Людмила Степановна – это радостный, ласковый свет, сопровождавший десять лет моего с ней знакомства. Наша встреча произошла не в самый радостный день и не в самом подходящем для этого месте. Это был день похорон ее сестры, Татьяны Степановны Митусовой. Я должна была встретиться с руководителем нашего Рериховского общества, чтобы вместе прийти в церковь на Охтинском кладбище, где проходило отпевание. Встретиться, не получилось из-за моего опоздания к назначенному времени, и потому пришлось все искать самой. Отстояв на отпевании с одной знакомой женщиной, мы двинулись вслед за процессией. Во время одного отдыха и перемены людей, несущих гроб, почувствовала на себе чей-то взгляд. Отведя глаза от собеседницы, увидела, что на сравнительно небольшом расстоянии от меня, стоит пожилая женщина в темных одеждах и пристально на меня смотрит. Сложилось странное впечатление, словно она видит меня насквозь, но мне скрывать было нечего, и я ответила ей таким же прямым взглядом. Тогда я еще не знала, кто это, а спросить было не у кого, и потому могла только предполагать, что это и есть Людмила Степановна Митусова. Возложив свои розы к могиле, и отойдя на дорогу, мы стояли в стороне, ожидая, пока все начнут возвращаться, простившись с могилой Т.С. Митусовой.
Когда вся компания, остававшаяся там, повернула к асфальтированной дорожке, на которой мы стояли, Людмила Степановна вдруг отделилась от многочисленных спутников, с которыми шла, и направилась в нашу сторону. Подойдя к нам, и повернувшись именно ко мне, она сказала: «Я приглашаю Вас к нам в дом. Правда, у нас все очень скромно…». Стоит ли говорить, насколько я была растеряна и, главное удивлена этим предложением, что едва успела поблагодарить ее. Надо сказать, что у меня и в мыслях не было идти к ним в этот день, т. к. считала, что человек я посторонний, и с какой стати мне присутствовать там, среди близких и друзей этого дома. Но получилось так, что меня усадили в легковую машину и отвезли до самого их дома на 4-ой Советской улице.
Уже потом, позже, узнала, что Людмила Степановна интересовалась у одной нашей общей знакомой о том, как меня зовут. Так вошла я в этот добрый, теплый, щедрый дом. Но для меня так и осталось загадкой, почему все получилось именно так. Ведь до этого я ни разу не видела Людмилу Степановну и знала о ней только из рассказов других. Она же, и вовсе не имела обо мне никакого представления.
Поначалу я изредка приходила в этот дом, т.к. хорошо понимала, что желающих прийти туда очень много и помимо меня. А гостей в её доме и действительно бывало немало. Очень часто те, кто ехал в наш город, считали невозможным не посетить дом Людмилы Степановны, вероятно не задумываясь о том, что таких как они много, а она – одна и уже довольно преклонного возраста. (Имею в виду людей, принадлежавших к Рериховскому движению). Однако и винить их особенно нельзя, ведь наша Людмила Степановна была последней земной ниточкой, соединявшей нас всех с семьей Рерихов. Я ввела в этот дом двух своих самых близких на тот момент друзей-сотрудников. Но, не смотря на то, что мы жили в этом же городе, прежде чем приехать к ним в гости, всегда звонили и спрашивали, насколько такое посещение возможно в тот или иной день.
