[Владимир Чернявский]

Источник

ГМИИ принимает бой
Полемика вокруг проекта реконструкции Пушкинского музея: «свободная пресса» против архитектурных и музейных звёзд

Ирина Антонова и Норманн Фостер у макета единого музейного комплекса "Музейный городок",
представленного на заседании попечительского совета в ГМИИ в 2007 году // Итар-Тасс

Вряд ли кто-либо может усомниться, что Фостер и Антонова — знающие и приличные люди. Вот только задача любого архитектора, даже и достаточно крупного, — думать не только о куске хлеба с маслом.

Директор ГМИИ им. А.С. Пушкина Ирина Антонова готова участвовать в информационной войне. Вскоре после того как начались первые публикации с критикой проекта реконструкции ГМИИ им. А.С. Пушкина, которая должна будет производиться за счёт окрестных памятников архитектуры, Антонова начала выступать с разъяснениями ещё не представленного в верхах проекта. Появились в прессе и оправдательные статьи, похожие на заказные.


К вековому юбилею ГМИИ им. А.С. Пушкина предполагается серьёзное строительство. Краеведы обеспокоены планами музейщиков: ряд зданий, намеченных к перестройке, являются важными культурно-историческими памятниками. Что приведёт к утрате связи с огромным пластом культурных контекстов…

Читать дальше

В конце ноября — начале декабря директор ГМИИ Ирина Антонова должна представить в верхах проект реконструкции музея, который разработал британский архитектор Норман Фостер и адаптацией которого к российским реалиям занимается возглавляемый Сергеем Ткаченко «Моспроект-5».
Проект этот принципиальный, имиджевый не только для Москвы, но и, пожалуй, для России в целом, поскольку ГМИИ им. А.С. Пушкина входит в тройку известнейших российских музеев наряду с Третьяковкой и Эрмитажем.
Все это прекрасно осознают. Под проект будут выделены большие деньги (1 млрд долларов), главой попечительского совета фонда Пушкинского музея был до избрания президентом Дмитрий Медведев (теперь его место заняла министр экономического развития и торговли Эльвира Набиуллина) — в общем, у главных и важных сановников на виду находится и музей, и проект.
Но, кажется, впрок музею эта близость не пошла, возникла ситуация, говоря языком Сталина, «головокружения от успехов».
Проект, подготовленный Фостером, чудовищен с точки зрения масштабов вторжения в окружающий архитектурный ландшафт и попросту незаконен по той причине, что окружают музей статусные памятники архитектуры, которые предполагается «приспособить» под нужды музея бесцеремонно и варварски, так что памятниками истории и архитектуры эти здания останутся лишь по статусу, но не по сути.
Очевидность варварства в данном случае достаточна, возможно, именно поэтому проект на родине не демонстрировался. Видели его лишь в Венеции на XI Архитектурном биеннале.
Отдельная тема — выбор проектировщика. Фостер — архитектор знаменитый, модный, но едва ли щепетильный: предложила ему чета Батуриных делать на месте ЦДХ дом-апельсин (идея проекта — лично Елены Батуриной) — он готов.
Предложили делать в районе Москва-Сити башню высотой 600 метров — он готов, надо в Ханты-Мансийске небоскрёб в форме бриллианта — пожалуйста.
Впрочем, холуйское «чего изволите» — издержка профессии архитектора, да и время на дворе не самое деликатное, чтобы выбирать, — Фостера понять можно.
Можно ли понять Антонову, которая начала в какой-то момент хвалить британца, в том числе и за пресловутый проект дома-апельсина, — другой вопрос.
Ещё один вопрос: почему проект такого уровня, имиджевый и принципиальный, достаётся кому-то одному на основании воли узкого круга лиц, без логичного в данной ситуации творческого конкурса и экспертного обсуждения?
Вообще-то, если разобраться, то вопросов в этой истории очень много. К примеру, обоснованность выселения Института философии, однако спектр тем слишком широк, чтобы помещать его в рамки одной статьи.
К тому же многие вопросы уже были подняты и освещены в СМИ. С критикой проекта выступили, например, «Известия», газета «Газета» оценила проект неоднозначно.
Даже главный архитектор Москвы Александр Кузьмин ещё в конце прошлого года отмечал, что в проекте видны «некоторые отклонения от законодательства с точки зрения работы на территории исторического наследия».
Надо сказать, что за год работы над проектом практически никаких реверансов в сторону бережного отношения к историческому наследию сделано не было. Подробно об этом рассказал в интервью «Часкору» Рустам Рахматуллин.
Чем отличаются те бесчинства, которые готов совершить ГМИИ, от обыденной практики московских чиновников с их тягой к новоделам, к точечной застройке, к подземному строительству и надстраиванию дополнительных этажей?
По сути, ничем. С именем Пушкина в Москве сейчас связано две вопиющих ситуации: Лужков собирается зарыться под Пушкинскую площадь (это не значит, что на поверхности ничего не изменится), Антонова руками Фостера собирается зарыться под окрестные памятники (не только зарыться, предполагаются и работы по переустройству зданий).
К чему апеллирует Лужков?
К прагматике дорожного движения, потребностям города.
К чему апеллирует Антонова?
К потребностям музея, где собрано 700 тыс. экспонатов, их негде хранить и экспонировать.


