Умнейший мужик - Алексей Чадаев - Директор Института развития парламентаризма, советник спикера Госдумы Вячеслава Володина на общественных началах телеграм: https://t.me/chadayevru веб-сайт: https://chadayev.ru/
Вот так вот, тихо и без пафоса, делается реальная работа и строится Новая Россия.
Записка, которую Алексей Чадаев готовит для 1 вице-премьера Белоусова:
Мне тут предложили как соорганизатору Дронницы высказать свои соображения по нацпроекту развития беспилотной отрасли в документе для правительственной комиссии. Я подумал и решил некоторые тезисы к своей записке, которую готовлю для 1 вице-премьера Белоусова, выложить на ваш суд, чтобы собрать критику и идеи.
Итак, тезисы.
1. Непосредственным мотивом вкладываться в беспилотную отрасль сейчас стала СВО и военное применение БПЛА. Но если смотреть вдолгую, гражданское применение беспилотных систем, и не только летающих, открывает более широкие перспективы. Это логистика, как грузовая, так и пассажирская; это агроиндустрия, геологоразведка, промышленность, безопасность, строительство и т.д. Например, развитие подводного беспилотия уже в ближайшей перспективе открывает доступ к тем биоресурсам Мирового океана, которые находятся на глубине свыше 1 км, и которые человечество пока ещё даже не пыталось использовать, а по оценкам специалистов, они там гораздо богаче, чем у поверхности.
2. Как и в любых правительственных программах, основной акцент у нас традиционно делается на разворачивании производств (в т.ч.базовых компонентов), научных и инжиниринговых центров и т.д. Но создание новой отрасли экономики — это в первую очередь огромный кадровый проект. Это сфера, в которой уже сейчас есть десятки тысяч вакансий, а через 15-20 лет их будут миллионы. Для того, чтобы их заполнить, необходимо заниматься вовлечением множества людей в эту тему, начиная с детского возраста — на уровне хобби, развлечения, спорта, бытового применения и т.д. Создавая инструкторский корпус Дронницы, мы искали и вербовали спортсменов-дронрейсеров, тревел-блогеров, свадебных фотографов, операторов из СМИ и киноиндустрии, руководителей кружков по авиамоделизму и т.п. — тех, кто так или иначе уже был в теме и кому не надо было объяснять, что это за жужжалка и почему она летает. Оценивая потенциальный масштаб проникновения беспилотия в самые различные сферы хозяйства, надо сделать смелый вывод, что уже сейчас имеет смысл сделать управление беспилотником одним из базовых навыков едва ли не каждого школьника, чтобы это было так же естественно, как сейчас — водить автомобиль. Кстати, в военном измерении — если бы это было так, насыщение наших боевых порядков тактическими «летающими биноклями» — средствами ближней разведки взводного, ротного и батальонного уровня — прошло бы гораздо быстрее и эффективнее. Нам же, по сути, пришлось с колёс делать программу срочного ликбеза, в формате экспресс-курсов.
3. Опыт «войны дронов» показал, что идея полностью автономного беспилотника, управляемого искусственным интеллектом, что называется, «не выстрелила». Применительно к ударным дронам концепция «выстрелил и забыл» проиграла концепции хорошо подготовленного внешнего пилота — сейчас мейнстримом являются не «свитчблейды», а скорее FPV-дроны, используемые как барражирующие боеприпасы, и даже обычные коптеры, используемые для сброса. Массовое применение их на поле боя в перспективе обещает революцию, сопоставимую с появлением пулемёта «Максим» во второй половине XIX века: теперь для того, чтобы ликвидировать огневую точку противника в здании, можно не сносить всё здание артиллерией, а просто найти её «глазами» и прислать туда летающий боезаряд. Возможность уничтожать противника средствами, летящими не по прямой или баллистической траектории, а полностью произвольно, огибая рельеф и естественные препятствия, залетая в любые открытые ниши, включая окна и форточки, означает в том числе и революцию в военно-инженерном деле, в плане проектирования стационарных укреплений, а также гигантскую роль средств радиоэлектронной борьбы. Также — кратно возросшую уязвимость даже высокобронированной техники на поле боя. Но ключевое «узкое место», опять-таки — кадры.
__________________ «Только устремитесь, и зальет вас сияние Беспредельности»
Последний раз редактировалось csdoc, 25.02.2023 в 04:06.