Конечно, в первый день своего знакомства с домом, его хозяйкой и новыми друзьями я только смотрела на них всех и всё слушала, слушала, широко раскрыв глаза от удивления, и лишний раз убеждалась, как в жизни все может сложиться самым удивительнейшим образом. И только впоследствии, приходя в этот дом, постепенно осознавала, в какой удивительный мир я попала. Картины, репродукции, фотографии висели по всем стенам в обеих комнатах, а некоторые даже в кухне-столовой. Фото самых близких людей были размещены под стеклом на рабочем столе Людмилы Степановны. В изголовье ее постели, на тумбочке, всегда стояла фотография ее мужа, погибшего на ленинградском фронте. Напротив стоял невысокий шкафчик со стеклянной дверцей, в котором на полках стояли основные книги Учения, изображение Владыки, фотография Н.К. Рериха и маленькая собачка по кличке Дружок, вылепленная из глины еще небольшим Юрием Рерихом. Много было удивительного для находившегося впервые в этом доме: вот висит красивый, написанный маслом портрет мальчика в бархатном костюмчике – Степана Митусова, а вот картины Смирнова-Русецкого и Черноволенко. А вот стоит изящный небольшой столик для рукоделия, который принадлежал Елене Ивановне, а внутри в делениях для рукодельных принадлежностей разложены археологические находки юного Н.К. Рериха. А вот почти рядом с роялем стоит большой Петровский шкаф до краев заполненный разнообразными записями и другими архивными документами Н. К. Рериха, известный многим по фотографиям отображающим стоящего около него Николая Константиновича в своей квартире на Мойке 83. Продолжать этот экскурс памяти можно бесконечно. Но хочется здесь отметить, что основным, главным и бессменным экскурсоводом и подробным рассказчиком обо всем, что находилось в этой квартире, о каждой малой детали и надписи, являлся Владимир Мельников. Создавалось впечатление, что он буквально жил и дышал этим, да оно так и было. Особенно хочется сказать о его заботе, нежности и удивительной преданности Людмиле Степановне (около которой он находился неотлучно), проявлявшиеся на деле даже в мелочах. Все мы знаем, что преданность — это одно из самых прекрасных и высоких качеств, так ценимое нашими Учителями. Из преданности может рождаться все только самое лучшее.
Людмила Степановна была очень гостеприимной и хлебосольной хозяйкой. Так было и в начале тяжёлых 90-ых, когда рушились и распродавались лучшие предприятия города, а на еще работающих выплачивали зарплату, в лучшем случае, через два месяца на третий. Когда в цехах предприятия, на котором я работала всю свою жизнь, работницы иногда падали в голодный обморок, т.к. оставляли лишний кусок детям. Когда сложно было найти какую-то работу, когда пенсия даже у блокадников была мизерной, а Людмила Степановна принадлежала к последним. Этот список можно было бы продолжать и далее, но вспоминаю здесь об этом, только для того, чтобы было понятнее, насколько тогда было сложно просто жить, а не то что принимать множество гостей в своем доме. Конечно, мы приезжали туда не для застолий, а чтобы пообщаться с хозяйкой этого дома, ее и нашими друзьями, что постоянно находились рядом с ней, работая с теми документами и наследием Рерихов, хранящимися там, создавая фундамент будущего музея-института семьи Рерихов, несмотря на постоянно возникающие препятствия. А это в том числе и поползновения отхватить «кусок» от хранимого там наследия, что имело место до самого ухода из жизни Людмилы Степановны, и как ни странно, продолжавшиеся и некоторое время после ее ухода. Нашлись и в нашем городе такие люди…. Да и что теперь удивляться, мы же видим, как сложно все обстоит с сохранением наследия этой Великой семьи в нашей стране.
Но не будем о грустном и снова вернемся в гостеприимный дом. И по сей день вижу, как взлетает над большим обеденным столом белая скатерть (последнее было непререкаемым законом), и ее не по возрасту все еще изящные руки, разглаживают небольшие складочки на ней. А затем начинается сервировка стола. Тонко, по-питерски нарезается хлеб, а затем Людмила Степановна начинает также удивительно намазывать эти ломтики хлеба маслом. Перед теми, кто пришел в первый раз в гости, ставилась, так называемая рериховская тарелка. Таких было две ходовых, с оранжевыми цветами на стебельках по краям. Это было как бы своеобразным ритуалом посвящения в друзья этого дома и знаком уважения к пришедшему в первый раз гостю. Было так тепло, так просто и радостно среди друзей за этим большим столом, где говорили о многом: общих делах, новых находках, слушали рассказы хозяйки дома. А потом была совместная работа с первыми двумя выставками компьютерных копий Самары в 1998году. Из наших встреч и совместной работы над этими выставками, наше общество Адамант и утвердилось в основном направлении своей выставочной деятельности, как первоочередной работы. Мы считали, что прекрасные репродукции картин Рерихов и других художников, могут пояснить людям много больше и посеять в их сердцах зерна такой ярой всхожести, которых нам, возможно, никогда не удалось бы заронить, проводимыми лекциями и беседами. Ведь известно, что наиболее действенным фокусом для привлечения внимания является выставочная деятельность, т. к. через зрение идет до 80% всей информации и впечатлений. И на открытии нами больших выставок, почти всегда в залах с множеством других гостей, присутствовала наш добрый друг — Людмила Степановна.
