[Людмила Матвеева]

Летаргия




1.
День казался бесконечным. Павел с тоской смотрел на часы и хмуро вздыхал, но это не придавало ускорения стрелкам часов: они жили своей размеренной жизнью.
В течение последних трёх месяцев, едва успевал начаться день, Павел напряжённо ожидал наступления ночи. Ждал нетерпеливо, с жадной надеждой и страхом одновременно, что ночной гость по какой-то причине не придёт, и он опять останется один на один со своей тоской и смертельной болезнью.

Он сказал, что его зовут Фэл. Странное имя, но Павел скоро привык к нему и, со временем, ему даже стало казаться, что никакого другого имени у него и быть не может. С появлением Фэла жизнь Павла круто изменилась. Тридцать пять прожитых лет остались где-то в отдалённом прошлом, к которому он имел какое-то косвенное отношение, будто кто-то другой прожил за него эти годы…

Полгода назад он почувствовал себя плохо, так плохо, что потерял сознание на автобусной остановке. Сначала не придал этому значения, списав случившееся на тепловой удар, но потом стал замечать подозрительную слабость, апатию, потерю веса. Когда, наконец, он обратился к врачу, было поздно.
Принял это известие он спокойно, без паники, от химиотерапии отказался, помня о том, насколько бесполезным был этот метод тогда, когда заболела его мать. Она умерла пять лет назад, но он всегда помнил и не мог забыть её страдающих глаз.

Павел знал особенности этой болезни и хладнокровно приготовился ожидать конца. Он даже не пытался бороться за свою жизнь, зная, что перед раком бессильны все, даже врачи. Никто не мог гарантировать ему сохранение жизни и обречённость сломала его волю. Он покорился своей участи, рассматривая смерть как биохимический процесс, благодаря которому освобождается место для жизни другим человеческим существам. Он так и сказала врачу: «Пора освободить место кому-то другому», отказываясь от лечения.

Но появление Фэла изменило его представление о смерти, хотя на первых порах он спорил с ним. Павел считал, что бессмертие души вовсе не означает бессмертия человека, поскольку он, человек, состоит из двух сущностей, и если одна погибает, то и человек перестаёт существовать. Теряя биологическую свою часть, он перестаёт быть индивидуумом на земле в физическом смысле; теряя же духовную – перестаёт быть человеком в нравственном отношении. Получается, что остаётся бессмертным только сознание, лишённой всякой человеческой индивидуальности, то есть памяти и чувств - безликое, бесформенное, аморфное.

Фэл слушал его молча, внимательно, не мешая высказываться. Но Павел видел по его лицу, что он готов возразить ему.
- Тебе не понять этого, Фэл, - перебил его Павел, когда он попытался что-то сказать. – Ты не знаешь биологической смерти… Пойми! – Человек, уходя из жизни, лишается всего: родных, близких, друзей и, наконец, - что немаловажно, и своего места в этом времени, в этой эпохе. Он бесследно исчезает здесь, от него не остаётся ничего, что давало бы ему возможность сознавать себя живущим. Со смертью тела умирает память о самой жизни, но лишённый возможности помнить свою жизнь, он теряет связь между прошлым и будущим, даже если оно существует где-то там…. Кем я буду там? Павлом? Иваном, не помнящим своего родства?

- Однако, Павел, твои эмоции закрывают от тебя истину. Ты блуждаешь рядом с ней, но не ведаешь её. – Фэл говорил ровным, тихим голосом и взгляд его излучал доброту и участие. – Знай же, не так уж бесплотна душа человека, как тебе кажется, и сознание – не пустой воздушный шарик. Биологическая субстанция, которая подвержена разрушению, – не предел и не единственная форма существования. Сохранение её – не такая уж недостижимая перспектива для Земли, но всему своё место и время. У меня нет разрешения на подробное изложение путей решения этой задачи, скажу только, что опыт миллионов других цивилизаций показывает, что человек до осознания истины должен дорасти сам, это единственное условие, которое позволит ей проявиться. А что касается памяти о прошедшей жизни и множестве других, то для человека это непосильная ноша, которую он не всегда в состоянии нести. Далеко не всё, что хранит память, доставляет радость. Многое из своего прошлого люди сами рады забыть и никогда не вспоминать…

Разговор этот происходил на четвёртую ночь со дня появления Фэла в комнате умирающего. И хотя боли жестоко мучили его, сам факт приближающейся смерти отошёл куда-то на задний план. Мысль ожила, забурлила и подняла его с постели. Обливаясь потом, он вставал, мелкими шагами семенил к книжным полкам и слабой, дрожащей рукой выискивал нужную книгу. Найдя, с торжественным удовлетворением прижимал её к впалой груди и возвращался в своё логово. Садился и принимался лихорадочно перелистывать страницы, выискивая то ли подтверждение ночным беседам, то ли опровержение… Иногда он вскрикивал, и возбуждённо махал руками, а иногда смеялся дребезжащим смешком, саркастически кривя губы. В его запавших глазах загорались, поочерёдно, то ликование, то отчаянье. Но всё это было потом, а этому «потом» предшествовал приход Фэла, точнее сказать - его явление.