– Количество желающих стать деятельными патриотами и перейти к активному участию выросло. Но проблема в том, что, когда человек переходит из состояния диванного патриота в состояние патриота деятельного, он в этот момент почти неизбежно сталкивается с большим количеством классических салтыково-щедринских свинцовых мерзостей нашей системы. В какой-то момент количество переходит в качество, и эта система начинает казаться ему большим врагом, чем Зеленский, Байден и Урсула фон дер Ляйен вместе взятые. Человек начинает злиться и превращаться уже в патриота рассерженного. Ему начинает казаться, что всё у нас украли, генералы во всем ошиблись, олигархи за спиной между собой договорились и всё продали. И человек начинает с удовольствием кормиться этими версиями.
Алексей Чадаев: «Все понимают, что если мы сейчас не выстоим, то нам вообще хана»
[...]
«Нам пришлось вступать в войну, учитывая, что самое дорогое для «лучших» людей Родины лежит там, откуда исходит угроза»
— Однако, по вашим словам, элиты (чиновники, бизнес и даже силовики) до сих пор не хотят окончательного разрыва с Западом. Хотя на послании все аплодировали Путину, когда он напомнил о своем предупреждении тем, кто «замучается пыль глотать», бегая по судам за своими яхтами и дворцами.
— Это правда. Наши элиты воспринимали свои активы «там» намного более защищенными, чем свои активы, которые «тут». По формуле Симона Кордонского, для них «здесь» вообще нет никакой собственности, есть только ресурсы. А ресурсы в России по определению ничьи. Над ними возможен лишь временный контроль. В собственность ресурсы превращаются только в момент пересечения госграницы РФ. Поэтому персональной стратегией наших элит было стремление получить контроль над ресурсами, переместить их за рубеж и уже там превратить их в свою собственность, оформив на нее права. Причем они исходили из того (и это не просто транслировалось, а было константой), что «там», в отличие от «здесь», правовое государство, где право собственности священно, неприкосновенно и охраняется всем чем можно, поэтому «там» его точно никто не тронет.
Но когда дошло до дела, выяснилось, что это все просто «плюнуть и растереть», как в том анекдоте, когда девушка спрашивает молодого человека: «Ты меня правда любишь или это пиар?» Выяснилось, что право собственности на Западе тоже пиар. На самом деле «там» активы наших элит воспринимались совершенно так же, как «тут»: их украли и вывезли. В качестве частной собственности эти активы признавались до тех пор, пока их усиленно тратили, а сама модель работала как насос, выкачивая все новые и новые ресурсы.
— Поэтому победа России для определенной части элит хуже, чем поражение?
— Для наших элит конфликт с глобальным Западом уже поставил под вопрос все, ради чего они жили, подо что выстраивали свои стратегии. Для многих это личная катастрофа. Победа России только усугубит ситуацию, в которой они оказались, сделает ее необратимой. Если же мы проиграем, то у элит останется надежда вернуть себе хоть что-то из того, что у них было, и устремиться в тот прекрасный сияющий мир, который составлял смысл их жизни.
— И это для нас сегодня главный риск?
— Именно. Если проводить параллели с Великой Отечественной войной, то главное ее отличие от нынешней ситуации в том, что тогда, в преддверии войны, у нас произошла кровавая зачистка элит. Без разбора, кто виноват, а кто нет. В XXI веке ничего подобного не было. Это, безусловно, хорошо, потому что память о репрессиях тяжелая, особенно учитывая, что маховик раскрутился так, что затронул не только и не столько элиты. Но с точки зрения готовности социума к противостоянию с самой сильной на планете армией это, конечно, очень осложнило нашу задачу.
А сейчас нам пришлось вступать в войну, учитывая, что все самое дорогое для «лучших» людей Родины лежит там, откуда исходит угроза. Для этих людей идеальный сценарий — поражение России. Пусть даже не крушение всей системы, а только фиксация проигрыша и отказ от всех претензий с потерей новых территорий, включая Крым. Но я буду последним человеком, который станет орать, что Россию спасут массовые расстрелы. Пусть кто-нибудь другой орет об этом, но не я. Мне такая логика не нравится, даже несмотря на все издержки, на которые я указал. Надо побеждать. Вне всякого сомнения. Но давайте научимся в этом цикле побеждать без крайних мер.
— А может ли быть сегодня вообще какая-то зачистка элит? У нас же периодически происходили, например, посадки губернаторов. Недавно очень большой срок получил экс-глава Хабаровского края Сергей Фургал.
— Это очень точечные действия. И слава богу. Путина иногда сравнивают с Иосифом Сталиным. Но в этом отношении он точно не Сталин. Сегодня ситуация в России все-таки намного более мягкая.
[...]
«Американцам изначально была выгодна максимальная пролонгация конфликта на Украине, чтобы боевые действия продолжались как можно дольше»
— Почему мы столкнулись с таким серьезным сопротивлением на Украине? В какой мере этому способствовала помощь Запада, а в какой — менталитет самих украинцев?