Она каждому старалась дать понять, насколько тот или иной человек дорог в этом доме. Бывало и так, что в ее день рождения мы звонили и поздравляли ее. Она принимала поздравление и спрашивала: "А Вы сейчас где?". Когда следовал ответ, что мы у себя дома — в трубке слышался почти “трагический” вздох за которым следовала фраза: «Ну вот, опять никого из своих не будет...». Конечно, это была чудная, маленькая, ласковая хитрость. Мы прекрасно понимали, что “своих” там и без нас будет достаточно, но невозможно было противостоять этому негласному призыву. Мы быстро собирались и ехали к ней в гости. Подарки и цветы она принимала с такой бережностью и любовью (даже если это был простой детский рисунок), словно лучше этого она никогда ничего в жизни еще и не видела. Людмила Степановна очень любила цветы. Нужно было видеть, как быстро она ходит по всем комнатам и примеряет принесенный букет, либо один цветок, к разным вазам, а затем также выбирает место, где все это будет стоять. По тому, как человек принимает цветы уже можно определить уровень его культуры, особенно если для сравнения, обратить внимание на сегодняшних наших певцов шоу бизнеса...
Мы старались дарить Людмиле Степановне все наше сердечное тепло, на которое только были способны, а по возможности, в трудные периоды, старались помочь и чем-то более земным. Было так приятно, например, сделать что-то своими руками и затем подарить это ей. Видеть её бесконечно голубые, удивительно-благодарные глаза, и некое смущение с каким она почти всегда произносила: « Вы меня просто балуете». И это было совершенно искренним выражением ее чувств. Было многое, но запомнился один интересный случай. У меня появилась оренбургская пуховая пряжа, и почему-то захотелось связать для нее теплые варежки, что и сделала, не откладывая в “долгий ящик”. В один из условленных дней мы должны были заехать к Людмиле Степановне, и варежки как раз были готовы. Приехав немного раньше, я никого не застала дома. Людмила Степановна в те дни помогала разбирать архив в доме Римских-Корсаковых. И в тот день она как раз работала там и задержалась. Вернувшись на улицу, и прохаживаясь по 4-ой Советской вдоль домов, поджидала ее там. Было довольно морозно. И вот я увидела Людмилу Степановну…. Перед глазами и сейчас возникает тот морозный вечер, свет фонарей и она: маленькая, хрупкая, как-то слегка полусогнувшись, торопливо идущая по Суворовскому проспекту. Встретившись со мной, она извинилась, что задержалась. Вот она, старая Петербургская культура! Да я могла ждать еще сколько угодно, и было даже как-то неловко, что пришла чуть раньше уговоренного времени. Перебросились словами о холодной погоде, и Людмила Степановна посетовала, что ко всему прочему она еще и варежки где-то потеряла, и потому руки пришлось прятать в карманы. И я сразу поняла, почему она шла, слегка согнувшись — руки были в карманах пальто. Тогда уже моей радости не было предела — связанные мною так кстати варежки, теплые и пушистые тут же оказались у нее на руках.
Иногда, подходя к квартире, мы останавливались и замирали, чтобы звонком не разрушить колдовства романса, лившегося из-за закрытых дверей что пели два голоса (Алексея Бондаренко и Людмилы Степановны), она же и аккомпанировала. Со своими молодыми друзьями Людмила Степановна делилась всем, чем владела сама с большой любовью и щедростью, хотя иногда это принимало и комичные формы. Например, чтобы приучить некоторых из нас ставить все на свои места в кухне, в доме иногда вывешивались записочки с краткими замечаниями, которые гласили, что здесь стоит одно, а там весит другое…
В наших беседах всегда присутствовал дух полного доверия, и никогда мы не ощущали на себе этакого «взгляда» свысока или поучительного тона, так свойственного многим теперешним лидерам РД, да и не только лидерам, что говорит о невежественности и непонимании основных, азбучных истин Живой Этики. Она рассказывала обо всем так просто: будь то рассказ о блокаде нашего города, ее работе на токарном станке, смерти родных в это страшное время или о вызовах в Большой дом, куда она шла, не зная вернется ли обратно. Все, о чем она пишет в своей книге «О прожитом и судьбах близких», мы слышали от нее самой в более подробном и расширенном варианте. Так же просто она рассказывала о Рерихах. В ее рассказах об этой удивительной семье были только любовь и уважение, но никогда не присутствовало возвеличивания, граничащего с позолотой статуй. И это, еще до выхода дневниковых записей З.Г. Фосдик давало возможность каждому из нас осознать, что Рерихи были такими же людьми, как мы все, что никому из нас не заказан этот путь становления собственной высоты духа.