Павел помнил этот день до мельчайших подробностей. Уже с утра ему было плохо, гораздо хуже, чем до сих пор бывало. Лекарства, какие-то слабенькие порошки, совсем перестали помогать. Приближалось время, когда боль ничем, кроме наркотика не снимешь. Но, поди ты, получи их, эти бесплатные лекарства! А если покупать, то на что?! Значит скоро мучительный конец… Нет, он не испытывал страха, но внутри вдруг шевельнулось что-то вроде жалости к себе и когда на пороге появился Артём с женой, Павел был совсем не в духе.

- Чёрт их принёс, - злился Павел. – Артём опять будет делано бодриться, а Танька – молоть чепуху бабскую.- Но Артём взял стул и, молча, подсел к дивану, а Татьяна без лишних слов исчезла на кухне. Павел хмуро смотрел в потолок.

- Что это с тобой, - осторожно спросил Артём.
-А ты не знаешь, - зло ответил Павел. – Всё, как всегда, - добавил он потом, уже спокойнее.
-Да нет, - возразил Артём, - раньше ты был, как будто, рад нам, а сегодня я радости совсем не вижу, скорее наоборот.
- Мне надоело притворство, - хрипло отрезал Павел.
- Какое притворство? О чём это ты?
-Ты ещё спрашиваешь? – возмутился Павел, воткнув в Артёма негодующий взгляд. –Ты, который учил меня жить не кривя душой!.. Что ж теперь?.. Ведь всем всё ясно: вы здесь, я уже почти там…- мотнул он головой, указывая на потолок.- Так зачем делать вид, что у меня ещё сто лет впереди, а не сто часов? Да мне и не надо этих лет. Я своё отжил. «Краткосрочная увольнительная из небытия в бытие» закончилась, - заключил он где-то выхваченной фразой. – А, вообще, устал я жить… и умирать тоже устал…-
-Тогда чего ты хочешь? – спросил его Артём после некоторого молчания.
-Хочу честного отношения к себе! Не надо фальшивить, мне только тяжелее от этого! Я ещё жив, понимаешь?! Жив! Не надо делать вид, что всё в порядке, мы все знаем, что это не так…
-Тебе будет легче, если я надену на себя траур и буду сидеть возле тебя со скорбной миной? – спросил Артём.
Павел задумался.
-Мне будет легче, если вас здесь не будет.
-Ты уверен?
-Абсолютно.
-Прости, - сказал Артём, поднимаясь со стула. – Телефон у тебя есть, нужна будет помощь, - звони.
Через пять минут, тихо закрыв дверь квартиры, друзья ушли.

Но наступившая тишина не принесла облегчения.
-Скотина неблагодарная! – выругал он себя вслух, треснув кулаком в стену. - Идиот, размазня! Распустил нюни…- И вдруг, будто что-то толкнуло его в грудь, он вздрогнул и, задыхаясь, прошептал, - А как же мама? Ведь ни одной жалобы… Я видел, как она страдала от боли, как хотела жить…

И в памяти Павла всплыл тот, предпоследний день. Он вошёл в комнату, где она лежала, маленькая, сухонькая, с бескровным лицом, половину которого занимали огромные черные глаза. Павел сразу же заметил в них какое-то новое выражение и сердце его сжалось. Взгляд её был спокойный, но пристальный, он будто шёл из какой-то глубины, жуткой, как чёрная пустыня Вселенной. Ему стало страшно. Он, вдруг, понял, что Она уходит от него навсегда в неизвестность и что пространство между ними стремительно растёт, но ничего нельзя изменить. В горле заклокотал удушливый комок, Павел рванул ворот рубашки и обхватил ладонью шею, силясь удержать рвущийся из груди стон. И он почти справился с собой, как вдруг она заплакала жалобно, беззвучно, как ребёнок. Глотая слёзы, с горьким отчаянием она несколько раз повторила: - Не хочу умирать… Не хочу!

