Богиня Кали.

[С.М.]

БОГИНЯ КАЛИ.

Священные воды Ганга плывут по безмятежному небу и стекают на землю, чтобы дать возможность несчастным грешникам омыть тело и очистить душу. Когда Богам седой и та-инственной Индии наскучивают небесные дрязги, они спускаются сюда, к нам на землю, собираются на зеленной жемчужной поляне, чтобы трепетно почтить Праматерь земли бо-гиню Кали.
Сегодня, в этот час и на этой поляне, боги умиротворены и покойны, хотя все знают, какими они могут быть беспощадными, мстительными, невыносимыми. Страх и трепет, и глубочайшее уважение, да и просто любовь к Матери лишают их сегодня всех дурных при-вычек – этой постоянной борьбы за власть, за первенство, за обладание. Уж кому, как не им, знать, что черная, словно из эбенового дерева, Кали, если ее рассердить может пребольно отшлепать, а то и разорвать в ярости.
Среди манговых деревьев собрались боги, среди цветущих магнолий, на зеленой, нежной траве. Вот к самой воде неслышно ступила Майя, богиня иллюзии, в прозрачных струящихся покрывалах, и вся она трепещет, и нельзя уловить ее лика.
Сам Брахма, владыка сущего сидит в позе покоя, уставив в небо все свои четыре крас-ных лика, и восемь рук его опущены вдоль тела; с величайшей горы Меру прилетел он сюда верхом на белом лебеде, чтобы поклониться Кали.
А темнокожий силач Кришна, победитель злых демонов, прислонился к дереву, ласко-во щуриться солнцу, и легкий ветерок играет завитком счастливого теленка на его могучей груди. Спокоен, даже тих сегодня убойный, разрушительный Шива. Ясна и величественна Сарасвати, жена Брахмы, богиня речи, хозяйка наук и искусств. Их десятки здесь, их здесь сотни – богов и богинь Индии. Одни белые как грудь лебедя, другие красные, будто пахали то зари до зари под летним, яростным солнцем, а третьи и вовсе черные как уголь, – и все они держат в гармонии мир и судьбу народов.
Вот и Кали вышла из храма своего, чтобы достойно принять почтительные восторги. Грозно, тяжеловато ступает она по земле, так что слегка сотрясаются горы, однако ж, трава приминается, но не гибнет. Вступает в круг богов Матерь не одна, сопровождает ее пре-красная, нежнейшая Ума и рядом с ее прелестью еще более нетерпимой кажется свирепость Матери. Она бесподобно хороша, другая так же без подобия ужасна.
Ума стояла на высоком месте воссоединения, собираясь приступить к благочистивому обряду. Она оставила на ступенях спуска свое сари и стояла совсем нагая, одетая только в ожерелье, серьги с качающимися подвесками да белую повязку на высоко подобранных пышных волосах. Ослепительна было прелесть ее тела. Вот оно, казалось, состояло из обо-льщений Майи и было обворожительного цвета, не слишком темное, но и не слишком свет-лого оттенка, скорее напоминавшее позолоченную медь, дивное, со сладостно хрупкими плечами ребенка и упоительно выпуклыми бедрами, от которых как бы раздался в ширину ее плоский живот, с девическими налитыми бутонами грудей и пышным выпуклым задом, сужавшимся к верху и стройно переходившим в нежную узкую спину, чуть вогнувшуюся, когда она подняла свои руки – лианы и сомкнула их на затылке так, что стали видны тем-неющие впадины подмышек. Не только ее тело, но и лицо меж качающихся подвесок было прелестно. Носик, губы, брови и удлиненные, словно лепесток лотоса, глаза.… Когда Ума вселяется в тело смертной, она становится именно такой.
А Кали, божественная, тоже женщина, но в храме ее изваяние вселяет ужас. Из – под каменного свода арки, повитой гирляндами черепов и отрубленных рук, выступает истукан, раскрашенный красками, опоясанный и увенчанный костями и членами живых существ, в неистовом вращении своих восемнадцати рук. Мечам и факелами размахивала Матерь, кровь дымилась в черепе, который, как чашу подносила к устам одна из ее рук, кровь у ее ног разливалась рекой. Кали, наводящая ужас, стояла в челне, плывущим по морю жизни. Звериные головы, с открытым остекленевшими глазами, штук пять или шесть голов буйво-ла, свиньи и козы, были пирамидой сложены на алтаре. Ее меч, их осекший, острый, бле-стящий, хотя и в пятнах запекшейся крови, лежал чуть поодаль, на каменных плитах. Сви-репый, пучеглазый лик Несущей смерть и Дарящей жизнь. Кажется, встретились они на этой поляне случайно, что совершенно разным народам покровительствуют они, так они несхожи, так противоположны, так не совместимы в одном сознании.