— Во-первых, они как мы. А мы упертые. Представляя себя мысленно на месте киевлянина с украинским паспортом 24 февраля 2022 года, я пошел бы в военкомат, записался в тероборону и пошел защищать свое государство от захватчиков. Естественная реакция для гражданина с русской ментальностью. Какие еще есть системы координат для принятия решений?
— Но, скажем, некоторые прокремлевские политологи до начала спецоперации уверяли, что подавляющее большинство военнослужащих Украины перейдет на сторону России.
— Так говорить могли только те, кто плохо знает Украину. Я ее (в силу ряда жизненных обстоятельств) знаю довольно хорошо. Поэтому я заранее был абсолютно уверен, что украинцы дадут нам бой. Кроме того, надо понимать, что с 2014 по 2022 год несколько сотен тысяч человек с их стороны прошли через АТО в Донбассе. Они хоть раз уже в кого-то стреляли. Они уже хоть раз почувствовали себя в роли воюющего с внешним врагом. Сейчас основной пропагандистский нарратив на Украине заключается в том, что Россия подло напала на них 24 февраля, а все предыдущие 8 лет нарратив был прямо противоположным. Он заключался в том, что Россия уже ведет войну в Донбассе, что там участвует Российская армия, которая изображает из себя донецких ополченцев. В их мире вообще мало что поменялось. «Российская агрессия» шла и до СВО. Просто сейчас она радикально расширилась, врага на восточных рубежах стало больше, он прошел дальше и «рiдна ненька» в опасности.
— Откуда растут корни украинской русофобии?
— Сделать из нас каких-нибудь «фобов» средствами гуманитарных технологий за очень короткое время довольно несложная задача. Допустим, кто давно живет в Казани, помнит, как там было с фобиями лет 25 назад. А украинцы подвергались намного более интенсивному воздействию социальных технологов. Но, если бы то же самое сделали с нами, мы были бы такими же.
— То есть при желании любой дружественный народ можно настроить враждебно?
— Да. Это вопрос исключительно времени, ресурсов и технологий. Причем на Украине работа шла широким фронтом, по всему спектру, начиная от языка и истории и заканчивая машиной перманентной мобилизации на АТО (герои АТО, «небесная сотня»). Плюс была еще очень важная вещь. Почему мы часто говорим об Одессе? Потому что там для Украины произошли гораздо более структурирующие события, чем это было даже на киевском майдане. В Одессе всех «повязали» кровью. Я имею в виду украинское общество в целом. После Одессы украинцы получили очень ясное понимание, что назад пути нет. Если все закончится не в их пользу, за Одессу придется отвечать, а значит, надо сделать так, чтобы отвечать не пришлось. Украинцам об этом все время напоминали их собственные вожди.
— За минувший год на поле боя случались и победы, и неудачи с обеих сторон. Было много страхов, что мы на грани ядерной войны. А в какой точке мы находимся сегодня? Как вы оцениваете наше нынешнее положение?
— Шанс, что украинская военная машина сломается, существовал еще весной прошлого года, несмотря на все вышесказанное. Но именно в тот момент в игру включился Запад. С его стороны Киеву было сказано, чтобы не проводилось никаких переговоров, «мы дадим вам все что нужно, только продержитесь еще немного».
Американцам изначально была выгодна максимальная пролонгация конфликта на Украине, чтобы боевые действия продолжались как можно дольше и ни одна из сторон не одержала решительного успеха. Для США перевод войны в затяжную фазу уже победа. Потому что не случилось нового Афганистана. Имеется в виду известное бегство американцев из аэропорта Кабула. Теперь их «любимый ребенок» — Украина. Она не сдалась, ее защищает весь Запад. Этот аргумент непрерывно воспроизводится каждый раз, когда идет запрос на очередные поставки вооружений.
— В то же время США, по вашим словам, не заинтересованы ни в поражении России, ни в ее победе.
— Это так. США не заинтересованы в поражении России и коллапсе нашей государственности, иначе они потеряют основные рычаги контроля над Европой. НАТО утратит смысл своего существования. Не будет и «сырьевой удавки» для ЕС, так как любое правительство в Москве начнет опять поставлять ему дешевые углеводороды в неограниченных количествах.
Победа России тоже невыгодна США, потому что она ставит под удар все их усилия по навязыванию своего миропорядка. Поэтому наиболее выгодный для Вашингтона сценарий — максимальное затягивание конфликта. Под таким предлогом можно истощить военные арсеналы Европы, навязать ей новую милитаризацию путем закупок американской военной техники. Этим объясняются и последние торги по военным поставкам на Украину.
