[абрикос]

Мы живем в каком-то безвоздушном пространстве. Безвременье. Смотреть нечего. Читать нечего. Я некоторое время считала что это мое - придирчивое... Потом поняла что права. Небеса оставили нас. Даже песен нет приличных. Мелодий новых. Голливуд за последние несколько лет не снял ни одной приличной картины. С их то возможностями.
Если так будет продолжаться дальше - дело плохо. Душе народа нужны идеи, нужны цели, нужен смысл. И это дает искусство в первую очередь. Но оно мертво. Я имею ввиду тех кто творит сейчас в режиме реального времени. Я не имею ввиду даже всяких коньюктурщиков и прихлебателей возле кормушки....
И политики самое забавное, ничего предложить нам не могут.


http://ru-bykov.livejournal.com/1386609.html#cutid1 Д.Быков о современной литературе.

Почему невозможен сегодня русский роман — ни на современном, ни на историческом материале, да и фантастика давно не видела прорывов? Счастливые исключения есть, но они крайне малочисленны. Даже длинный список «Большой книги» в этом году на удивление вял: есть там романы чрезвычайно амбициозные — скажем, «Проводник электричества» Сергея Самсонова, весьма одаренного человека, но и в этом обширном тексте автор лихорадочно пытается замаскировать отсутствие собственной исторической концепции стилистическими избыточностями на грани истерики, а о психологической достоверности и пластической выразительности применительно к этой ритмизованной, избыточной прозе вообще говорить смешно.

Текст, с которым можно было бы спорить, текст, в котором пульсирует мысль или действует герой, способный заслужить читательское сочувствие, сегодня стал еще большей редкостью, чем в прозе первой половины пятидесятых — что прошлого, что позапрошлого века.

В чем дело? Мандельштам говорил, что для романа нужны десятины Толстого или каторга Достоевского, — то есть высота взгляда, дающаяся либо аристократизмом, либо опытом. Осмелюсь добавить: для романа нужно движение времени — ибо без исторического контекста эпической прозы не бывает; пресловутый брежневский застой по сравнению с эпохой Вечного Путина — образец динамизма, что сказалось и на прозе. Без исторического контекста, заставляющего думать и определяться, не может быть «единства нравственного отношения к предмету», на котором как на условии художественной цельности настаивал Толстой.

Сегодня молчат или стремительно теряют адекватность именно люди, которым удалось лучше других выразить нулевые: давно нет новых романов Юлии Латыниной (и подозреваю, что ей просто не о чем писать, — та реальность исчерпана, новая не просматривается), Петрушевская пишет стихи и песни, молчит неизменно чуткий Кабаков. Вечная проблема сочинителя, занимающегося еще и критикой, — упрек в попытке выдать личный творческий кризис за тенденцию; но что поделать, я и сам с великим трудом заставляю себя возвращаться к недописанному роману, потому что роман может расти не на всякой почве. Второй том «Мертвых душ» не был написан не потому, что автор иссяк (куда там!), а потому, что в застывшее время добавить к первому было нечего.

Впрочем, есть и оптимистическое объяснение. Какой смысл писать семейный роман в шестнадцатом, а военный — в сороковом? Страна явно на пороге серьезных перемен, и ближайшие два-три года вполне могут отменить все, написанное нами сейчас. Стоит ли в таком случае огорчаться, что у нас сегодня нет романов? Зато у нас есть будущее. Это всяко важней.