Задыхаясь от горя, Павел лепетал бессмысленные, безнадёжные слова утешения. Он судорожно гладил её по волосам, по лицу, крепко прижимая к своей щеке Её руку, поливая горячими слезами…

Пережив тяжёлые воспоминания, от которых застонала душа, Павел, наконец, понял, как тяжела участь тех, кто находится рядом с умирающим человеком. Как мучает сознание того, что ничем не можешь помочь, как угнетает чувство вины, что близкий тебе человек умирает, а ты остаёшься жить…

-Скотина! – ещё раз обругал себя Павел. -Моральный урод!
Чувствуя себя совершенно разбитым, он принял положенное лекарство и отвернулся к стене. Заснул сразу, но сон был некрепким, в полудрёме он ворочался, стонал, бормотал что-то бессвязное. Так он промучился до десяти часов вечера, а когда проснулся, в комнате был полумрак. Захотелось пить. Дотянувшись до тумбочки, взял стакан с водой и поднёс его к губам, но тут понял, что в комнате кроме него есть ещё кто-то. Первая мысль была о том, что вернулся Артём и сидит в кресле, которое всегда стояло в углу, у окна. Но стряхнув с себя остатки сна, он понял, что в кресле сидит совершенно посторонний человек.

-Ты кто такой? – хлопая ошарашено глазами, осведомился Павел? – И что тебе здесь надо? И вообще, как ты сюда попал? – затем, в изнеможении откинувшись на подушку, он тусклым голосом сказал: - А, впрочем, какая разница… - помолчал, а потом добавил: Только имей в виду, воровать у меня нечего… так что, топай отсюда, приятель…

Но «приятель» даже не шевельнулся. Он продолжал сидеть, наблюдая за Павлом, которого это раздражало.

-Ну что таращишься, - взорвался он, негодуя. – Я не икона, и не картина, нечего на меня любоваться, давай, - вали отсюда!

Но незнакомец оставался недвижим. Полумрак не мешал рассмотреть его лицо, которое обрамляли аккуратно подстриженные светлые волосы. Прямой нос, небольшой рот, губы слегка пухлые, глаза… Глаза смотрели спокойно и пристально, совершенно не мигая…Немигающие глаза! Будто неживые...

-Галлюцинация, - догадался Павел, покрываясь потом. Медленно опустив ноги на пол, он сел на диване, не затратив на это больших усилий, чему очень удивился. Стараясь не смотреть в сторону кресла, он стащил со стула полотенце и вытер пот со лба, груди и шеи. Остатки сна слетели окончательно, и он, уверенный в своей догадке, снова бросил взгляд в сторону кресла в надежде, что галлюцинация испарилась.

Посетитель оставался на своём месте.

-Ну, это уж слишком, - воскликнул Павел, и, схватив стакан, хотел кинуть его в призрачный силуэт, но услышал внутри себя властный голос: Не двигайся! Поставь стакан на место!- Павел застыл.

Незнакомец, скрестив руки на груди, смотрел на Павла всё тем же неподвижным взглядом. Лунный свет, упавший на него, высветил серебристо-белую одежду и лёгкие блики отразились на стенах комнаты, слегка освещая её.
Павлу стало жутко и, с трудом пересиливая страх, он хрипло прошептал:

-Кто ты? Что тебе нужно?- И снова услышал внутри себя:
-Я человек, как и ты, но с другой планеты…. И не мне что-то нужно здесь, это тебе нужна моя помощь…

Павел долго соображал, не имея сил объяснить происходящее.

-Ха-ха-ха, - вдруг засмеялся он, - да ведь это розыгрыш! – осенило его. – А летающую тарелку ты на лестничной площадке припарковал? – перешёл он на «ты», совершенно уверенный, что его разыгрывает кто-то из своих.

-Ладно уж, расколол я вас… Артём, выходи! – Крикнул он в сторону прихожей. – Ты, верно, экстрасенс?.. Развелось вас, как тараканов. Ну, Артё-ё-ё-м! Во, до чего додумался!
Но вопреки ожидаемому, внутри его опять прозвучал голос и он услышал отрывистую фразу:

-Артёма здесь нет. Повторяю, я с другой планеты… Пришёл помочь тебе…
-Да ты что, за дурака меня принимаешь?! – разозлился Павел. – И чего ты всё пялишься и пялишься, как удав на кролика?! – Он сердито сопел, поглядывая исподлобья на незваного гостя, но интуиция начала просыпаться, подсказывая, что всё не так просто, как он подумал. – А чем ты докажешь, что ты с другой планеты? – спросил Павел и ехидно ухмыляясь, добавил:- Я словам не верю.
-Ты требуешь доказательств? – услышал Павел в голове.- А до сих пор ты мог с кем-нибудь общаться мысленно? –
-Про телепатию я слышал, это ещё не доказательство, - возразил Павел.- Да и вообще, нельзя ли по человечески, по простому… А то в голове всё гудит…
-Хорошо, - проговорил незнакомец с усилием, слегка кивнув головой.- Я покажу тебе свою планету и кое-что из твоей жизни. Смотри на стену.