С другой стороны, в процессе выяснилось, что с Европой все иначе. Во-первых, санкции по ним ударили намного сильнее, чем по нам. Во-вторых, началась форсированная деиндустриализация Европы. Для европейцев теперь очень важно, чтобы все как можно скорее закончилось. Но, учитывая количество ставок, которое они успели к этому моменту сделать на Украине, для них единственно возможный вариант сохранения лица — сделать так, чтобы все закончилось поражением России. Поэтому европейцы сейчас намного более воинственны и, в отличие от США, готовы поддерживать Украину всем чем можно. Тогда как американцы то и дело предпринимают публичные примирительные шаги в сторону России. То Виктора Бута обменяли, то еще что-то. А европейцы выстроились в священном крестовом походе.
[...]
«Говоря о трансгуманизме, мы закатываем глаза в ужасе. Но если взять и попробовать сменить точку зрения, то выяснится, что трансгуманизм — это вообще панацея»
— Кстати, наши читатели в комментариях недоумевали, зачем депутаты приняли закон о запрете пропаганды ЛГБТ. Неужели это сегодня самое важное? С другой стороны, иногда посмотришь на те безобразия и диву даешься, что они там творят.
— Я на это смотрю примерно так. Если мы хотим говорить с нашим противником о ценностях, то ответ должен быть рефлексивным. Ограничиваться этим «фу-фу, какая мерзость, при дедах так заведено не было» — это неправильно. Вот где должна быть работа философов. Мы должны очень ясно проанализировать, что именно на Западе делают с обществом, меняя целый набор сложившихся табу, уничтожая одни и вводя сразу другие. Передвигая границы, они создают новые там, где их раньше не было, и уничтожают старые, где они раньше были. Это большая социоинженерная история, которая, по сути, меняет общество, приводит его в другое агрегатное состояние по сравнению с тем, каким оно было. У этого есть очевидные цели, учитывая масштаб ресурсов, которые затрачиваются на их осуществление. И мы должны очень хорошо понимать, почему и зачем это происходит. Ограничиваться подзаборной бранью (смотрите, они там все гомосексуалисты!) — это путь к поражению. Если мы хотим выставить свою ценностную модель в качестве альтернативы, значит, мы должны понимать и очень ясно деконструировать их модель.
Для меня как политтехнолога вся история об ЛГБТ важна чем? Представьте классическую либеральную демократию. Условно правые партии отражают интересы более богатых, левые партии — интересы более бедных. Бедных всегда больше, поэтому левые всегда станут выигрывать выборы. Но, поскольку общество должно быть сбалансировано, выборы неизбежно будут коррумпироваться. И правые, и левые начнут делать вид, что они защищают интересы трудящихся, а на самом деле будут пытаться сохранить существующую социальную иерархию, пока не придут оголтелые популисты. Либо правые, то есть нацики, либо левые, которые за то, чтобы «все отнять и поделить». Это постоянный риск, Дамоклов меч, который висит над любой либеральной многопартийной парламентской демократией.
И тут на Западе берут и вводят разделение вообще поперек законов классической либеральной демократии. Они делят общество не на условно богатых и бедных, собственников и наемных, а, например, на мужчин и женщин. Они делят общество на ЛГБТ+ и всех остальных. Вводят разделение на «эко» и «неэко». И вот, пожалуйста, «зеленые» партии, Грета Тунберг и все прочее. Тем самым они создают поле для новых конфликтов, откровенно уводя в тень основной, который до сих пор представляет угрозу для их модели. За счет этого увеличивается выживаемость западной модели как таковой.
С точки зрения социоинженерной стратегии, это очень грамотно и разумно: а давайте мы поделимся не так, а вот так и будем друг с другом конфликтовать не так, а вот эдак. Такая стратегия еще и полностью безопасна, потому что большое количество таких конфликтов делает систему более стабильной. Нам этого не понять, потому что у нас стабильность организована на других принципах. И нам все это кажется дичью. А в западной логике это, наоборот, вполне рациональное развитие их модели.
— То есть это дымовая завеса?
— Можно и в подобных терминах определить, что это типа развлекуха для отвлечения внимания, а давайте поделимся на 50 полов и будем играться. Но я бы так легкомысленно не объявлял все это жульническим жестом фокусника. Под этим лежат гораздо более глубокие идеи. Идеи того, что нас, людей, разделяет гораздо больше всего, кроме того, богатые мы или бедные и какого цвета у кого кожа. Это именно организация конвейерного производства новых дискурсивных полей и в гуманитарной сфере, и в политике, и так далее. Это больше, чем дымовая завеса. Подобные конфликты с какого-то момента становятся вполне реальными.
