[Ardens]

Две стороны жизни Конкордии Антаровой


Предисловие к книге «На одной творческой тропе»

1anДо последнего времени имя Антаровой было мало известно широкой читательской аудитории. Конкордия (Кора) Евгеньевна прошла большой творческий путь на оперной сцене – на сцене Большого театра, пела все партии, соответствующие её редкому по тембру контральто, была лучшей исполнительницей роли графини в «Пиковой даме» П.И. Чайковского, была близко знакома с величайшими представителями русской музыкальной культуры: Шаляпиным, Собиновым, Рахманиновым. Об этой стороне её жизни знают театроведы и люди, интересующиеся оперным искусством. О её духовных исканиях, представлявших в своё время глубочайшую тайну, ведали немногие – те, кто в нашей стране в течение последних нескольких десятилетий пытался постичь сокрытую, эзотерическую сторону бытия. Лишь совсем недавно широкий круг читателей смог познакомиться с удивительным произведением Антаровой – книгой «Две жизни», где в художественной форме описывается деятельность Великих Учителей во благо Человечества.

И так уж случилось, что знавшие Антарову как прекрасную певицу Большого театра, почти ничего не ведали о её духовном пути и, наоборот, люди, почитавшие Конкордию Евгеньевну как подвижника Духа, мало уделяли внимания её театральному творчеству. А между тем, эти две линии её бытия теснейшим образом связаны между собой и представляют две стороны одной медали. Данное издание и призвано воссоединить в читательском сознании обе половины и выявить многогранность облика Конкордии Антаровой – Актрисы и Человека с большой буквы…

Перед нами книга театральных произведений К.Е. Антаровой, в которую включены «Беседы Станиславского в студии Большого театра в 1918-1922 гг.» и «На одной творческой тропе» (Воспоминания о В.И. Качалове). И если «Беседы…» (ставшие давно библиографической редкостью даже в театральных библиотеках, поскольку издавались они последний раз в начале 50-х годов весьма незначительным тиражом) ещё можно иной раз отыскать на архивных полках специализированных читальных залов, то воспоминания Антаровой о величайшем русском актёре XX века Василии Ивановиче Качалове публикуются впервые.

Чтобы лучше понять связь сугубо театральных, на первый взгляд, произведений с духовными исканиями Антаровой, давайте совершим небольшой исторический экскурс в первую четверть ХХ столетия.

В своей сценической биографии Конкордия Антарова была ученицей Константина Сергеевича Станиславского. Интерес к знаменитой «системе Станиславского» в театральных кругах начала века был велик, создавалось множество театральных студий, где изучали «систему». Вот и при Большом театре организовали студию для молодых артистов оперы с целью применения «системы» к оперному искусству, особенно сильно страдавшему от театральных штампов. К.С. Станиславский преподавал в этой студии, и Антарова, единственная из студийцев, вела записи, которые в дальнейшем легли в основу её «Бесед…». К тому времени Антарова была сложившейся певицей, уже десять лет выступала она на сцене Большого театра, но видимо неудовлетворённость, поиски нового в своём творчестве заставили её пойти в студию вместе с молодёжью. Встречалась Конкордия Евгеньевна и со старейшими актёрами Московского Художественного театра, в том числе и с В.И. Качаловым, и записи его воспоминаний легли в основу повести (а иначе её и не назовёшь) «На одной творческой тропе». К анализу этих двух произведений мы ещё вернёмся, а пока – немного театральной истории…

Станиславский создавал свою систему как практический путь постижения актёром своего творческого «я» и освоения инструментов сценического искусства. Актёр-творец – центральная фигура всего театрального учения Станиславского, которое имеет не только практическую сторону, но и весьма значительные недостаточно изученные духовные аспекты, без которых невозможно по-настоящему приоткрыть завесу тайны любого искусства. Станиславского глубоко волновали вопросы этики, духовного воспитания личности, познания самого себя в процессе творчества, служения искусству, родине, человечеству.

Давно стала сакраментальной фраза Станиславского о том, что надо любить не себя в искусстве, а искусство в себе, но мало кто задумывается сегодня над подлинным значением этих слов. Так случилось, что в эпоху «социалистического реализма», когда духовные вопросы в искусстве были существенно искажены и сужены умелой рукой идеологического контроля, театральное наследие Константина Сергеевича оказалось выхолощенным до уровня сугубо практического инструмента для овладения актёром своей профессией. И только произведения Конкордии Антаровой, удивительным образом прошедшие через рогатки цензуры и лабиринты времени, возвращают Станиславскому, которого мы привыкли воспринимать как, хоть и признанного гениальным, но чудаковатого режиссёра, предъявлявшего немыслимые требования актёру, его подлинный облик духовного учителя. Ему принадлежат и серьёзные открытия в области работы человеческой психики. Эти аспекты творчества прославленного мастера ещё ждут своих исследователей.

