Алфред Хейдок. "Я видел все, что был должен видеть"

[Симеон Н.]

Прекрасная статия ВЛАД ФИЛАТОВ :
http://www.chas-daily.com/win/2000/06/30/gp30.html

Его адрес — Шамбала
Самое странное в чудесах — это то, что они случаются, но с течением времени убеждаешься, что нет чудес, кроме истины.
-------
И завертелось колесо
Среди дивной красоты природы, на хуторе Долес, что стоял на берегу речки Аматы, родился Алфред Хейдок. И земной век его был ровно девяносто девять лет.

Кузнец стоит, нагнетая мехами воздух в горн. Сине-рыжее пламя завивается над углями, узким языком вонзается в дымоход и рассыпается над трубой яркими искрами. В трубе что-то шевелится и повизгивает. Само собой понятно — это черти. Они любят кузницу: здесь огонь, пахнет пережженным металлом, дымом, бушует в горниле адское пламя. И сам кузнец, с закопченным лицом, с курчавой подпаленной бородой, похож на Хозяина преисподней. Только неуютно чертям: испокон веков кузнецы не давали им спуску — обрывали хвосты и обламывали рога...

Сын кузнеца, малыш Алфред, сидит на плетне, разглядывая в вечерней дымке грозную громаду леса, слушает непонятные, полные тайной прелести звуки, чувствуя непонятный далекий зов...

Шел революционный 1905 год, и взрослые мужики считали особым шиком быть атеистами. Подросток Алфред вступал в диспуты с бородатыми иконоборцами и выходил победителем — старинную бабушкину Библию он еще в детстве прочитал несколько раз. В начальной школе же его больше всего поразила библиотека с большим запасом книг на русском языке. Рассматривая картинки в сборниках сказок, он самостоятельно и быстро выучил русский язык. На уроках географии детям рассказывали о бескрайней Российской империи, и Алфреду, которому все еще слышался непонятный далекий зов, очень хотелось увидеть самому Сибирь с ее снежными просторами и завораживающей сини горами.

Помогая отцу в кузнице, он про себя сочинял бесконечные романы, полные дивных чудес, в тревожном ожидании необычных событий...

С неведомым на «вы»
Когда Алфреду исполнилось шестнадцать, его дядя предложил племяннику поработать на лесопилке в Тверской губернии. Семья переехала в верховье Волги. Еще на родине, в Латвии, Алфред видел репродукции картин Рериха и успел прочесть все, написанное Николаем Константиновичем. И как в дальнейшем исполнялись почти все его искренние, светлые желания, так состоялась и встреча Хейдока с Рерихом в Харбине весной 1934 года. До этого Алфред побывал на фронтах Первой мировой, а в годы революции, убедившись, что светлые идеалы, провозглашенные ею, густо замешаны на крови, вместе с другими беженцами попал в Харбин. Здесь он впервые узнал об учении Живой Этики. И в дальнейшем, сталкиваясь с необычными, аномальными явлениями, подходил к ним именно с позиции этого учения, не отвергая огульно, не поклоняясь рабски, а пытаясь понять и объяснить.

А необычное попадалось на каждом шагу. Когда пришло время, и Алфреда вместе со многими другими накрыло черное гулаговское крыло, он выжил благодаря тому, что и в сибирской тундре, и в пересыльной тюрьме продолжал жить той жизнью, которую у него не могли отнять никакие темные силы. И здесь, за колючей проволокой, люди рассказывали ему о тех невероятных событиях, которые случались с ними в прежней жизни.

Лесник из окрестностей Риги поведал Алфреду о битве двух колдунов. Случилось так, что начал в хозяйстве лесника болеть и гибнуть скот. Что ни делали, все впустую. Поехал лесник в Ригу к знаменитому Финку — ясновидцу и предсказателю. Выслушал Финк и назвал ему имя злодея-соседа, про которого ходили слухи, будто тот знается с нечистой силой. Дал Финк леснику заговоренный огарок свечи и велел зажечь ее в полночь в хлеву. Ровно в двенадцать ночи грянул над хлевом гром, заскрипели, задвигались стены, но на этом все и кончилось. И скотина пошла на поправку.

Через месяц беда вернулась. И вновь Финк дал леснику заговоренную свечу и пообещал, что если и на третий раз злой колдун попытается вредить, тут ему и конец. Так и вышло. В одну из ночей над домом колдуна грянул гром, и на следующий день тот, в чем был, удрал с хутора навсегда.

Черный колдун намеренно творил зло, а Финк защищал безвинно пострадавшего. Поэтому вся злая ворожба и ударила бумерангом по злоумышленнику.