— Трансгуманизм из той же серии?
— Разумеется. Говоря о трансгуманизме, мы закатываем глаза в ужасе. Но если взять и попробовать сменить точку зрения, то выяснится, что трансгуманизм — это вообще панацея. Человек, который в таком количестве расплодился на планете, довольно вреден. Он много жрет, много жжет, много двигается и от этого еще больше жрет и жжет. Он наносит непоправимый ущерб нашему общему дому — планете Земля. Но это можно исправить. Скажем, сколько раньше было книг, газет, журналов? Сколько производилось и бездарно тратилось бумаги? А ушла информационная жизнь в «цифру», и всем понравилось. Сколько теперь деревьев можно не рубить!
А если всего человека в «цифру» увести? Не надо больше перемещаться, надел очки и виртуально путешествуй куда хочешь. Не нужно больше на работу ездить — сиди дома, работай. Не надо больше размножаться. Вот тебе, пожалуйста, Pornhub, и удовлетворяй свои потребности сколько хочешь. Главное, чтобы физиологические жидкости по эту сторону экрана оставались. А в пределе — скачал самого себя на флешку, потом выкинул дурацкую тушку на помойку как устаревший рудимент биологического прошлого и стал полностью цифровым. И живешь бессмертным, бесконечно развивающимся полноценной виртуальной жизнью.
[...]
«Зачем мне бессмертие души, если я могу получить бессмертие цифровое?»
— Но тут мы ступаем на религиозную почву.
— Разумеется. Следуя этой логике, все мировые религии вместе с их Богом надо отменить. Потому что Бог — это Бог гомо сапиенс, сотворенного по Его образу и подобию. А если мы копия, то нас бесполезно уничтожать. Надо уничтожить оригинал. То есть первым делом надо отменить Господа Бога в любой из его версий — христианской, исламской, даже в буддистской, в которой его вроде как нет, но на самом деле он там тоже есть. Бог — это из сознания гомо сапиенс, разумного биологического существа. А раз мы становимся небиологическим видом, значит, и Бог не нужен. Этот мейнстрим обречен на жесточайший конфликт со всеми мировыми религиями. Зачем мне бессмертие души, если я могу получить бессмертие цифровое?
— Религиозные деятели это трактуют как козни дьявола или шайтана.
— С ними в этой логике тоже все понятно и ясно. Священники и муллы не хотят своей паствы лишаться. Поэтому их тоже надо за Можай, а лучше сжечь, потому что они архивны, традиционны. В той парадигме, которую я описал, вообще нет никакой разницы между христианством и исламом. Объектом уничтожения является институт веры как таковой.
— А какова на это ваша точка зрения, человека, который учился в церковной школе, ходит в храмы, общается с духовными отцами? Как вы это трактуете?
— Я это трактую так, что в пределе наша война — это даже не война за независимость России, а война за сохранение гомо сапиенс, за то, чтобы человек еще покоптил немножко небо, потому что на противной стороне, судя по всему, его уже решили утилизировать как явно устаревшее явление природы. Вот за что идет борьба на самом деле.
— То есть Александр Дугин прав, когда говорит, что сейчас идет борьба сил света с силами тьмы?
— Абсолютно. Но, когда речь идет о том, что наш противник — враг рода человеческого, это надо понимать не как заклинание боевого жреца, а как достаточно точный диагностический термин. Они враги рода человеческого не в силу своего природного жлобства, а в силу своего мессианства. Они считают, что таким образом спасают планету.
А самая интересная деталь во всей этой истории состоит в том, почему именно мы, почему ни у кого пороха не хватило зарубиться против всесокрушающего мейнстрима, а мы единственные оборзели, высунулись и прямо бросили вызов. Вот где интересная загадка. Загадка Божьего промысла. Это абсолютно прекрасно и очень вдохновляюще. Но, Господи, чем мы заслужили? Ничего не предвещало. Мы точно далеко не самые главные праведники на этой планете, мягко говоря.
— Кстати, изгнание нас из потребительского рая религиозные деятели тоже считают благом, так как, с их точки зрения, это был вовсе не рай, а как раз наоборот.