На противоположной от Павла стене появилось светлое пятно с неровными краями. Меняя свои очертания от круга до ромба, оно, в конце концов, приняло форму экрана. Источника света, создающего этот экран, не было, в комнате по-прежнему царил полумрак, а экран фосфоресцировал так же, как одежда незнакомца. Павлу стало не по себе. Он зябко поёжился, натянул на себя одеяло, и мрачно уставился на светящуюся цель. Вскоре внутри экрана замелькали какие-то фигуры, или знаки. Они быстро сменяли друг друга и разглядеть, или запомнить их, не было никакой возможности. Затем скорость движения кадров замедлилась, изображение стало отчётливее и ярче, появилось ночное небо, усыпанное мириадами звёзд. Сначала оно было неподвижно, потом… будто вздрогнуло и понеслось навстречу с поразительной скоростью, рассыпая в разные стороны искры звёзд. Павел даже зажмурился от ощущения бешеной скорости, а когда открыл глаза, на него неслась планета. Она стремительно росла, пока не заполнила собой весь экран. Затем, будто кто-то включил экстренное торможение, скорость сближения резко замедлилась.
Теперь Павел видел планету с высоты птичьего полёта. Дух его трепетал, созерцая неземную красоту, обилие красок, тонов и полутонов. Нельзя сказать, что красота Земли хуже, или менее привлекательна, она просто другая.

Всходило солнце. Мягкое, теплое, оно заливало фантастический мир благодатными волнами. Царил умиротворённый покой, но не сонное царство предстало перед взором Павла, а кипучая жизнь, изменяющая свой облик каждое мгновение. Каждый миг преображал планету в новое существо, и жизнь перетекала из одного состояния в другое легко и восторженно, не имея повторений. Подобно калейдоскопу одна за другой следовали дивные картины ландшафтов, перемещались лазоревые моря, вырастали бирюзовые горы. Невообразимые породы птиц кружили в золотистом пространстве, купаясь в животворных потоках, и оперенье их переливалось в лучах солнца подобно тому, как играют грани отшлифованного алмаза. Внизу, на земле, как сказал бы землянин, раскинулись города. Они представляли собой великолепные архитектурные ансамбли, но прелесть их была не в роскоши и не в обилии декора, а в живой простоте. Это были миниатюрные постройки, крошечные теремки, связанные между собой арочками, ажурными воздушными мостиками, всевозможными переходами. Все эти теремки горели, как разноцветные лампочки новогодней гирлянды, и свет их перетекал волнами от домика к домику, создавая всё новые и новые цветовые сочетания. Живая картина, рисующая сама себя…Такое даже представить себе невозможно, но вот же она!

Павел просто ошалел от восторга, но не успел он опомниться, как кадры на экране побежали в обратном порядке и снова замелькали фигуры и знаки, потом всё исчезло, а через мгновение изумительные картины фантастического мира сменились тягостными картинами Земли.

Павел увидел большую комнату, обставленную простенькой, самодельной мебелью. Громоздкий шкаф на высоких ножках, за шкафом – металлическая кровать с никелированными набалдашниками и горой подушек, сервант тёмного дерева со стеклянными дверцами. Большой письменный стол стоял у окна, а рядом – старое кресло с закруглёнными подлокотниками, то самое, которое и сейчас стоит у окна в комнате Павла…. А в кресле молодая, черноволосая хрупкая женщина с огромными, выразительными глазами. Дыхание Павла остановилось, - это была его мать. В горле вновь заклокотало, в висках стучала, вспучивая вены, кровь, а из глаз крупными градинами покатились слёзы. На обросших щетиной щеках, они натыкались на жёсткий волос и разбивались на мелкие ручейки, стекающие на шею и подбородок… Павел боялся даже пошевелиться, он судорожно вцепился в спинку стоящего рядом стула, пальцы рук побелели, серо- зелёная бледность заливала его лицо. Стараясь не пропустить ни одного мгновения своего собственного детства, он с замиранием сердца следил за происходящим, зная заранее, что произойдёт потом…
Вот он, мальчик пяти лет, забирается на руки к матери. Они ждут отца к ужину. Вот, от страшного взрыва вылетают стёкла в окне и серванте… В порту Владивостока взорвался корабль, нагруженный боеприпасами для фронта… Диверсантов задержать не удалось, они ушли морем. От корабля и команды не осталось ничего…

Павла бил озноб. Фэл, по-прежнему, сидел в кресле.