Культурная общественность думала, что защитила ЦДХ от сноса? Как же! Всё еще только начинается! Апельсиновому соку даже кризис не помеха.
Инициировал слушания Общественный совет по культурным центрам, созданный после того, как возникла угроза сноса ЦДХ и постройки на его месте дома по проекту английского архитектора лорда Нормана Фостера «Апельсин». Многие думали, что кризис станет помехой строительству, но, как оказалось, это не так…

Читать дальше

И в том и в другом случае логика инициаторов проектов может быть прочитана как «дайте попить, а то очень есть хочется и переночевать негде».
И в том и другом случае общественность просто ставится перед фактом. Но руководство ГМИИ — всё же люди покультурнее столичного градоначальства.
В ГМИИ пытаются собственные бесчинства объяснить, доказать, что культура не страдает, а на самом деле вообще выигрывает.
На прошлой неделе в ГМИИ состоялась пресс-конференция Ирины Антоновой, где она объявила, что окончательный вариант проекта будет представлен 28 ноября.
Как стало ясно из характера пресс-конференции, критика проекта не заставляет г-жу Антонову задуматься, но только раздражает: «Что касается публикаций по поводу опасности масштабных подземных работ для центра города, то почему они не появлялись, скажем, когда строился бизнес-центр на Знаменке около галереи Шилова или когда шло подземное строительство на Манежной площади? Практика двойного стандарта по отношению к коммерческим структурам и музею удивляет», — говорит Антонова.
Из этих слов можно заключить, что раз Манежную испохабили, то почему бы и с Волхонкой, Малым Знаменским и Колымажным переулками не поступить точно таким же образом.
Как истинный философ, оперирует г-жа Антонова категориями возможности и необходимости, рассуждая о судьбе Института философии, который ради планов музея вот-вот должны выгнать из здания на Волхонке: «Их нежелание переезжать понять можно, но и нас понять нужно. Мы же не квартиру себе выбираем».
Квартиру или нет выбирает себе музей, это скорее разговор о терминах, нежели о сущности вопроса, по существу же у музея очень даже шкурный интерес.
Находятся люди, которые готовы верить словам руководства музея, судя по всему, полагаясь исключительно на авторитетность оного. Крайне удивила публикация в «Газете.Ru».
С иронией, переходящей в сарказм, автор заметки (некто Велимир Мойст) описывает позицию критиков проекта: «Что и говорить: ныне мы обитаем в полнейшей гармонии с собой и с окружающим миром, выращиваем крыжовник в палисадниках, тягаем осетров из Москвы-реки — и вдруг какие-то кошмарные музейщики вознамерились превратить наш оазис в инфернальную помойку. Неподалёку от стен древнего Кремля они хотят рыть котлованы, возводить корпуса, реконструировать бывшие дворянские усадьбы. Ужас, кромешный ужас ждёт нас всех от мала до велика. Обрушатся своды метрополитена, луна упадёт на землю, зачахнет крыжовник в палисадниках, повыведется осётр в Москве-реке. И всё ради того, чтобы втюхивать интуристам за валюту Боттичелли с Матиссом».
На самом же деле, как полагает г-н Мойст вслед за г-жой Антоновой, всё не так апокалиптично. Из его слов выходит, что настрой музейщиков ничем не воинственней, чем улыбка Джоконды.
Далее автор делает осторожное предположение: «Может быть, впервые в новейшей московской истории на Волхонке происходит вменяемое сопряжение прошлого и будущего культуры».
Читатель вправе сам расставить смысловые акценты в данном высказывании. Вероятно, Велимир Мойст произнёс бы эту фразу с нажимом на слове «впервые», мы же порассуждаем: «может быть», а может и не быть, и никакого вменяемого сопряжения вовсе не происходит.
Ну да не в том суть, происходит оно или не происходит. Сопряжение Пушкинским музеем окрестных памятников архитектуры незаконно — это в данном случае главное.
Антонова на пресс-конференции ожидаемо вспомнила парижский Лувр и лондонский Тейт, недавно перестроенные, где строительство тоже велось вопреки закону.