Боги складывают дары к могучим, толстым ногам Кали, но не забывают и нежную Уму, будто и той тоже праздник. И Кали, гордая, страшная не сводит в гневе и ревности свои густые, мрачные брови. Длинный язык ее подбирается, и губы растягиваются в нечто, похожее на улыбку. И вот, кажется, начинаются очередные обольщения Майи: будто воды Ганга начинают испаряться, и во влажном зное, в струящемся мареве видится нечто невооб-разимое и несообразное: нежная Ума и свирепая Кали сближаются, как бы проникая друг в друга, и вот нет Умы, а есть только одна Кали; и вот уже нет Кали, а в мире сияет одна нежнейшая Ума, и бешеное колесо рук Свирепой переходит в лебединые ритмы танца Умы. Боги знают, за что они чествуют темную Матерь Кали. Ведь Матерь всех миров и созданий уже дважды спасала мир и порядок. В седые времена асуры, злые демоны, враги людей и богов, нашли себе беспощадного вождя Махишу с головой буйвола и в жесточайшей битве, длившейся сто лет без передышки, победили богов. И хоть во главе богов стоял сам великий Индра, все равно они были на голову разбиты и вышвырнуты с небес. Тогда, к стати, боги и узнали, каково жить людям, ибо они скитались по земле, подобно простым смертным, и так же трудно добывали себе хлеб насущный. громоподобный злодей Махиша гоготал над ни-ми, воцарившись на небе.
Боги же исходили в бессильном гневе, их уста изрыгали языки пламени, отдельные вспышки соединялись в огромное огненное облако – это было облако гнева и жажда мще-ния, повисшее над Вселенной. Оно становилось все более плотным, оно тяжелело, оно обре-тало формы, и вдруг оно исчезло, и из него появилась она, Кали, женщина мщения. Пламя Шивы стало ее лицом. Бог смерти Яма превратился в ее волосы. Владыка солнца создал ей руки. Бог луны – ее грудь. Сила громовержца укрепила ее поясницу. Грозный судья своим пламенем укрепил ее ноги. Богиня земли вселилась в ее бедра. В пятках ее жил бог солнца. В зубах – верховный бог Брахма. В глазах – бог огня. В бровях – братья близнецы, владыки утренних и вечерних сумерек. В носу владыка богатств и повелитель горных духов. В ушах- быстроногий бог ветра.
Разгромленные боги отдали Кали все свое волшебное оружие, и сейчас в ее руках были и трезубец, и боевой диск, и копье, и жезл, и лучи, и топор, и боги думали, что у нее не хва-тит рук, чтобы взять все оружие, но на все, на все хватило рук Извечной матери! Она плотно уселась на свирепого горного льва, приструнила его, а на последок прихватила еще чешу с вином – и поехала воевать. Кали издала рык не рык, клич не клич, вопль не вопль, а только горы зашатались, и земля задрожала, и лев понес ее в битву. Но Махиша был силен, и вой-ско его было несметно, тысячи тысяч, и все враз, скопом накинулись на Кали, на Калиюгу, как она теперь звала себя. Кони и всадники, колесницы и лучники, слоны и тараны – все обрушилось на нее, и на каждую ее руку пришелся то меч то топор, то палица, то стрела. Матушка вынесла первый удар и пришпорила льва. Тот и сам был сгустком пламени, он ку-сался и жег, топтал и рвал, сметал гривой и сметал лапой. А хозяйка, невозмутимо воссе-давшая на нем, выдохнула так, будто гасила пламя свечи, и из ее пламени возникли тысячи воинов, ее помощников.
И тут началось! Колесо ее рук вращалось с такой бешеной скоростью, что демоны и разобраьтся – то не могли, какая рука кого пронзила копьем, кого удушило петлей, а кого швырнула в пасть льва, на дымящиеся крутые клыки. И всюду, где проносилась Матерь, ли-лись потоки вражеской, демонской кровищи.
Махиша, однако ж, в бой не вступал; все думал, что его дружина справится и без него. Но тут понял: плохо дело, и заревел, и забил копытами, и завертел хвостом, и промчался по полю, все выжигая на своем пути. Ударит хвостом по океану – и тот в страхе выплескивает-ся на берег; вскинет буйволиную морду – и рога разрывают тучи; заревет – и превращаются в песок неприступные горы.
