[chelo-vek]

Бессмысленно спорить и о людях.

Мы всегда путаем следствие с причиной.

Откуда узнать людям, что проницает их, если не существует слов, чтобы выразить это ощущение?

Как капле почувствовать себя рекой?
Но течет все-таки река.

Как клетке дерева почувствовать себя деревом?
Но растет все-таки дерево.

Как камню ощутить себя храмом?
Но все-таки храм сберегает тишину, словно житница.

Откуда знать людям, что они делают, — никогда не поднимались они на гору,
никогда не пытались обрести себя в одиночестве и тишине.

Одному Господу ведомо, каким вырастет дерево.

Люди знают другое:
этот тянет вправо, а этот влево.
И каждый мечтает уничтожить соперника

. Но никто из них не знает,
куда же они все вместе плывут.

Точно так же враждуют деревья в тропиках.
Они теснят друг друга и крадут друг у друга солнце.

А лес тем временем разрастается и одевает густым мехом гору,
одаряя зарю птицами.

Неужели ты веришь,
что в их слова умещается вся жизнь?
……………………………………………..

XLVII
Я спросил: "Не стыдно ли вам своей ненависти, гнева, распрь, ссор?
Не сжимайте кулаков из-за пролитой вчера крови, благодаря ей в вас родилось что-то новое, ребенок рассасывает до кровавых трещин материнскую грудь, бабочка платит за крылья обломками куколки. Чем вы обогатитесь, ратуя за вчерашний день? Он отошел, нет в нем ни истины, ни подлинности.
Опыт учит меня, что палач и жертва — любовники первого кровавого часа любви.
Плод будущего рождается от них обоих. И плод этот значимей тех, кто его породил. В нем они примиряются друг с другом до того дня, когда новое поколение проживет свой кровавый час любви.
Да, роды болезненны, человек страдает и мучается.
Но вот отпустила боль, и стало радостно.

Человек обретает себя в народившемся.

Знаете, когда каждого из вас укрывает ночь и вы засыпаете,
вы все так похожи друг на друга.

Все, все, и тот тоже, кто спит в тюрьме с доской смертника на груди,
и он тоже ничуть не отличается от всех остальных.

Важно одно — отдать себя своей любви.

Язык, он не подпустит меня к сути, поэтому я прощу всех убийц.
Этот убил из любви к своему гнезду, ибо не жалеют жизни только ради любимого.
И другой убил из любви к своему гнезду.

Постарайтесь понять это — это главное — и не считайте заблуждением ценности, отличные от ваших.

Не считайте истиной то, что, по вашему мнению, безошибочно.

Мы во власти очевидности, и тебе, например,
очевидна необходимость подниматься вот на эту гору, но помни:
твой сосед тоже во власти очевидности, когда старательно карабкается на свою.

Очевидная для тебя необходимость лишила тебя сна
и заставила вскочить раньше всех соседа.
Очевидное для вас разное,
но настоятельность очевидного одинакова и для тебя, и для него.

Однако тебе кажется, что сосед каждым своим шагом попирает тебя.

А соседу кажется, что ты попираешь его всеми твоими делами и поступками.

Каждый из вас знает, в душе у вас,
кроме холода недоброжелательства или откровенной ненависти,
живет такая очевидная, такая чистая и ясная картина мира,
за которую не жалко отдать и жизнь.

Но друг друга вы ненавидите, воображая,
что у соседа пустое сердце, лживый и неправильный, грубый язык

Я смотрю на вас со своей вершины и говорю:

"Вы любите одну и ту же картину, хотя, может быть, она не слишком отчетлива".

Очиститесь от крови: рабство рождает только бунт.

Если нет стремления поверить, чему поможет суровость?
Если вера умерла и люди ищут новую, чему поможет суровость?

Для чего вам, едва начнет светать, хвататься за оружие?
Что завоюете вы в кровавых схватках, убивая и не зная даже, кого убиваете?
Мне претит голос крови, он взращивает одно только братство — братство тюремщиков".

...Я не советую тебе спорить. Спор лишен смысла.

Твой противник, исходя из очевидной для него картины,
отвергает твои истины — он не прав.

Не прав и ты — ты, исходя из своей очевидности, отвергаешь его истины.

Прими самих людей.

Возьми за руку и веди.
Скажи им:
"Конечно, вы правы, но прежде нам придется подняться на эту гору".

Только так ты установишь в мире порядок,
и люди вздохнут полной грудью, завоевав простор.

Когда один скажет: "В городе тридцать тысяч жителей", — а другой возразит:
"Нет, только двадцать пять", — они договорятся: цифры для всех одни, кто-то из них и впрямь ошибся.
Другое дело, когда один говорит:
"Город — творение архитектора. Город — вечен. Он — корабль и везет людей".

А другой отвечает:
"Город — чудесный гимн множества людей, объединенных общей работой..."