-Теперь ты мне веришь? – спросил он, как только Павел пришёл в себя. Павел молча кивнул головой. – Сейчас я должен уйти, - продолжал Фэл,- но завтра, если ты не будешь против, я приду снова. Павел не возражал, сил на возражения не было.

Фэл встал, прошелестев одеждой. Он был невысок, но царственная осанка придавала его облику то величие, которое вызвало в душе Павла детскую робость. Он стремительно прошёл через комнату к тому месту, где на стене недавно горел экран, свободно прошёл сквозь стену и исчез, будто растворился.

После его ухода, на Павла опять напали сомнения. Ему легче было признать факт галлюцинаций, чем факт сверхъестественного. Он был скептиком, причём ядовитым. Всё, что относилось к области аномальных явлений, он высмеивал, не скупясь на эпитеты, подтрунивая над теми, кто склонялся к их допущению.

О Космосе он вообще не желал думать. Даже самая крохотная, подспудная мысль о бесконечности Вселенной была ему неприятна и чужда, потому что подводила к неизбежному осознанию себя ничтожно маленьким и беспомощным в огромной космической пустыне.
-Картины детства, могли просто всплыть в памяти сами собой, такое случается почти со всеми, у кого жизнь близится к концу, - говорил он сам себе.- Ничего сверхъестественного тут нет.- Но как тогда объяснить путешествие в Космосе на другую планету, планету Фэла? – честно задавал он сам себе вопрос. – Не мог же я всё это придумать, тем более, что никогда и не думал на эту тему.- Внутренние противоречия раздирали его. - Завтра, если он придёт, всё выспрошу…-решил Павел.

В желудке громко заурчало.

Он встал довольно легко, и к его удивлению у него не задрожали ноги, не подкатила к горлу слабость. Павел прошёл на кухню, заглянул в холодильник. Заботливой рукой Татьяны на полках холодильника были сложены и составлены пакетики, коробочки, баночки, бутылки с минеральной водой, фрукты. Совесть куснула его довольно сильно, когда он увидел это изобилие. Хотелось позвонить друзьям, попросить прощения. –Завтра, - решил Павел. -Сегодня я устал от всего…-Утолив проснувшийся голод, он вернулся в комнату и забрался в постель, намереваясь ещё раз обстоятельно обдумать всё происшедшее. Но естественный сон, без снотворного, без обезболивающего, сморил его и Павел уснул так легко и беззаботно, как давно не спал.

С тех пор каждый день он ждал Фэла. Он не сообщал заранее когда придёт в следующий раз, но Павел заметил, что в те дни, когда он приходил и они вели беседы на разные темы, его самочувствие заметно улучшалось. Стихали боли, а на смену изнеможению и слабости приходила бодрость. Он оживлялся, активно жестикулировал в разговоре, лучше спал и ел. Они говорили о многом, но до сих пор Павел не решался у него спросить о том, есть ли возможность сохранить ему жизнь. Странный вопрос, когда казалось бы всё уже было ясно и не вызывало сомнений, но какая-то безосновательная надежда зародилась в его душе и связывала его с жизнью, с которой он уже попрощался.


2. Наконец стрелки приблизились к заветному часу, а за окном сгустились сумерки. Павел сознательно не включал свет: в темноте появление инопланетного гостя было намного эффектнее, чем при свете. Он появлялся в одном и том же месте из стены, будто возникал из густого тумана, проходил к креслу и, приветливо улыбнувшись Павлу, садился.

-Как ты это делаешь? - спросил Павел, когда он пришёл.
-Ты имеешь в виду стену?
-Да.
-Просто. Материя моего тела тоньше материи стены. Я просто просачиваюсь сквозь неё, как вода сквозь сито.
-А я так смогу?
-Сможешь, если захочешь.
-А что нужно для этого?
-Сосредоточить своё сознание внутри себя, а потом переместить его туда, куда хочешь.
-И всего то?!
-Ты думаешь это так просто?
-Не знаю, не пробовал… - Сконфузился Павел.
-Этому можно научиться, но есть одно условие: необходимо сознавать для чего тебе это нужно.
-А тебе для чего это нужно?
¬-Я должен помочь тебе.
-Зачем? Почему именно мне?
-Затем, что на Земле давно пора установиться Знанию о том, что человек не только то, что видимо физическому взору. Почему именно ты выбран для этого? – Потому что твой скептицизм смешон и вреден одновременно.