Антонова тоже хочет вопреки закону, автор «Газеты.Ru» вслед за ней пугает: «Давайте отдадим себе отчёт: если планы Ирины Антоновой почему-нибудь завернут (в том числе и на основании кретинских статей в разного рода газетах), то территория эта всё равно не останется неосвоенной. Вместо новых музейных зданий непременно воздвигнут бизнес-центры и другие актуальные сооружения, без которых нам, друзья, не прожить и дня».
Логика на уровне «может быть».
К чему эти допущения, угрожающие прогнозы?
Всё же понятно: нарушить закон собирается музей, а не виртуальные в данном случае коммерческие структуры.
Зачем их придумывать и ими заклинать?
«В 2008 году было подписано постановление правительства, предусматривающее комплексное развитие территории. К постановлению прилагались деньги — весьма немалые. Понятно, что сегодня в силу кризиса этих денег никто бы уже не выделил, но обещанного вроде не вернуть. Музейщики торопятся, нервничают, боятся, что вдруг всё-таки отнимут госфинансирование в последний момент. И тут — бац: поднимает голову свободная пресса, стращая последствиями реконструкции. Друзья, очнитесь. Разве непонятно, что единственный и последний шанс для выживания Белого города, как зовётся этот район, — стать музейным кварталом, подпасть под крыло Пушкинского музея, коли уж на то выделен бюджет», — пишет Мойст.
В самом деле, лучше бы пресса была окончательно несвободной и сервильно умилялась бы: «Ай, молодца Ирина Антонова… ай да Антонова, ай да сукина дочь!»
В самом деле, надо давить на жалость, музейщики ведь, они же у нас убогонькие. Пожалуй, не поспоришь: музейщики убогонькие в силу плачевной ситуации последних 20 лет, вымирает культура.
Но не правда ли, г-н Мойст, что если убогонький получает богатство, у него непременно начинает кружиться голова, его распирают перспективы, руки у него дрожат, он и в самом деле нервничает, торопится, разбрасывается деньгами направо и налево, сам не понимая, что он делает. Не та ли сейчас, г-н Мойст, ситуация?
Но Мойст уверен, что голова у музейщиков не кружится, что рука 84-летней директрисы музея тверда и лежит на пульсе: «Ирина Антонова периодически докладывает, что видела эскизы, что спорила с архитектором о целесообразности того или сего — и тот прислушивался. Они оба знающие, приличные люди, оба понимают разницу между идиотским и человеческим зодчеством. В кои веки сошлись звёзды, чтобы сделать что-то пристойное в центре Москвы. Глядишь, и впрямь получится полноценный музей европейского уровня и масштаба... Будем гнобить?»
Гнобить не будем, г-н Мойст, будем спорить и информировать общественность, что проект Фостера не идол, на который надо молиться.
Вряд ли кто-либо может усомниться, что Фостер и Антонова — знающие и приличные люди. Вот только задача любого архитектора, даже и достаточно крупного, — думать не только о куске хлеба с маслом.
Любому мастеру, разумеется, важно вставить своё архитектурное слово в текст, написанный до него, но Фостеру же хочется, чтобы слово его было написано курсивом и выделялось на фоне других слов другим шрифтом.
И ему дела нет до того, что ради его слова придётся стереть какое-то другое слово, написанное в этой строчке прежде.
Фостер умеет писать, никто не сомневается, но как же сложно не увидеть претенциозность проекта и его зашкаливающую амбициозность, г-н Мойст?
Что же касается сошедшихся в центре Москвы звёзд, то звёзды сошлись над Москвой уже давно, ещё когда собирались строить (и построили) недалече от музея, на другой стороне Волхонки, чудовищный храм Христа Спасителя, и даже ещё прежде, когда проектировали на месте снесённого (и слава богу, что снесённого, ибо уродлив храм несоразмерностью) оригинала Дворец съездов.
Если же полагать звёздами Антонову и Фостера, то это, извините, опять же идолопоклонничество.
На стороне «свободной прессы» у нас — закон и историческое наследие, память. На стороне «звёзд» — по большей части прагматика, по меньшей мере волюнтаризм.
А ещё за спинами звёзд — большие начальники, которые всё всегда у нас решают, сколько бы ни «гавкала» презираемая автором заметки «Газеты.Ru» «свободная пресса».
Кто победит в этом споре?
В конечном счёте решать обществу, даже если оно решит вопрос своим молчанием.
Мы решили не молчать. Это наша позиция.