[ТИМА]

* * *

Блаватская планировала самостоятельно переводить на английский язык и помещать в своем журнале Lucifer некоторые произведения русских писателей (аллегории, нравственные истории в виде народных сказок).
Но только а одном ноябрьском номере журнала Lucifer за 1889 год появилась сказка Л.Н.Толстого «Как чертенок краюшку выкупал».

SELECTIONS FROM COUNT L. N. TOLSTOY’S TALES [Lucifer, Vol. V, No. 27, November, 1889. pp. 195-98]
[It has been thought advisable to include in the present Series this translation by H.P.B. of one of the well-known tales of Count Lev Nikolayevich Tolstoy, for reasons given in her own introductory note. However, contrary to her statement, no other stories have been found in the succeeding issues of Lucifer.]
Since the West has shown such due appreciation of the writings of the greatest novelist and mystic of Russia of today, his best works have all been translated. The Russian, however, recognizes in none of these translations that popular national spirit which pervades the original tales and stories. Pregnant as these are with popular mysticism and the spirit of theosophical altruism, some of them are charming but most difficult to render into a foreign language. Yet, one may try. One thing is certain: no foreign translator, however able, unless born and bred in Russia and acquainted with Russian peasant life, will be able to do them justice, or even to convey to the reader their full meaning, owing to their absolutely national idiomatic language. If the genius of the Russian literary language is so sui generis as to be most difficult to render in translation, the Russian of the lower classes—the speech of small tradesmen, peasants and labourers, is ten times more so. Difficult as it may seem to a foreigner, yet a born Russian may attempt it, perhaps, with a little more success. At all events, as said, one may try.
Selecting therefore, from such popular tracts,—allegories and moral stories in the form of popular tales—we have translated some for the readers of Lucifer. The Christmas Numbers, December, January and February, will contain charming little stories, well worthy of a new translation.
Two of them, Wherein is Love, Therein is God; God is in Right, and not in Might, and some others are stamped with the spirit of truly religious mysticism. Each deserves to be read by the admirers of this great Russian author. For this number, however, we have selected one of a less mystical but more satirical spirit; a cap calculated to fit the head of any drinking Christian nation ad libitum, and we only hope its title, translated verbatim et literatim, will not shock still more the susceptibilities of the opponents of the title of this magazine. Russia is afflicted with the demon of drink, as much as, though not more than, England or any other country; yet it is not so much the Karma of the nation, as that of their respective governments, whose Karmic burden is growing heavier and more terrible with every year. This curse and universal incubus, drink, is the direct and legitimate progeny of the Rulers; it is begotten by their greed for money, and FORCED by them on the unfortunate masses. Why, in Karma’s name, should the latter be made to suffer here, and hereafter?
«…Россия страдает от демона пьянства, хотя и не больше, чем Англия или любая другая страна; но это не столько Карма нации, сколько Карма их соответствующих правительств, Кармическое бремя которых с каждым годом становится все тяжелее и страшнее. Это проклятие и вселенский инкуб, напиток, является прямым и законным детищем правителей; оно порождено их жадностью к деньгам и привито ими на несчастные массы. Почему, во имя кармы, последние должны страдать здесь и в будущей жизни?»

Как чертенок краюшку выкупал

(Сказка Л.Н.Толстого)