А Кали поплевала на ладони да и набросила на Махишу волшебную петлю, и тут нача-лась чехарда. Все-таки Махиша был не толбко ужасен, но и умел: превратился в льва и вы-скользнул из петли. Но и Матерь в ратном деле была не только ужасной, но и терпеливой: взмахнула она мечем времени и отсекла животному голову. Но за какую-то долю секунды до полной гибели Махиша успел превратиться в человека – и его сразила Кали, а человек стал слоном, а слон буйволом. Матерь была упорна – рубила хоботы, вырывала рога, а когда ей опротивели бесконечные превращения Махиши, она глотнула из кубка вина и расхохота-лась сумасшедше, глаза ее разгорелись шалым блеском; между раскатами громового хохота она еще крикнула Махише: «Реви, безумный, пока я пью вино!» – и прыгнула, как ведьма, и с верху обрушилась на демона, и придавила, продолжая хохотать, так что тому, раздавлен-ному, больше ни во что превратиться не удалось. Кали пустила в ход копье, поджидая по-следней уловки демона. Тот хотел, было выскочить из собственной мерзкой пасти, но Ма-терь мира была наготове и быстро отсекла ему голову.
Что же тут было! И песни , и пляски, и слезы радости. Боги преклонились перед извеч-ной Матерью, а та – усталая, окровавленная и добродушная теперь, после столь тяжкой по-беды, сказала богам:
– Всякий раз, когда вам будет грозить опасность, большая беда, о небожители, взывай-те ко мне, и я приду к вам на помощь.
А сказав это, скрылась в своих недоступных храмах, чтобы зализать раны и чтобы не разнеживаться в похмелье победы и быть в постоянной боевой готовности.
Так как же ей не быть грозной и страшной, этой Святой матери, если злые демоны, пользуясь беспечностью богов, то и дело грозят уничтожить миропорядок? Как же ей не быть оскаленной с длинным языком, если иногда и секунды нет на размышление и в бой вступать надо, что называется, с ходу. Матерь всего сущего, она за все в ответе, и ей-то луч-ше знать, в коем обличии встречать врага.
Но в страшном своем обличии она является только на поле боя, а после драки она исче-зала в свои неприступные храмы, и то, как она в мирное время выглядит – никто и не заду-мывался. Но крестьянки южной Индии, опаленные солнцем, помнили о ней, пробирались по непролазным чащам, приходили в неприступные храмы Матери и приносили ее жертво-приношения: козленка, плодов разных, вина немного. Они-то, крестьянки знали, кто спас их, кто спасет их всегда, кто на даст им погибнуть в жуткий час. Новые боги нарождались, славу им пели, забываться стала Великая матерь. Мир на земле. Цветы, птички. Кама – бог любви резвится, постреливает из волшебного лука во все стороны, и жертвы его счастливы. Беспечность от края до края.
Но демоны разве дремлют? Силой новой и неодолимой налились братья Шумбха и Нишумбха, такай силой, что и Махиша бы позавидовал.
И началась новая война богов и демонов. В горах укрылись разбитые боги, туда, где с неба падает священный Ганг и начинает свою земную жизнь. Больше прятаться негде. Ко-нец. Тут-то и вспомнили Матерь сущего.
– Защити Вселенную, о Великая Богиня! Защити, о Кали, непостижимая даже для бо-гов!
Ждали боги, ждали, дождаться не могли – и опешили. Из дремучих лесов, из глухих пещер должна была появиться свирепая Матерь, а возле вод Ганга появилась нежная Ума, столь же прекрасная, сколь и беззащитная. Опечалились боги – не та женщина им нужна сейчас. И вот тут-то и случилось чудо из чудес. Тело прекрасной Умы как бы раздвоилось, расслоилось; она, нежная и прекрасная осталась тут же, но рядом с ней, из нее возникла не-отвратимая Кали. Возникла и сказала:
– Это меня славят и призывают боги, которых опять теснят демоны. Меня, великую Кали, призывают они. Меня, гневную и бесстрашную воительницу. Но знайте, мой дух за-ключен, как второе Я, в тело нежной Умы. Суровая Кали и нежная Ума, мы – два начала единого, два лика Великой богини. Кто небрежно отзовется обо мне, свирепой Кали, от того отвернется Ума; кто оскорбит Уму, будет иметь дело со мной!
