[Лена К.]

Vest, человек с открытыми центрами не просто видит явления тонкого мира, он живет одновременно в двух мирах. Но есть бесконечное множество степеней приоткрытия, когда человеку доступны те или иные проявления.

Из ГАЙ. На страницах произведений великих писателей и поэтов, в исторических записях, на полотнах художников, в сказаниях и легендах, на пыльных страницах священных писаний различных народов, в книгах редчайших, на свитках папирусов запечатлены удивительные свойства человеческого духа в разные времена и эпохи, проявленные у отдельных людей. Если их взять и соединить все вместе и внедрить в одного человека, то будем иметь перед собой то, чем должен стать и станет человек будущего. Одни люди проявляли ясновидение, другие яснослышание, яснообоняние и ясноосязание, читали мысли, понимали без изучения и подготовки чужие языки, провидели будущее, выходили в тонком теле, лечили руками и мыслью, поднимались на воздух, ходили по огню, воскрешали и убивали мыслью людей, насылали бедствия и болезни, устраняли землетрясения, отводили грозовые тучи, укрощали стихии, переносили свою боль на других и других — на себя, передавали по воздуху предметы, вызывали невидимые силы, очаровывали змей и давали бесконечное число самых разнообразных свидетельств о способностях и возможностях человеческого духа или тех сил, которые заключены в человеке.
Все так называемые чудеса — это проявления огненной, или психической, энергии человека. Осознав присутствие этой энергии в своем микрокосме и овладев ею, может творить человек необычные вещи, которые в невежестве своем пока еще называет чудесами или просто относит к области невозможного. Если когда-либо, где-либо, кто-либо был в состоянии явить так называемое чудо, или феномен, или необыкновенное психическое проявление, или способность, это значит, что и любой человек в потенциале своем имеет такую же возможность.

Вы не совсем правильно толкуете произведение Е.П. Блаватской «Заколдованная жизнь». Главный герой был неисправимым скептиком, он вовсе даже не имел страстного желания увидеть ТМ, а считал дикими идеи о возможности приобретения чудодейственных свойств. Когда же жизнь не оставила ему выбора, то он был вынужден прибегнуть к посредничеству обладателя сиддхи, но к нему вернулись сомнения и яростная гордыня. Это и создало те роковые последствия, которые вам запомнились.