— Идет борьба современного с настоящим. Это не синонимы, а антонимы, прямо противоположные вещи. Чем они отличаются? У настоящего есть связь с прошлым и будущим. А у современного нет ни прошлого, ни будущего. И то и другое запрещено. По разным причинам. В одном случае это кажется слишком страшным, в другом — слишком плохим. Во-вторых, современное фальшиво по определению. И в первую очередь упаковка. Тебе продают этикетку, а потом ты смотришь, что внутри. А настоящее в двух смыслах настоящее — как настоящее время и как настоящая жизнь. То есть главная претензия к современному раю состоит в том, что он весь ненастоящий. Человек жил в мире ненастоящих новостей, ненастоящих сюжетов, ненастоящей истории. Современный человек лучше знает историю мартиновского Вестероса (вымышленный континент фантастической саги Джорджа Мартина «Песнь льда и огня» — прим. ред.) или историю толкиновского Средиземья, чем историю своей страны и своего народа. Произошло переключение с настоящей истории на ненастоящую. И далее — по списку. Происходит переключение на ненастоящую еду, которая красиво выглядит, но вредная и превращает тебя в перманентного пациента. Ненастоящие вещи устроены так, чтобы они практически сразу ломались по истечении гарантийного срока. Собственность тоже ненастоящая, если иметь в виду абонентский доступ. Ты купил девайс, но на самом деле купил инструмент для доступа к сервисам. А если доступ не работает, то девайс просто кирпич и ты ничем не владеешь. Современность — это мир ненастоящий. Нас от него отключили в процессе, и это создало ту дистанцию, с которой все это можно увидеть и понять. Главное отличие гомо сапиенс от трансчеловека тоже состоит в том, что он настоящий. Потому наша война — это война за настоящее.
— А на Западе это понимают?
— Если опереться на настоящее, то мы для западного проекта представляем смертельную угрозу. Главная причина заключается в том, что 8 миллиардов человек хотят остаться людьми. Как бы ты ни рассказывал о прелестях небытия, против этого ты бессилен. Потому если мы найдем в себе силы и смелость выразить на понятном всему миру языке то, за что мы стоим, то для Запада это будет смертельно. Там, разумеется, это тоже понимают. Запад видит, что Россия может стать для него настоящим сильным врагом. И у нас для этого есть все шансы.
__________________ «Только устремитесь, и зальет вас сияние Беспредельности»
Последний раз редактировалось csdoc, 25.02.2023 в 08:27.
Дещедровизация — продолжение. Думаю, одна из концептуальных трещин, разрушивших в итоге СССР, была тема труда. Труд в Советском Союзе был сакрализован, объявлен высшей ценностью, даже обращение к людям было не «граждане», а «трудящиеся». Но это — скорее свойство именно русской версии коммунизма, причём коренящееся в достаточно архаичных слоях культуры: русской, даже, наверное, славянской трудовой этике, в миросознании народа-земледельца.
А главное, не имеет никакого отношения к «марксизму», к самому Марксу. Маркс, как известно, труд вообще-то ненавидел. И вся суть программы построения коммунизма у него, в конечном счёте, сводилась к созданию ситуации, при которой «вообще всем можно не работать» — тот самый «прыжок из царства необходимости в царство свободы» и прочее «освобождение труда». Если его внимательно читать, то ясно, что классы-эксплуататоры — это как раз те, кто уже и построил такой «коммунизм» для себя. Но за счёт других: путём эксплуатации, выражающейся, в частности, при капитализме в «отчуждении» продуктов труда и «присвоении прибавочной стоимости».
И это противоречие разрешить в СССР так и не удалось: в конечном счёте, советские люди начали всё более предпочитать жить «по Марксу», а не по «советскому марксизму». Проще говоря, если мы так много работаем для того, чтобы потом всем можно было вообще не работать, то давайте же в личном порядке начнём жить в этом самом «потом» прямо щас.
Что интересно, последние лет десять Пётр Щедровицкий настойчиво «копал» именно тему труда — причём в специальном разрезе «разделения труда». Тему ему подкинул покойный Григорьев, но ПГЩ туда упёрся со всем ажиотажем добросовестного начётчика. Я в своё время не поленился и поизучал его многочисленные лекции по вопросу. В частности, вызубрил азбуку: «технологических укладов» — шесть, а «промышленных революций» — четыре, тут важно не перепутать. Но главная там мысель — ещё из Адама Смита: уровень развития экономики тем выше, чем глубже и подробнее это самое «разделение». И из этого, кстати, автоматически следовало, что строить свою отдельную экономику России вообще никак нельзя, поскольку наша «глубина» будет заведомо «мельче», чем у «развитых стран», и единственный наш путь — это всячески интегрироваться в «мировое разделение труда».
