[Д.И.В.]

А вот следующее подтверждение тех встреч, о которых рассказывалось ранее. В этом нижеследующем эпизоде, прежде всего обращает на себя внимание то, чуть ли не фанатичное рвение, с которым рассказчик этого эпизода стремился встретиться со своим Гуру. Несмотря на опасности, которые, как это можно увидеть, носили совершенно конкретный, не абстрактный характер. И можно ли порицать или смеяться, или презирать эту национальную, свойственную всем индусам черту? – Найти своего Гуру. Эта черта развилась и взращивалась тысячелетиями. Она, эта черта, всегда поверх – поверх семейных взаимоотношений с родственниками, поверх дружбы, поверх всего обыденного.

И не этого ли стремления найти, отыскать, достичь конкретного воплощения всех самых высших духовных запросов, которые выражаются в Образе Учителя – всем нам, «людям Запада», так не хватает? И не потому ли среди нас так развито стремление унизить, высмеять, иногда даже развеять по ветру, всё связанное с этим – не потому ли, что стремление это есть, оно существует, оно присуще любому живому существу. В том числе и в нас. Но, может быть, просто нет Того, кто бы мог это стремление как-то насытить? Это стремление к Высшему, более совершенному. А то что есть вокруг – недостаточно совершенно, недостаточно серьёзно отвечает высшим духовным запросам, которые есть, которые существуют в глубинах сознания каждого из нас? И эти запросы искренни, так как внерассудочны. И не поэтому ли часть из тех, кто уже осознал всю бедность западного образа жизни в этом отношении – и стремились на Восток, приняв решение удовлетворить эти запросы любой ценой?

Что касается конкретно того эпизода который приведен ниже, то в нем описывается решительный поступок одного из сопровождающих Е.П.Блаватскую, которая направлялась на встречу с Учителями (которые должны были помочь ей восстановить пошатнувшееся её здоровье). Человек, который пишет это повествование – ранее «услышал» голос своего Учителя, сидя у себя в комнате вечером после работы и читая книгу. Голос указал ему немедленно бросить всё и ехать в Бомбей, там разыскать Блаватскую, где бы она ни находилась и следовать за ней повсюду, куда бы она ни поехала. Он, этот человек, так и поступил, как он и пишет: «Не теряя ни одного мгновения, я привел свои дела в порядок и уехал на вокзал, ибо звуки этого голоса для меня – самые божественные звуки в природе». Когда же он прибыл в Бомбей, Блаватской там уже не оказалось – она уехала. Он, этот человек, не знал что ему делать дальше. Он пошел на вокзал, взял билет до Калькутты и поехал туда – по каким причинам, не сказано в описании. Но, не доезжая Аллахабада, он снова «услышал» знакомый голос, который указывал ему ехать в Берхампур. В поезде, он чудесным образом встретился с другими людьми, которые тоже искали Е.П.Б. и принадлежали к тому же Теософскому Обществу, которое Е.П.Блаватская и возглавляла.

Наконец, он нашел Блаватскую, на одной из станций, где она совершала пересадку и где она через пять минут уже собиралась отъезжать дальше. И тут произошел один чудесный эпизод: поезд, вопреки расписанию тронулся раньше, предварительно не дав никакого сигнала к отправлению. Многие из сопровождавших Блаватскую людей остались на перроне вместе с её вещами, а в поезд успели впрыгнуть только несколько человек, включая и автора дальнейшего повествования, который впрыгнул в последний вагон. Но даже и последние из её спутников, были задержаны в пути по различным, непонятно откуда возникшим причинам, и не доехали 5-6 станций до Дарджилинга, куда отправилась Е.П.Б. Они прибыли туда с опозданием на несколько дней.

Как пишет рассказчик: «Не требовалось большой догадливости, чтобы прийти к заключению, что госпожу Блаватскую опять забирают к себе Братья, и, вероятно, по очень веским причинам, известным лишь Им Самим, Они не хотели, чтобы мы следовали за ней и вели наблюдение». Все это было связано с той напряженной обстановкой в приграничных областях – между владениями англичан и уже неподконтрольной им территории, куда не распространялось их влияние. Именно туда стремилась попасть Блаватская, для того, чтобы встретиться с Учителями. И именно этому препятствовали те, кто находился на службе у колониальных английских властей. Вот поэтому, ни Блаватская ни кто-либо другой не мог законно пересечь границу Сиккима без очень больших сложностей. И, что самое главное, не указав причину такой поездки … :

«В отчаянии я принял решение: будь что будет, но я перейду границу, находящуюся в дюжине миль отсюда, и отыщу Махатм или – умру!

Я совершенно не задумывался над тем, что предпринимаемое мной может рассматриваться как безрассудное деяние сумасшедшего. Я не умел говорить и не понимал ни одного слова на бенгальском, урду, непальском или на языках Бутана и Тибета. У меня не было разрешения и «пропуска» от сиккимского раджи, и всё же я решился проникнуть в самое сердце независимого государства, где, если со мной что-либо случится, англо-индийские чиновники не захотят, даже если бы они могли, защитить меня, так как я перешел границу без их разрешения. Но мне это даже и в голову не приходило: я весь был поглощен одной мыслью – найти и увидеть моего Гуру. Не сказав никому ни слова о моём намерении, однажды утром, а именно 5 октября, я отправился на поиски Махатмы. У меня были только зонтик и посох странника в качестве единственного оружия, а в кошельке – несколько рупий. На мне были желтое одеяние и шапка. Каждый раз, когда меня на дороге одолевала усталость, мой костюм облегчал мне возможность за небольшую плату нанимать верхового пони.