Павел подскочил на диване, как укушенный.

-А что смешного-то?! – возмутился он, уязвлённый в своём самолюбии и самомнении.
-А разве не смешон тот, кто отрицает факт своего собственного существования?
-Я не отрицаю факт самого себя, я отрицаю то, что по ту сторону смерти, потому что никто ещё ни разу не пришёл оттуда, и не сказал, что за смертью следует жизнь, в какой бы форме она не была.
-А я разве не доказательство? – с улыбкой спросил Фэл.
-Ты – житель другого мира, который не знает смерти. Откуда ты можешь знать, где буду я, житель Земли, где смерть обычное дело?
-Я тоже житель Земли в прошлом.
-Как так?! Ты мне до сих пор не говорил об этом…- растерянно промямлил Павел.
-Теперь говорю, - продолжал улыбаться Фэл.
-И что?.. Как, где, кем ты был? Ты помнишь?
-Конечно, только сейчас речь не обо мне. Я хотел тебе предложить попутешествовать со мной.
-Но как?! У тебя ведь нет летающей тарелки, насколько я заметил? – съязвил Павел.
-Ложись.
Павел лёг.
-Закрой глаза.
Он послушно закрыл глаза, думая о том, что всё это ерунда какая-то…
-Не отвлекайся на посторонние мысли. Сосредоточься на том, что ты есть.
-А что я есть?
-Сгусток света.

После некоторых усилий Павлу удалось увидеть внутренним взором светящийся шар, размером с яблоко.

-Теперь перемести его в безвоздушное пространство.
-Молодец, -слышал он голос Фэла. –Постарайся запомнить то, что ты видишь.
Павел боялся спугнуть своё видение. Прямо перед ним сиял земной шар, огромный, голубовато-бирюзовый, окутанный покрывалом облаков. Видно было, как они перемещались, освобождая одни области планеты, и накрывая другие. Солнечные лучи, как мечи, пронзали их покров и, падая на поверхность Земли, они будто вонзались в её плоть. Зеленела тайга Сибири, голубели горы Урала, Кавказского хребта и Тибета. Пустыня Гоби отражала солнечный свет, над её областью бушевало живое пламя, языки которого, как паруса развевались в пространстве. Океаны и моря лежали в своём лоне, испарения воды создавали искрящуюся мантию над ними, в некоторых местах она сверкала множеством радуг. Восторг охватил Павла, чувство необыкновенной свободы и ясное осознание себя, своего собственного существования потрясло его с невероятной силой.

-Я есть! – закричал Павел.- Я есть!- Впервые открыл он глаза на мир, на жизнь, будто спал до сих пор, и не мог проснуться. – Я есть! – ликовала его душа, пробудившаяся для сознательной жизни…

-Я есть! – всё ещё повторял он, - но голос стал грубым и глухим, и ему самому неприятным. Глаза были широко открыты, но перед взором его уже стояла темнота и очертания комнаты, которую он с трудом узнал.

Фэл слегка шевельнулся, напомнив о своём присутствии.

После минутного молчания и адаптации к земной очевидности, Павел подтянулся на руках и сел.

-Я понял, - сказал он. – Не тело есть человек, а то, что заключено в нём. Я не знаю что это, - душа, разум, дух, или всё это вместе взятое, но я знаю теперь, что даже без тела можно существовать . Я не боялся смерти не зная этого, теперь мне она безразлична вовсе.
Фэл одобрительно кивнул головой.

