[Д.И.В.]

Окончание

... и, наконец, остановился. Последовала молчаливая атака и только потом раздался рык и рык переходящий в визг. Двое других тут же, без какого-либо колебания кинулись следом. Через несколько мгновений этот визжащий, хрипло на вздохе рычащий клубок, выкатился из-под машины. Пыли не было – незадолго до этого как-то вдруг сразу натянуло туч, сменивших солнце – и прошел дождь. Да и теперь еще накрапывало немного.

А Зинку загрызали. Не шуточно. Насмерть. Она защищалась. Шерсть нападавших была в крови из разорванного Зинкиного хвоста.

Подоспели ошеломленные на секунду люди. Отогнали. И смотрели на отползающую Зинку. Не понимали. Не укладывалось. Ну как же так можно? Почему? Как можно добивать раненого сородича?

Смотрели и на троих нападавших. Такие же, как и обычно – вот что поражало. Одна облизывается и выплевывает клочки шерсти, но уже, как и раньше, как и обычно, когда наказывали за какую-то там пустяшную провинность, виляет хвостом, пригибаясь одним боком к земле. Инстинкт.

Подошли к машине. Нагнулись и увидели два безумных, полных ужаса и напряженного, вопросительного ожидания глаза. Инстинкт? Это только в книгах естественный отбор представляется чем-то прагматичным ...

Настала ночь. Человек остался наедине с животными и их взаимоотношениями. Ему стало не по себе. Через каждые несколько минут следовала атака за атакой и ему приходилось выскакивать под дождь, который лил как из ведра и криком отгонять взбесившихся псов от их жертвы. Он не мог пустить всё на самотек, слыша то, что происходило в нескольких метрах от него.

В один из моментов, Зинка решила сменить убежище, которое было слишком открытым и не позволяло удерживать круговую оборону – и забраться под наваленные друг на друга доски и куски деревоплиты. Она выползла и дико и, в то же время, жалко было смотреть на темный, корчащийся в слабом свете фонаря силуэт. Последовала новая атака.

У человека не выдержали нервы. Он взял первый попавшийся кусок доски и через несколько секунд воцарилась тишина. Но, отгоняя таким способом животных, он вдруг и ясно почувствовал, что переходит черту – черту разделяющую. Он уже это чуял и ранее, но теперь дал отчет себе в своих ощущениях. Он принял решение. И теперь ему нужна была поддержка – человеческая поддержка.

Он пошел на соседний участок. Там работа уже окончилась и его сосед убирал накопившийся за день мусор. Человек кратко рассказал то, что произошло, но это почти никак не заинтересовало его собеседника. Он сказал: "Да не лезь ты туда!" – а потом еще и добавил: "А цыгане – самый ненадежный народ. Приезжают заказывать одни, наблюдают за работой – другие, а забирают – третьи" - "Ну и что?" - "А то, что они, те что забирают, говорят, мол не так сделали. Не похож. А это ж не на бумаге... вот и надо с них паспорт требовать, чтоб не отказывались от заказа" - "С кого?" - "А-а-ай! да ладно! Мне вот тут еще целую ночь ходить, читать ... эх ...".

И человеку немного стало легче.

А на следующий день Зинка, непонятно как заползла в самый глухой и дальний уголок широкого двора – за забор, в густые кусты. Сквозь дыру в заборе можно было разглядеть лишь неясный силуэт собаки, отказывающейся от пищи – даже самой вкусной, которую ей приносили знавшие её еще щенком люди. Казалось, что она сохраняет абсолютное философское спокойствие, но лишь иногда раздавался не то вой, не то стон из того места, где она лежала.

Это продолжалось несколько дней и собака, забытая её сородичами, которые, раз отогнанные, более даже и не подходили к ней, все-таки не выжила. Потом говорили, что волка, сильно пострадавшего в схватке постигает аналогичная участь – его уже более не пускают в стаю, загрызая насмерть.

А злой рок прошел дальше и распространился и на её потомство тоже – двое щенков, так и не получив наименования от людей, по непонятным причинам оказались слабее окружавшей их суровой действительности. А третий, судя по всему унаследовавший если не все, то, по крайней мере, многие черты характера своей матери, оказался на удивление жизнеспособным, а следовательно и жизнерадостным. И все его подзывали. И все, к кому бы он ни подбегал, называли его по-своему – кто Солидолом, кто Помидором, кто Малышом. Но ему, по всей видимости, было все-равно, так как всегда это сопровождалось обильным и вкусным угощением.

Жизнь продолжается.