В послеобеденное время того же дня я добрался до берега реки Рунгит, которая образует границу между британской и сиккимской территориями. Я попытался пересечь реку по навесному мосту, построенному из камыша, но он так сильно раскачивался туда-сюда, что мне, никогда не знавшему лишений в своей жизни, это оказалось не по силам. Я переправился через реку на пароме, и даже это не обошлось без множества опасностей и затруднений. Всю вторую половину дня я путешествовал пешком, все дальше и дальше углубляясь в сердце Сиккима по узкой тропе.

Сейчас я не в состоянии сказать, какое расстояние я прошел до наступления сумерек, но уверен, что не менее 20-25 миль. За всё время долгого пути, я не видел вокруг себя ничего кроме джунглей, непроходимых лесов и редких хижин, принадлежащих населению гор. В сумерках я начал оглядываться в поисках ночлега. В этот день после обеда мне по дороге встретились леопард и дикая кошка; теперь я удивляюсь, почему я тогда не ощутил ни малейшего страха и не пытался от них убежать. Все время какое-то тайное воздействие поддерживало меня. Я совершенно не испытывал ни страха, ни беспокойства. Возможно, в моём сердце не было места для других чувств, кроме сильного устремления найти моего Гуру. Едва стемнело, я заметил одинокую хижину в нескольких ярдах от дороги. К ней я направил свои стопы в надежде найти ночлег. Грубо сколоченная дверь была заперта.

Я обследовал хижину со всех сторон и обнаружил в западной стороне щель. Она была мала, но всё же достаточна, чтобы я мог проникнуть внутрь. У неё имелся небольшой ставень и деревянный засов. По странному стечению обстоятельств. Горец забыл закрепить ставень на засов изнутри, когда запирал дверь! Разумеется, теперь, после всего, что последовало, глазами своей веры я везде вокруг себя вижу охранявшую руку моего Гуру.

Проникнув вовнутрь, я обнаружил маленькую комнату с небольшой дверью, ведущей во второе помещение; обе комнаты занимали всё пространство этого лесного жилья. Я лег, сосредоточив все мысли, как обычно, на моём Гуру, и вскоре погрузился в глубокий сон. Но прежде чем лечь, я загородил дверь в другую комнату и единственное окно. Могло быть около 10 или 11 часов, а возможно, и немного позже, когда я проснулся и услышал звуки шагов в смежной комнате. Я четко различал голоса двух или трех человек, разговаривающих между собой на диалекте, который был для меня чистым жаргоном.

Теперь я не могу вспоминать об этом без содрогания. В любой момент они могли войти в комнату, где я спал, и убить меня ради моих денег. Если бы они приняли меня за вора, участь моя была бы такой же. Эти и подобные им мысли проносились в моей голове с невообразимой быстротой. Но моё сердце не трепетало от страха, и я ни на миг не задумывался о том, что ситуация может закончиться трагически! Я не знаю, какое тайное влияние придавало мне твердости, но ничто не могло меня поколебать или заставить ощутить страх. Я был совершенно спокоен. Хотя я пролежал, проснувшись и устремив взгляд в темноту в течение двух часов и даже осторожно и медленно шагал по комнате, стараясь не производить не малейшего шума, чтобы проверить, смогу ли я в случае необходимости убежать обратно в лес тем же путем, каким я вошел в хижину, – но, я повторяю, ни боязнь, ни другое подобное чувство не закралось в моё сердце. Я снова настроился продолжить мой прерванный отдых. После глубокого сна, не потревоженного ни одним сновидением, я проснулся и увидел, что уже рассветало. Торопливо натянув свои сапоги, я осторожно вышел из хижины через то же самое окошко. Я слышал храпение владельцев хижины в другой комнате.

Но я не терял времени, продвигаясь вперед по тропинке к (городу) Сиккиму с неослабевающим рвением. В потаённейших глубинах моего сердца я приносил благодарность моему любимому Гуру за ту защиту, которую он простер надо мной в течение ночи. Что помешало обитателям хижины войти во вторую комнату? Что поддерживало во мне спокойствие и ясный дух, словно я находился в комнате моего собственного дома? Что дало мне возможность заснуть таким глубоким сном, окруженному со всех сторон необъятным лесом, полным диких зверей и со сборищем убийц, – говорят, большинство сиккимцев живут разбоем, – в смежной комнате, отделенной от меня плохонькой дверью, которую легко было открыть?

Когда совсем рассвело, я продолжал свой путь по холмам и долинам. Верхом или пешком – это путешествие ни для кого не могло быть приятным, я думаю, если бы не был поглощен своей единственной мыслью, как я, - я был совсем бесчувственен ко всему, что касалось моего тела. Уже до этого я развил в себе способность мысленного сосредоточения до такой степени, что во многих случаях я доходил до состояния совершенного беспамятства по отношению ко всему, что меня окружало, когда мой ум был занят единственной целью моей жизни, как многие из моих друзей могут это засвидетельствовать, но никогда это не проявлялось в такой степени, как в этом случае.

Было, я полагаю, 8 - 9 часов утра, я следовал по дороге в город Сикким, откуда, как меня уверяли встречающиеся на пути люди, я в своём странническом одеянии легко мог пересечь границу Тибета, как вдруг увидел скачущего во весь опор навстречу ко мне одинокого всадника. По его высокому росту и искусству, с каким он управлял лошадью, я решил, что это какой-то военный, офицер сиккимского раджи. «Ну, теперь я пойман!» – подумал я. Он спросит у меня пропуск и по какому делу я прибыл на территорию независимого Сиккима и, возможно, арестует меня или отошлет обратно, если не хуже. Но, приблизившись, он натянул поводья … ».