-Но мне показалось, что совсем недавно у тебя появилось желание жить, - сказал он, улыбаясь.
-Теперь уж и не знаю, - развёл руками Павел. –В свободном полете было куда интереснее и комфортнее, чем в этом скафандре, - и он с досадой хлопнул себя по тощим коленям.
-У каждого мира свои условия и они лучше всего соответствуют задачам его человечества и Жизни. Подумай о том, сколько труда и творческой энергии было затрачено кем-то для того, чтобы существовала Земля и жизнь на ней. Ты смог бы осуществить такую задачу?
-Ну, ты загнул, - ответил Павел, - я человек, а не Господь Бог.
-Человек может приблизить себя к Нему, - сказал Фэл.- Ему даны все возможности для этого. Жизнь – школа, которая растит и воспитывает сознание, - творческий инструмент Жизни. Из малой искры вырастает Творец, и понятно, что для этого нужно многое познать и воспитать в себе.
-Я понял, - перебил его Павел, - все миры, все планеты, это ступени одной лестницы. Мы переходим из одного мира в другой, как из класса в класс в школе. Сдал экзамен, - переходишь в следующий, не сдал – остаешься на второй год, на третий, десятый…
-Именно так, - согласно кивнул Фэл. – Только есть одна тонкость: человек, проходя обучение, должен нарабатывать и отрабатывать практику, поэтому так важно, то, что сумел сделать ты в мире, в котором живёшь сейчас.
Павел задумался.
-Да ничего не успел я сделать, - в задумчивости покачал он головой. – Жил, как пень на ножках. Плыл по течению, даже не думая о том куда плыву и зачем и рядом плыли такие же. Ничего от меня не останется на Земле, теперь уж – точно.
-А если бы тебе сохранили жизнь, как бы ты воспользовался этим?

Вопрос был не из простых.

Привычка жить на автопилоте рисовала старые картины. Ничего нового, кардинально менявшее образ жизни, на ум не приходило. Но постепенно стала оформляться одна мысль, правда он плохо представлял себе, как смог бы осуществить своё желание.

Фэл не торопил его с ответом, но судя по выражению его лица, он знал о том, что оформилось в сознании Павла, потому что улыбался ему вполне одобрительно.

-Фэл, скажи, а можно мне рассказать о существовании твоей планеты? – Спросил его Павел, решившись на что-то.
-Не только можно, но давно было нужно. Земляне должны торопиться, эволюция не стоит на месте, и ни одна планета не автономна сама по себе, все они – неразрывная цепь, по звеньям которой течёт эволюция. Если в каком-то месте образовался затор, произойдёт сбой всей системы миров, а это – крах в масштабах Вселенной. Атомный взрыв в Хиросиме и Нагасаки – ничто по сравнению с тем, что может быть, если ваше человечество не войдёт в эволюционный поток сознательно и плодотворно.

-Я понял… Мне хотелось бы написать обо всём, что я узнал и пережил. – И он засмеялся. – И это говорит махровый, непробиваемый скептик!.. Меня тревожит только одно, - продолжал он, - смогу ли я это сделать так, чтобы люди поверили, поняли, приняли и изменили своё отношение к себе и к жизни.

-Сможешь, все данные у тебя есть для этого, главное – выражай свою мысль проще. Космогоническая философия – удел немногих, а спасти нужно всех, или, по крайне мере – большинство.

-Спасти? От чего?

-От самоуничтожения. Человек, отрицающий жизнь после биологической смерти, уже умер и в будущем его нет. Что толку от того, что он существует сейчас, если весь его опыт не будет перенесён сознанием в новое бытие, потому что он внушил себе небытие. Он и будет, как щепка, плавать бесцельно и бессмысленно в океане Вселенной, не сознавая себя, отказав себе в жизни, которая и есть настоящая жизнь. Все планеты – лишь театры, в которых мы учимся жить, чтобы жить полноценно тогда, когда внешние условия воплощений не будут принуждать тебя к чему либо, но ты сам будешь творить в соответствии с уровнем сознания и в силу потребности творить.

Голову Павла распирало от воспринятых истин. Теперь он даже удивлялся тому, насколько проста и доступна та часть её, которая ему открылась, но ещё больше он удивлялся тому, насколько был слеп и примитивен его ум, вращающийся раньше вокруг таких же примитивных желаний, обслуживающий их, и который был готов уже угаснуть, оставаясь, по сути, нулевым. Он живо представил себя, плавающим в пространстве в виде мусора. Вокруг его шумел космический прибой, сверкали звёзды, и мириады светящихся точек, издающих свой собственный звук, исполняли единую мелодию Жизни, и только он, был мёртв… Весь содрогнувшись от этой картины, он, как никогда, захотел жить, жить ради жизни, не выпадая из её творческого Потока, не прекращая деятельности своего сознания.

-Но что мне делать теперь? – спросил он Фэла. – Я не смогу победить рак, это – безнадёжно, мне осталось немного, и я могу не успеть сделать даже то малое, что задумал.
-Рак почти невозможно победить потому, что не научились его побеждать. Я помогу тебе ради той задачи, которую ты себе поставил. Но для этого тебе придётся покинуть Землю на время, ты согласен?