Пока один лик Великой Матери жил в труднодоступных храмах, совершенствуя свое мастерство для беспощадной борьбы со злом, другой ее лик жил в ясности и в неге, в красо-те и мягкости, в ласках и обаянии. Кали такая черная – как гнев, как ярость, как испеченное солнцем лицо старой крестьянки, а Ума такая белая, такая нежная. Кали одета в шкуру пан-теры, и на шее ее ожерелье из черепов. Ума , нежнейшая, ходит в белоснежных сари и сан-далиях из цветочной пыльцы, на ногах ее серебряно звучат колокольчики, от ее голоса вы-прямляются лилии в прудах. Что общего между ними? Ума – жизнь. Кали – смерть. Одна – радость, другая – ужас. А еще считается, что в конце веков Кали опутает Мир тьмой и уни-чтожит его. Так что общего между ними? Не долго бы проносила ума свои цветочные сан-далии, не охраняй Кали ее покой. И не смогла бы Ума предаться радости супружества, если ба Кали не стояла с мечом и петлей у ее изголовья. Ума и Кали нужны друг другу, чтобы нарождались поколения, которые необходимо защищать от демонов.
И опять победила Кали, спасла мир от гибели. Не помогли никакие уловки Шумбхи, а ведь он умолял Кали стать его женой. Ну, а после боя – опять в темные леса. И опять один ее лик пугает поклонниц , пришедших с жертвоприношениями, зато другой ее лик нежиться в неге и любви. И опять забывают о ней боги до следующего огромного горя.
Но ежечасно помнят о ней, даже сами не зная об этом, каждый жених и каждая невеста. Получает жених невесту из рук родителей и говорит:
– Я воспринял ее! Это я, это ты, я – небо, ты – земля, я – лад песни, ты – ее слово. Вместе пойдем одной дорогой.
Ничего вроде необычного, но слова эти придумали не молодые, и даже не старые ста-рики – а сложила их сама Кали. Она – Свирепая, и вдруг такое?! Да разве только это? Несу-щая смерть, она, оказывается, руководит всеми шалостями бога любви Камы, и без ее ведо-ма ни одна стрела не попадет в цель. Вот такая она, Кали. Она средоточие всей любви, раз-литой в мире. Она – любовь плотская, грубая, как схватка деревенских драчунов, и она же – бесконечная Материнская любовь. О – сострадание и надежда. Потому к ней и приходят как к Матери – заступнице, слегка вздрагивая от всех этих черепов и костей – а что делать? – не мы и даже не боги придумали этот мир, и в нем надо не только родиться, но и выжить, а для этого надо защищаться и защищать все, что ты любишь. И любит Темная Матерь все живое и терпеть не может всякую демоническую сволочь. Она прекрасна, эта Ума, она всесильна, эта Кали – и она одно целое. Сила всех мужских богов – от нее, от Матери Мира. Пусть сколько угодно будет почитателей у Шивы, но без Кали у Шивы не хватит сил даже для того, чтобы пошевелиться. Если бы Кали на один только миг закрыла бы глаза, Земля бы рухнула. Да что там Земля! – весь космос со всеми богами и дьяволами. Вот тут и повертись, поживи-ка, веки не сомкнув ни на миг! Устает Матерь на дозоре, но материнская забота сильнее устало-сти, и благодаря этому Мир живет, и будет жить.
Но не зря говорят о Кали, как о «Ночи Времени». Не зря, хотя и не понимают, о чем здесь речь. Не убийце Кали, о нети было бы смешно подумать, что когда-то она устанет, со-мкнет вежды и мир исчезнет. Просто все имеет свой конец – и боги, и люди, и Шива, и наш мир тоже, и он исчезнет, и наступи ночь... Но нет, великий Шива только подумает, ощутит ее ледяное дыхание, но будет спасен супружеской любовью Умы-Кали, и все начнется сна-чала; и боги появятся, и люди, и наш мир тоже.
И, зная все это, идут индийские женщины по глухим лесным тропам, находит укром-ный храм Матери, и спрашивают у нее: «Как жить, Всеведущая матерь мира?». И знают, что всегда получат ответ. Потому, что она – Вечная Матерь, – на страже, не сомкнет веки, не даст пропасть, и все будет.
И все будет всегда!
И все будет хорошо!

[Восток]

Молитва Кали.

О Ночь! Сестра!
Прикрой меня в бою..
Несть чисел демонов,
Что рвутся из Хаоса.
Но я уже не плачу,
Я встаю.
И боевую песнь тебе пою.
На Смерть, на бой, на Жизнь и на Удачу.
О Ночь! Сестра!
Прикрой меня в бою..