Преступление и наказание
В этом же бараке был еще один заключенный. Все его сторонились. То ли по слабости душевной, то ли по давно дремавшему в нем злу во время войны он добровольно пошел в каратели и с упоением расстреливал и жег невинных людей. Даже то, что вместо смертной казни ему определили заключение, он рассматривал как бессилие людей и судьбы покарать его за преступление. Да он и не считал себя преступником. С удовольствием рассказывал, как губил беззащитных. В один из поздних вечеров, когда все уже спали, вдруг раздался клокочущий высокий голос, певший странную песню на непонятном языке. Убийца стоял посреди барака и, вперив перед собой невидящий взор, пел, раздувая горло, будто через силу. В бараке были люди разных национальностей, но никто не мог определить, на каком языке поет человек.

Он пел несколько часов, уже и голос сорвался, а он все продолжал хрипеть странные слова. Хейдок еще и еще раз внимательно вслушивался в незнакомую речь. Внезапно всплыло воспоминание: семинаристы на пасхальной службе читали Библию на древних языках. Это была заупокойная молитва на древнееврейском, которого каратель никак знать не мог, равно как и текста молитвы.

Души умерщвленных им людей выбрали это грешное тело для того, чтобы его рвущимся голосом донести до Всевышнего слова, которые они не успели сказать перед кончиной.

«Зла ненаказуемого нет» — констатирует Хейдок в своих воспоминаниях. Можно называть это кармической зависимостью, а можно так, как это сформулировал лесник, бывший в свое время свидетелем дуэли колдунов: «Бог шельму метит».

Высокая сила духа, открытость всему и всем помогла Алфреду Хейдоку пережить смертельное испытание лагерями. Однажды, когда уже не было физических сил и Алфред присел на мерзлую землю у поваленной сосны, без страха и гнева ожидая конца, кружившая над ним огромная ворона вдруг выронила что-то прямо рядом с ним. Это была задубевшая от холода краюха пайкового хлеба. Алфред еще не поднес воистину упавшее с неба сокровище ко рту, как сразу почувствовал прилив сил и тот, всю жизнь сопровождавший его зов: «Встань и иди...»

Примите с миром
Этому человеку было многое дано. Может, в силу того, что детство его прошло среди чистых, свободных и мощных даров природы, груз, взваленный на его плечи судьбой, никогда не был тяжел для него. Он не относился к категории блаженных и поющих «Лазаря». Соприкосновение с непонятными и темными явлениями не делало его беззащитным, не побуждало к корыстному использованию своего дара. Понять, принять и разъяснить — было главным для него.

Вероятно, неспроста была его встреча с Рерихом. Она стала для Хейдока подтверждением того, что живет и действует он правильно, по законам той самой этики, которую затем Елена Ивановна Рерих назовет «живой».

Это помогало ему выносить спокойно и с честью бесконечные допросы: «Какую вы там создали рериховскую секту? Какие заговоры устраивали?»

Горькая ирония судьбы в том, что люди усматривают предосудительное там, где другие стремятся к самым высшим идеалам, не запрограммированным в официальных органах. Эгоизм, самость, жадность, невежество, тупоголовое стремление к самоутверждению за чужой счет, утверждает Хейдок, есть самые лютые враги рода человеческого на пути к истине.

Ему удалось в жизни самое главное — превратиться из раба страстей в их повелителя. Он умел превратить самый рутинный труд: на лесопилке, конторщиком, поденным рабочим, сучкорубом на лесоповале — в радостный процесс сотворения. Он воспитал и сконцентрировал в себе великую мощь, потенциально заложенную в каждом человеке, — энергию мысли и сознания. Он писал жене: «Прекрасное можно найти во всем. Даже полы могут быть вымыты прекрасно».

На последнем, девяносто девятом году своего земного существования Хейдок ослеп. Он принял это без трагизма и без жажды сочувствия.

«Я видел все, что был должен видеть. Теперь я вижу остальное», — говорил он близким. Когда семья усаживалась перед телевизором, он оставался на своем любимом месте — в кресле у письменного стола, спиной к экрану.

При этом он живо комментировал все услышанное, да так, будто видел лучше и глубже зрячих. Как-то, слушая оптимистическое выступление Михаила Горбачева в 1991 году, он сказал: «Все! Теперь начинается большой путь!»

И сам вскоре отправился в путь в давно любимую и понятную ему запредельную Шамбалу — страну добрых мудрецов, светлых мыслителей, которые, дай Бог, не оставят нас без помощи в годы испытаний. Наверное, они потеснятся и дадут место мальчику с далекого лесного латышского хутора Долес.