-О чём разговор! – Без капли сомнения воскликнул Павел.
-Тогда не будем откладывать, время дорого. Закрой глаза…

3. Артём с недобрым предчувствием открыл ключом дверь в квартиру Павла. После ссоры, когда Павел, по сути, выставил их с Татьяной за дверь, прошло три месяца. Ссора забылась, Павел, как ни странно, стал чувствовать себя лучше, почти обходился без их помощи и они больше не досаждали ему своими визитами. Доставляли во время лекарства и продукты, а всё остальное время он был предоставлен самому себе. Но Павел сам стал больше проявлять к ним интереса, чаще звонил по телефону, дважды даже просил вывезти его в парк, где они в юности любили играть в волейбол. И вдруг замолчал на три дня. И к телефону сегодня не подошёл.

Дверь, жалобно скрипнув, распахнулась, стукнувшись об стену, Артём даже вздрогнул от неожиданности и напряжения. В квартире стояла тишина, которая не предвещала ничего хорошего. Собственно все знали, чего можно было ожидать, но, всё равно, это всегда случается неожиданно.

Павел лежал на диване, аккуратно накрытый одеялом. Было такое впечатление, что он спокойно спит, но вместе с тем в лице его произошли те изменения, которые наблюдаются у умерших людей. Черты лица заострились, веки натянулись на глазных яблоках так, будто прилипли к ним.

-Павел, - окликнул его Артём на всякий случай и наклонился над ним. Павел молчал. Артём дотронулся до руки, лежащей вдоль тела поверх одеяла, - она была холодна. Артём поднял его кисть, прощупывая пульс, - пульса не было, но кисть слегка обвисла. –Похоже умер недавно, - подумал Артём, -не успел застыть ещё.- Он смотрел на спокойное лицо своего друга, и не мог поверить, что он мёртв. Ни тени страдания, ни предсмертной агонии, - ничто не говорило о том, что он тяжело болел. Худоба была свойственна ему всегда, и сейчас скулы обтянуты кожей не больше чем при жизни. Вдруг ему показалось, что Павел сделал едва заметный вдох, у Артёма мороз пробежал по коже.
-Павел, - закричал он и стал трясти его за плечи, надеясь, что он ещё жив, но безуспешно.
-Идиот! – Пронеслось в голове у Артёма, - Скорую, срочно!
Бригада скорой помощи приехала через полчаса, - врачи не торопятся спасать онкологических больных, дни которых сочтены…

Погрузив безжизненное тело на носилки, они увезли его, оставив адрес для оформления процедуры погребения.

Следующий день поверг в шок не только Артёма с Татьяной, но и весь их маленький городок.
Паталогоанатом, который должен был делать вскрытие тела Павла, получил инфаркт.

Фантастическая история распространилась с невероятной скоростью и обрастала всё новыми, и всё более фантастическими подробностями.

Со слов очевидцев, события развивались так.

Тело Павла было доставлено в морг маленький городской больницы. Утром паталогоанатом, пожилой уже Михаил Васильевич, приступил к выполнению своих профессиональных обязанностей. Едва сделав первый надрез на трупе, он получил в лицо сильный удар руки покойного, а из раны потекла кровь. Опрокинув столик с инструментом, пожилой врач опрометью бросился из помещения, дико вопя и сбивая с ног медперсонал, а потом упал без чувств на пороге морга.

Его ассистент, - студент медицинского училища, сидел на кушетке белее простыни, которой она была накрыта, и не мог произнести ни слова, лишь размахивал руками и жестом указывал на покойного, из раны которого медленно сочилась кровь, но тело опять было неподвижным.

Начался страшный переполох. Сбежались все врачи, выдвигались всевозможные гипотезы происшедшего, и одной из них была – летаргия. Она же и подтвердилась в итоге всех исследований и наблюдений. Теперь Павел стал местной знаменитостью, даже из Москвы приезжали профессора психиатрии и нейрохирургии, чтобы исследовать этот феномен, который случался в истории и раньше, но был очень редок и поэтому мало изучен и исследован. Павлу, оказавшемуся в таком положении, требовался особенный уход и наблюдение специалистов, которых в таком маленьком городке не было. Спустя три дня, он был транспортирован в Н., где и находился под наблюдением врачей два месяца.

А потом он проснулся…

Показания всех исследований показали полное отсутствие недуга, которым он страдал. После двух недель, потребовавшихся для восстановления всех жизненных функций, он вернулся домой.

Через месяц вышла первая повесть, которую он написал, и которую ты прочёл, читатель…
Возможно, мы ещё узнаем о том, где пропадал он два месяца, и что стало причиной его выздоровления. Главное, чтобы мы хотели это знать.