Станиславский замешал свою «систему» на собственных духовных исканиях очень густой консистенции. Сознание актёра в процессе творчества, если верить «системе», погружается в бессознательное и делает прорыв к сверхсознанию; первостепенное значение, по Станиславскому, имеют личность актёра и его человеческие качества, его умение самосовершенствоваться и жертвовать собой во имя благородных целей искусства. Для Константина Сергеевича это всё – не пустые слова, а реальные рычаги актёрской работы. Огромное влияние на Станиславского в период создания им своей театральной «системы» оказало знакомство с восточной философией и учением индийских йогов. Один из талантливейших учеников Станиславского Евгений Вахтангов полагал, что его учитель частично позаимствовал свою терминологию из «йоговской» литературы (в начале века большую популярность получили произведения Вивекананды и Рамачараки). Достаточно вспомнить знаменитый термин Станиславского – «перевоплощение» – или другой – «зерно образа», чтобы увидеть некоторые восточные аналогии. Многое из этого при последующих редакциях исчезало из работ Станиславского, как исчез термин «прана», сравнение создаваемого актёром образа с эфирным или астральным телом. Да и упражнения по «системе» имеют определённый угол зрения, упражнения для развития внимания, сосредоточения, свободы мышц и прочие сближают её с известными методологиями восточных медитативных техник. Ближайшие ученики Станиславского – Михаил Чехов и уже упоминавшийся Евгений Вахтангов всерьёз увлекались теософией, а затем антропософией, Михаил Чехов был даже членом ордена тамплиеров. Многие ученики Станиславского рассматривали духовные искания как основу актёрского творчества, и эти идеи они восприняли от своего учителя. Благодаря собственным духовным устремлениям Антарова сумела с особой силой воспринять идейные и нравственные установки Станиславского и придать им в своих произведениях неожиданный эзотерический ракурс и духовный размах.

Следует сразу оговориться: театральные книги Антаровой никакого отношения к мемуаристике не имеют. В них нет и намёка на бытовые детали, житейские подробности, личностные отношения, разговор о которых столь свойственен мемуарной литературе. Я бы даже взял на себя смелость утверждать, что Антарову не очень интересует задача донести до читателя живой, человеческий образ тех людей, о которых она пишет; она, скорее, использует жанр воспоминаний и записей бесед для погружения читателя в идеальный мир нравственности, духовных исканий, служения искусству и человечеству.

Книга «На одной творческой тропе», безусловно, строится как оккультная повесть. Само название её имеет определённые эзотерические аналогии. Антарова повествует о духовном пути ученика, имевшем счастье в этой жизни встретить Учителя, и облекает своё повествование в форму воспоминаний В.И. Качалова о К.С. Станиславском. Сейчас уже не имеет никакого значения, соответствуют ли эти воспоминания реальным событиям из жизни того или иного театрального деятеля. Используя рассказ о взаимоотношениях Качалова и Станиславского, Антарова создаёт обобщённый образ отношений Учителя и ученика на духовных путях. Здесь уместно вспомнить сказанное о Станиславском из письма В.И. Качалова к М.Ф. Андреевой: «…Этот человек необыкновенный имеет надо мной и власть необыкновенную».

Сюжет этой повести чрезвычайно прост и в то же время имеет глубокий второй смысл: герой ищет себя в творчестве и в момент кризиса получает письмо, в котором будущий наставник приглашает его приехать в другой город и круто изменить свою судьбу. Герой решается, и конец его духовного кризиса становится началом новой, более плодотворной жизни. Он встречается с учителем, беседует с ним, читает рукописи, отвечающие самым его тайным мыслям, и в результате достигает высокого духовного и творческого уровня.

Воспоминания Антаровой о Качалове – это одновременно и учебник театрального искусства, и эзотерическая повесть, её построение напоминает структуру некоторых восточных художественных произведений, где сюжетная линия раскрывает стадии духовного роста ученика на пути самосовершенствования. Её герои в одно и то же время и реальные люди, и идеальные образы, за которыми мир конкретных вещей вдруг с помощью фантазии и воображения превращается в мир высоких идей и символов. Сюжетный ход повести «На одной творческой тропе» в некоторых местах напоминает повесть Германа Гессе «Сидхартха», особенно описание душевного кризиса героя. Некоторые термины, используемые Антаровой, очень близки к терминологии Живой Этики, которую внесли в мир Елена и Николай Рерихи: к примеру, понятие «расширенное сознание». Сближает воспоминания Антаровой с некоторыми положениями Живой Этики и тяготение к Красоте, как к основе преображения мира; да и сама история взаимоотношений Учителя и Ученика в повести Антаровой как нельзя более соответствует мировоззрению Агни Йоги. Не случайно же духовный источник творчества Антаровой принято определённым образом соотносить с духовным источником, давшим начало творчеству семьи Рерихов.

«Беседы К.С. Станиславского в студии Большого театра в 1918-1922 гг.» написаны в том же ключе, раскрывая образ Станиславского как Духовного Учителя. Развивая положения «системы» Станиславского, Кора Антарова касается важнейших вопросов театрального искусства в частности и духовного творчества в целом. Рассказ о методах актёрской работы над ролью даёт ей возможность подойти к анализу самых сокровенных способов постижения собственного «я» и овладения его духовной и творческой природой. Поистине йоговские идеи звучат со страниц «Бесед» – это и проповедь любви, как основы творчества, это попытка прийти в гармонию со своим «я» и познать творчество в спокойствии и самоотдаче, это постижение себя как части Вселенной и определение предназначения артиста в раскрытии своего сердца к широкому восприятию жизни, в служении высшим началам. Безусловно, оба произведения К.Е. Антаровой написаны в русле высокого духовного водительства, и автору удалось совместить воспоминания о реальных лицах и конкретных событиях с советами ученику на пути раскрытия своего высшего «Я», облечь духовные наставления в имеющую определённое практическое значение форму театральных воспоминаний.

К.Е. Антарова, будучи одновременно высоко духовным человеком и талантливой актрисой, соединила в своём творчестве оба эти начала. Поэтому предлагаемые вниманию читателя в данном издании произведения являются не только бесценным руководством для всех, кто ищет духовных путей, но и весьма ценным свидетельством очевидца о тех высоких исканиях, которые были свойственны русскому театральному искусству Серебряного Века.

22.02.2014 Петр Федоров

Вестник Уймонской долины
http://xn----ctbhcpclkngi4an9k.xn--p1ai/antar/