Выехал бедный мужик пахать, не завтракамши, и взял с собой из дома краюшку хлеба. Перевернул мужик соху, отвязал сволока, положил под куст; тут же положил краюшку хлеба и накрыл кафтаном. Уморилась лошадь, и проголодался мужик. Воткнул мужик соху, отпряг лошадь, пустил ее кормиться, а сам пошел к кафтану пообедать. Поднял мужик кафтан — нет краюшки; поискал, поискал, повертел кафтан, потряс — нет краюшки. Удивился мужик. «Чудное дело, — думает. — Не видал никого, а унес кто-то краюшку».
А это чертенок, пока мужик пахал, утащил краюшку и сел за кустом послушать, как будет мужик ругаться и его, черта, поминать.
Потужил мужик.
— Ну, да, — говорит, — не умру с голоду! Видно, тому нужно было, кто ее унес. Пускай ест на здоровье!
И пошел мужик к колодцу, напился воды, отдохнул, поймал лошадь, запряг и стал опять пахать.
Смутился чертенок, что не навел мужика на грех, я пошел сказаться набольшему черту. Явился к набольшему и рассказал, как он у мужика краюшку унес, а мужик заместо того, чтобы выругаться, сказал: «На здоровье!» Рассердился набольший дьявол.
— Коли, — говорит, — мужик в этом деле верха над тобою взял, ты сам в этом виноват: не умел. Если, — говорит, — мужики, а за ними и бабы такую повадку возьмут, нам уж не при чем и жить станет. Нельзя этого дела так оставить! Ступай, — говорит, — опять к мужику, заслужи эту краюшку. Если ты в три года сроку не возьмешь верха над мужиком, я тебя в святой воде выкупаю!
Испугался чертенок, побежал на землю, стал придумывать, как свою вину заслужить. Думал, думал и придумал. Обернулся чертенок добрым человеком и пошел к бедному мужику в работники. И научил он мужика в сухое лето посеять хлеб в болоте. Послушался мужик работника, посеял в болоте. У других мужиков все солнцем сожгло, а у бедного мужика вырос хлеб густой, высокий, колосистый. Прокормился мужик до нови, и осталось еще много хлеба. На лето научил работник мужика посеять хлеб на горах. И выпало дождливое лето. У людей хлеб повалялся, попрел и зерна не налило, а у мужика на горах обломный хлеб уродился. Осталось у мужика еще больше лишнего хлеба. И не знает мужик, что с ним делать.
И научил работник мужика затереть хлеб и вино курить. Накурил мужик вина, стал сам пить и других поить. Пришел чертенок к набольшему и стал хвалиться, что заслужил краюшку. Пошел набольший посмотреть.
Пришел к мужику, видит — созвал мужик богачей, вином их угощает. Подносит хозяйка вино гостям. Только стала обходить, зацепилась за стол, пролила стакан. Рассердился мужик, разбранил жену.
— Ишь, — говорит, — чертова дура! разве это помои, что ты, косолапая, такое добро наземь льешь?
Толканул чертенок набольшего локтем: «Примечай, — говорит, — как он теперь не пожалеет краюшки».
Разбранил хозяин жену, стал сам подносить. Приходит с работы бедный мужик, незваный; поздоровался, присел, видит — люди вино пьют; захотелось и ему с устали винца выпить. Сидел-сидел, глотал-глотал слюни, — не поднес ему хозяин; только про себя пробормотал: «Разве на всех вас вина напасешься!»
Понравилось и это набольшему черту. А чертенок хвалится: «Погоди, то ли еще будет».
Выпили богатые мужики, выпил и хозяин. Стали они все друг к дружке подольщаться, друг дружку хвалить и масленые облыжные речи говорить.
Послушал, послушал набольший, — похвалил и за это. «Коли, — говорит, — от этого питья так лисить будут да друг дружку обманывать, они у нас все в руках будут». — «Погоди, — говорит чертенок, — что дальше будет; дай они по другому стаканчику выпьют. Теперь они, как лисицы, друг перед дружкой хвостами виляют, друг дружку обмануть хотят, а погляди, сейчас как волки злые сделаются».
Выпили мужики по другому стаканчику, стала у них речь погромче и погрубее. Вместо масленых речей стали они ругаться, стали друг на дружку обозляться, сцепились драться, исколупали друг дружке носы. Ввязался в драку и хозяин, избили и его.
Поглядел набольший, и понравилось ему и это.
— Это, — говорит, — хорошо.
А чертенок говорит: «Погоди, то ли еще будет! Дай они выпьют по третьему. Теперь они как волки остервенились, а дай срок, по третьему выпьют, сейчас как свиньи сделаются».
Выпили мужики по третьему. Рассолодели совсем. Бормочут, кричат сами не знают что и друг дружку не слушают. Пошли расходиться — кто порознь, кто по двое, кто по трое, — повалялись все по улицам. Вышел провожать гостей хозяин, упал носом в лужу, измазался весь, лежит как боров, хрюкает.
Еще пуще понравилось это набольшему.
«Ну, — говорит, — хорошо питье ты выдумал, заслужил краюшку. Скажи ж ты мне, — говорит, — как ты это питье сделал? Не иначе ты сделал, как напустил туда сперва лисьей крови: от нее-то мужик хитрый, как лисица, сделался. А потом — волчьей крови: от нее-то он обозлился, как волк. А под конец подпустил ты, видно, свиной крови: от нее-то он свиньей стал».
— Нет, — говорит чертенок, — я не так сделал.
Я ему всего только и сделал, что хлеба лишнего зародил.
Она, эта кровь звериная, всегда в нем живет, да ей ходу нет, когда хлеба с нужду рожается.
Тогда он и последней краюшки не жалел, а как стали лишки от хлеба оставаться, стал он придумывать, как бы себя потешить.
И научил я его потехе — вино пить.
А как стал он божий дар в вино курить для своей потехи, поднялась в нем и лисья, и волчья, и свиная кровь.
Теперь только бы вино пил, всегда зверем будет.
Похвалил набольший чертенка, простил его за краюшку хлеба и у себя в старших поставил.

* * *