Проблема в том, что в любой культуре всегда существует своего рода «ценностная шкала», ранжирующая разные виды труда — ну или, шут с вами, «деятельности» (не буду счас акцентировать на различении) — по степени общественной полезности. И эта ценностная шкала играет решающую роль всякий раз, когда дело доходит до раздела созданного коллективным трудом: кому, сколько и почему «положено». И из этого следует, что всякое разделение труда автоматом влечёт за собой формирование не просто неравенства, а довольно жёсткой социальной иерархии. И если ясно это понимать, отсюда автоматически следует, что чем глубже «разделение труда», тем больше эти барьеры, тем выше вершина социальной пирамиды и тем жёстче эксплуатация. Именно поэтому, как только в неолите появилась функциональная специализация, «первобытнообщинные» общества почти моментально трансформировались в «рабовладельческие» (пользуясь, опять же, вокабуляром истмата).
Соответственно, всякая попытка рассматривать чисто функциональный аспект «разделения труда», то есть его «эффективность», в отрыве от ценностного — то есть «кому и сколько положено» — есть либо философская слепота, либо сознательная работа на угнетателей. В Норильске до сих пор помнят спич эффективного менеджера Х. в адрес профсоюзников, пришедших на следующий день после корпоратива просить повышения зарплат для шахтёров-проходчиков: «Когда я повышаю вам зарплату — это просто нагрузка на бюджет. А когда я заказываю для топ-менеджмента самолёт с блядьми из Москвы — это позволяет им работать более мотивированно и с большей отдачей, а потому более эффективно с точки зрения общей капитализации. Поэтому идите нахуй, товарищи трудящиеся».
В некотором смысле, это всё, что надо знать о теме «разделения труда».
__________________ «Только устремитесь, и зальет вас сияние Беспредельности»
Когда именно включился таймер, отсчитывающий время до начала СВО? К кому прислушивается власть и нужны ли ей вообще «умные советы»? Кто и когда может трансформировать политическую архитектуру России? А также о невозможности планировать будущее, пока мы не осознали, что происходит в настоящем, рассуждает в интервью «Континенту Сибирь» политолог, философ АЛЕКСЕЙ ЧАДАЕВ.
Вся моя пятнично-воскресная серия постов про русских и государство — была, в сущности, разогревом перед сегодняшним выступлением на Всемирном Русском Народном Соборе в Питере, в Мариинском дворце. В президиуме — Дугин, Малофеев, Харичев. Меня посадили рядом с Холмогоровым. А сказал я там следующее.
1. Иногда враги лучше и точнее нас формулируют наши принципы — как свой объект атаки. Когда весной 2022 года польский премьер Моравецкий в своей колонке в Гардиан сказал, что настоящая цель Запада — не просто нанести поражение России на Украине, но и уничтожить «идеологию Русского Мира», я отшутился у себя в канале: для того, чтобы Моравецкий и панове могли её уничтожить, её бы нам неплохо для начала создать. Однако ж, движимый синдромом отличника, всё-таки полез читать саму статью. И, к удивлению своему, обнаружил, что пан поляк понимает её на свой манер намного яснее и точнее, чем большинство моих даже весьма политизированных соотечественников.
Суть концепции «Русского Мира» по Моравецкому состоит в следующем. Россия почему-то считает, что имеет в прошлом некие особые заслуги перед человечеством, дающие ей особые права. Она, в частности, считает, что освободила мир от нацизма (а это не так, потому что для Восточной Европы она лишь заменила нацистское рабство большевистским). Она считает, что является одним из учредителей существующего миропорядка (а это не так: его учредил Запад, а Сталина лишь допустили поприсутствовать за столом за победу над Гитлером, но полноценным «отцом-основателем» никогда не признавали). Она считает, что является одним из столпов основанной на ядерном паритете мировой безопасности (а это не так: со своим оружием, реваншизмом и непризнанием границ она скорее сама является источником угрозы, причём не для одной только Украины, а для всей Европы.
В сухом остатке: «Русский мир» — это некая общепризнанная версия мировой истории, в которой у русских неадекватные привилегии. Значит, чтобы раз навсегда с этим покончить, нужна в первую очередь другая, более соответствующая задачам момента, версия мировой истории. Где у русских нет никаких заслуг, а есть только преступления и коллективная вина перед всеми, кого они угнетали и обижали, будь то в царское, советское или теперешнее время.
Своей собственной версии того, как мы понимаем «Русский мир», за прошедшее с момента той публикации время у нас так и не появилось. Но мы всё же сделали огромный шаг вперёд: наш президент произнёс словосочетание «государство-цивилизация».
Для меня сейчас в этой связке ключевое — не «цивилизация», а «государство». Наше государство в его нынешнем виде — целиком на подпорках, протезах и цельнотянутых копиях чужих доктрин, очень плохо переваренных. Лозунг момента для русских людей — «учиться делу государственного строительства настоящим образом». Потому что даже сейчас этим по-прежнему у нас занимаются исключительно патентованные «либералы» и инородцы. Нашим скучно. Прямо сейчас наша власть пытается — впервые за полвека — создать с нуля новую отрасль промышленности (беспилотие), но патриотам этим заниматься недосуг.