В жизни, каждый выполняет свою задачу. Людмила Степановна была скромным, но преданным хранителем доверенного ей. Даже в невероятно тяжелые, страшные годы ленинградской блокады, когда многое хранимое можно было продать, обменять на спасительный кусок хлеба, сжечь в печке-буржуйке — было ими сохранено. По принципу действующего магнита, к ней подходили разные люди, становились близкими друзьями, затем так же отходили. Кто-то, получив все от своей страны, уезжал за «лучшей жизнью» за границу, кто-то делал карьеру, кто-то с головой уходил в дом и семью и т.д. Люди — есть люди, каждый выбирает, что ему ближе.
А тех немногих, преданных ей друзей, почти постоянно находившихся рядом (и оставшихся с ней до конца), она старалась оградить от вступлений в Рериховские общества. Да это и понятно, во-первых, слишком много было работы с наследием и архивами, а во-вторых, не все в обществах нашего города было благополучно (особенно при образовании отделения МЦР), и скорее всего, это не вызывало у нее доверия. А главное, что еще тогда, давно, она уже верила, что в нашем городе обязательно будет музей Рерихов и негласно вселяла эту веру во всех нас. И музей состоялся еще при ее жизни. А самые близкие и преданные ее сотрудники, составлявшие вместе с ней ядро будущего музея так же, как и прежде — вместе. Они продолжают работу, начатую когда-то с ней, и у меня даже не возникает тени сомнения, что она живет, и будет жить в сердце каждого из них.
В этом повествовании я опускаю рассказ о последних днях ее жизни, хотя в ту грустную пору мы бывали у нее по возможности часто, и помогали, как могли. Но, как мы знаем, бывают удачные моменты перехода в мир иной…. Людмила Степановна ушла с земного плана на пасхальной неделе 2004 года. Сам момент ее ухода был озарен солнечным лучом, и видимо не случайно день ее 100-летия пришёлся на Светлый Праздник Святой Троицы.
В год 100-летия со дня ее рождения (2010) сотрудниками нашего Музея-института семьи Рерихов была открыта и проведена выставка «Рериховский Век», приуроченная к 75-летию подписания Пакта Рериха. На выставке были представлены картины, документы и предметы Рерихов из 60-ти музеев нашей страны, стран СНГ и дальнего зарубежья. Тот, кто сам хоть раз устраивал и проводил на серьезном уровне выставку репродукций, сможет хотя бы отчасти понять какой титанический труд был проделан сотрудниками музея для открытия и работы выставки. Открывшаяся в апреле, она проливалась каскадом красок, становилась праздником радости и неповторимого счастья от прикосновения к возвышенному миру Красоты. По-моему мнению, для сотрудников музея это было преодолением одной из высот, взлетом к вершинам на “крыльях”,* оставшихся им в наследство. Из залов не хотелось уходить, ведь с чудом так трудно расставаться. Сотрудники музея и их помощники работали с утра и до вечера с полной отдачей. Срок выставки продлили, но номерков в гардеробе все равно не хватало, и стояла очередь. Многие приезжали на выставку из разных городов нашей необъятной страны. Уверена – все, кто близко знал и любил Людмилу Степановну чувствовали её незримое присутствие там и радость за тех, кто воплощает, все, что задумывалось еще вместе с ней. Ведь только лучшие дела доставляют радость нашим Учителям.
Перед её портретом никогда не стоит четное количество цветов, ведь Людмила Степановна оставила нам любовь, красоту и тепло своего сердца, а значит, она живет в сердце каждого из нас.
*Написав это немногое о Людмиле Степановне Митусовой, никак не могла найти названия для своих воспоминаний. Но вспомнились слова: “Невозможно привыкнуть говорить о ней: была. Нет, крылья ее остались!“, написанные в предисловии к ее книге самыми близкими ее сотрудниками Подумалось, что именно эти слова больше всего подходят к воспоминаниям о таком человеке.
Правила форума
Справка
Расширения
Воспоминания о Людмиле Степановне Митусовой 
Линейный вид
