению со стороны чо*новцев и их командира вызвало озабоченность представителей местной влас*ти. Жалобы на деятельность «Аркашки» посту*пали в Ужур, Ачинск и
Красноярск. Телеграмму с просьбой принять меры по спасе*нию людей прислал заместитель председателя Усть-Фыркальского исполкома Коков.
3 июня
особым отделом губернского отдела
ГПУ было начато
дело № 274 по обвинению Голикова в злоупотреблении служебным положением. На место выезжала специальная комиссия во главе с комбатом Я. А. Виттенбергом, которая, собрав жалобы населения, заключила свой отчёт требова*нием
расстрела бывшего начальника боеучастка.
7 июня из штаба губернского ЧОНа в особый отдел была передана резолюция командующего В. Н. Какоулина: «
Арестовать ни в коем случае, заменить и отоз*вать».
14 и
18 июня Голиков был допрошен в ГПУ. Пока*зав, что все расстрелянные являлись «
бандитами» или их пособниками, он признал себя виновным лишь в несоблюдении при осуществлении дан*ных акций «законных формальностей». Согласно его объяснению, оформлять протоколы
допросов и расстрельные
приговоры было некому. Началь*ник особого отдела Коновалов нашёл Голикова виновным в самочинных
расстрелах и подлежа*щим
заключению под стражу. 30 июня дело Голикова губотделом ГПУ по указанию президиума Енисейского губкома
РКП(б) было передано в контрольную комиссию при губкоме для рассмотрения его по партийной линии
[8].
18 августа партийный орган решил об*судить его на совместном заседании президиума губкома и КК
РКП(б).
1 сентября оно постановило перевести Голикова на два года в разряд испытуемых, с лишением возможности занимать ответственные посты
[9].
Травматический невроз Гайдара демобилизовали из
РККА с диагнозом «травматический невроз». В
анамнезе, «составленном со слов больного», было отмечено, что болезнь проявилась, когда он попал в Енисейскую губернию на борьбу с белыми бандами: «Тут появилась раздражительность, злобность, жестокость. Были случаи ненужных расстрелов, появилось ухарство, наплевательское отношение ко всему, развинченность… Стали появляться приступы тоскливой злобности,
спазмы в горле, сонливость, плакал».
Затем Гайдар неоднократно лечился в
психиатрических клиниках. Он постоянно испытывал резкие перепады настроения. Сохранились воспоминания о том, что он несколько раз резал себя бритвой, и только своевременное вмешательство близких и врачей спасало его от неминуемой смерти. Его внук
Егор Гайдар, ссылаясь на семейные рассказы, утверждал, что это были не попытки
самоубийства, а стремление причинением себе страданий перебить страшную головную боль, мучившую Гайдара. Писатель также
злоупотреблял алкоголем и «во хмелю был страшен».
Биограф писателя
Б. Камов приводит фразу из дневника Гайдара «Снились люди, убитые мною в детстве»
[10]. Сны были записаны А. П. Гайдаром по просьбе лечащего врача А. О. Эдельштейна в клинике им.
С. С. Корсакова в декабре 1930 года.