- Как мог я видеть всё то, что я видел и слышал, в менее нежели полминуты?! - воскликнул я.
Одна только теория о сновидениях, быстрота, с которой вещественные изменения - от коих зависят идеи в наших снах - возбуждаются в гемисферических наростах, может объяснить тот длинный померещившийся мне ряд событий в такой короткий интервал времени. В одних сновидениях может так бесследно исчезать и уничтожаться всякое отношение между пространством и временем. Ямабуши ни при чём в этом неприятном кошмаре. Он воспользовался и пожинает лишь то, что посеяно мною самим; посредством какого-то адского, тайного, одним этим обманщикам известного зелья ему удалось заставить меня впасть на несколько секунд в бесчувственное состояние и вообразить видение - отвратительное и ужасное, но настолько же и лживое!.. Прочь от меня такие мысли! Я им не верю... Ещё несколько дней терпения, и в Европу должен отправитmся пароход... Завтра же я уезжаю из Киото!
Этот бессвязный монолог я проговорил громко, невзирая на присутствие моего уважаемого друга Тамуры и ямабуши. Последний стоял передо мною в той же позе, когда вручил мне зеркало, и продолжал глядеть на меня, или правильнее выражаясь, глядеть сквозь меня - спокойно и в величавом молчании. Бонза, добродушное и кроткое лицо которого выражало самое искреннее ко мне участие, приблизился ко мне, точно к больному ребёнку, и ласково положил свою руку на мою.
- Друг, - сказал он, - вы не должны уезжать отсюда до полного очищения от соприкосновения с низшими духами - дайдж-дзинами и не приняв мер к ограждению вашей души от нападений этих неразвитых тёмных сил природы. Вы должны позволить нам запереть вход к ней... Не теряйте же времени и позвольте святому мастеру, стоящему перед вами, очистить вас немедленно.
Вместо благодарности он получил от меня суровый и грозный отказ, поток насмешек над его идеей, что я способен усмотреть в этом видении что-либо кроме пустого сновидения, а в ямабуши - нечто более наглого фокусника.
- Я выезжаю завтра же, даже если бы мне пришлось для этого потерять всё моё состояние! - воскликнул я.
- Вам придётся раскаиваться целую жизнь, если оставите Киото прежде, чем очиститесь от влияния тёмных сил... А это может быть совершено только этим святым старцем!.. - испуганно уговаривал меня бонза. - Дайдж-дзины всегда настороже у открытых дверей, и они вас одолеют!..
Я прервал его грубым смехом и ещё более грубо осведомился о размере платы, должной мною этому "святому старцу" за сделанный им надо мною опыт.
- Ему не нужны ваши деньги, - получил я в ответ. - Он принадлежит к самому богатому в мире Братству; члены его ни в чём не нуждаются, возвысясь надо всем земным, а стало быть, и над жаждою богатства. Не оскорбляйте кроткого и доброго человека, который пришёл к вам на помощь единственно из чистого сострадания к вашему горю и с желанием облегчить его...
Но я отказался внимать этим разумным и мудрым речам. Дух гордости и возмущения овладел мною неудержимо, заставил забыть всякое чувство личного уважения и дружбы и довел меня до забвения простого приличия. Счастьем было для меня то, что когда в бешенстве я повернулся к престарелому аскету с намерением выгнать его из дома как обманщика, его уже не было в комнате.
Я не заметил, как он вышел, а позднее вспомнил, что, решившись подвергнуть себя его чарам, сам запер входную дверь на ключ, который и лежал на столике нетронутым. Как мог он выйти? Но в ту минуту я приписал его исчезновение трусливому бегству вследствие того, что я вывел его на чистую воду.
О безумный, слепой, тщеславный идиот! Зачем отказывался я тогда признать могущество ямабуши, как не понял, не осознал я в ту роковую для меня минуту, что с его удалением разрушалось навеки спокойствие целой жизни моей!.. Но я не сознавал в то время ничего подобного. Даже роковой демон, вызвавший всю эту сцену - неизвестность о судьбе любимых, - оказался теперь вполне покорённым более могущественным бесом, хотя и неразумнейшим из всех, - слепым скептицизмом. Тупое, болезненное неверие, упрямое отрицание очевидности собственных чувств и непоколебимая решимость взирать на всё видение как на фантазию моего усталого, измученного догадками мозга, овладели мною бесповоротно. Так велико было моё ослепление, что я даже не обратил внимания на благоразумный совет моего старого друга бонзы, советовавшего мне телеграфировать нюренбергским властям о моём скором приезде и, в случае какого-либо несчастия с родителями, просить их приказать присмотреть за детьми. Я отверг совет с полным презрением. Последовать ему равнялось сознанию, что в моём глупом видении могла быть хоть какая-то доля правды, что я допускал возможность прозревать события на другом конце света внутренним душевным зрением (нелепое выражение!), и что в том, наконец, что мне пригрезилось, было нечто более химеры пустого сновидения…
…Да, я остался на свете один, живой развалиной прежнего, и выглядя в тридцать лет шестидесятилетним стариком. Видения не прекращались, и я продолжал делаться невольным свидетелем греха и преступлений, пока, наконец, на самом краю помешательства, я внезапно не решился на отчаянный шаг. "Я вернусь в Киото и пойду к ямабуши. Я брошусь к ногам святого, оскорбленного мною старца, и не подымусь, пока он не простит меня, не отзовёт и не укротит созданного моим высокомерным неверием, но всё же пробужденного им самим Франкенштейна, демона, с которым я, по моей слепоте и гордости, не пожелал тогда расстаться!.."
…Мы расстались, и с тех пор я веду жизнь отшельника: живу в полном одиночестве и постоянно занимаюсь исследованиями. Хотя по-прежнему меня время от времени тревожат видения, я не жалею о годах, проведенных под руководством ямабуши, и искренне благодарен за знания, которые получил от них. И я всегда вспоминаю с искренней любовью и уважением бонзу Тамуру Хидейхери. Я регулярно переписывался с ним до самой его смерти и стал невольным свидетелем этого события и всех его тяжёлых для меня подробностей в тот самый день и час, когда оно произошло за далёкими морями, - честь, за которую я не могу благодарить свою судьбу.

.