Идея имеет смысл только тогда, когда она может развернуться в проект. Красная идея, при всех её минусах, разворачивалась в красный проект, где находили себе место не только философы, но и те, кто делает что-то руками. Заводы, ракеты, дороги, электростанции. Русская идея в любом виде бесполезна до тех пор, пока нет алгоритма её разворачивания в русский проект, предметный и деятельный. Хотите — «русский Рим», неважно с каким порядковым номером.
__________________ «Только устремитесь, и зальет вас сияние Беспредельности»
Позиция Арестовича (экстремист, террорист и далее по списку):
1. Я — русский, но не россиянин. 2. Русский — это «человек правды, совести, света». 3. Нынешняя РФ — это неправильная Русь. Плохая, даже вообще местами людоедская. Впрочем, как и нынешняя Украина. 4. Нужна правильная Русь с правильными ценностями. Она у меня уже есть, но пока только в проекте (двух). 5. Строить её надо на обломках трёх русских государств по итогам нынешней войны.
Моя позиция:
1. Я — русский и гражданин России. 2. Моё государство — несовершенно, грубо, заскорузло, ушиблено серией предшествовавших катастроф, но никакой другой Руси для нас с вами нет и не будет. 3. «На обломках» построить ничего невозможно в первую очередь потому, что не дадут — кроме нас, в мире есть хищники покруче, и если обломки — они уже их. 4. А во вторую — потому, что, без опоры на живую традицию государственности, любые «проекты» обречены на судьбу реализованных утопий: дорого, страшно, кроваво. 5. Носить в себе «Русь» хорошо и всегда пожалуйста. Но развернуть её из себя на практике — хоть на Украине, хоть в Аргентине, хоть в Антарктиде — не выйдет: для мира единственная Русь — это Россия.
И финальный тезис, на котором сошлись. Русский человек нуждается в русском государстве для того, чтобы оставаться русским. Но за свойства и качества этого государства — необходимо бороться.
Многие производители разных востребованных на фронте изделий сталкиваются с типовой проблемой: пока они делали своё устройство в гараже и мечтали о госзаказе, жизнь была простой и понятной; но как только заказчики (не обязательно даже гос-; в том числе и такие, как КЦПН, например) приходят и заказывают, тут же выясняется, что дистанция от «гаражного» до серийного изделия — длинная и долгая.
Был в одном высоком кабинете. Хозяин кабинета, кроме основных занятий, ещё и волонтёрит — закупает разное для фронта, и в немалых масштабах. Говорил мне о том, что часто сталкивается с накруткой цены в несколько концов, и реагирует на это нервно: вот же гады, капец им теперь. Капец — это он может, такой уж кабинет.
А я ему сказал вещь, которая его удивила. У них, говорю, производство кустарное, и им надо расширяться. Пока они работают как ателье индпошива — изделия и будут дорогими. Только когда появляется масс-продукт и серийность — появляется возможность добиваться адекватного ценника. Снижая издержки, отлаживая процессы, создавая предсказуемость сбыта и т.п. Кто-то и правда пытается срубить по-быстрому, а кто-то закладывает инвестиционную составляющую в цену. Надо искать вторых, и не для того, чтобы сделать им «капец», а для того, чтобы понять, как их вырастить.
Вот пресловутые пламегасители. Думаете, откуда я взял тему? Изделию уже лет пять, но делается в штучном количестве в гараже — «для себя и для своих». И такого много. С теми же масксетями — посмотрите, как Грубник создал целую систему «распределённых мануфактур» на полстраны, причём с единым стандартом (аккуратно скопированным у штатного поставщика МО) и контролем качества. Но там относительно несложный для копирования производственный процесс (хотя ещё как посмотреть, что несложный). А вот с железками, особенно сложными (и, кстати, в том числе с дронами), повсеместно наблюдаем типовую картину «аналоговнет»: изделие вроде есть, и вроде даже работает, но есть в одном экземпляре и стоит конских денег. Смеялись над нашим «официальным» ВПК, а сами оказались такие же.
Поэтому приходится на ходу самообразовываться. Вот вопрос к чату: знает кто-нибудь, чем принципиально отличается малосерийное, среднесерийное и крупносерийное производство? Я вот не знал, пока не столкнулся.
__________________ «Только устремитесь, и зальет вас сияние Беспредельности»
Правила форума
Справка
Расширения
ЧАДАЕВ 
Линейный вид
