[Noy61]

Еще одно определение слова Культура!

Книга Александра Иванченко - Путями великого россиянина

http://sborka.syno-ds.de/библиотека.html


Летом 1955 года, будучи корреспондентом Всесоюзного радио по Средней Азии, я
получил из Москвы задание взять для «Пионерской зорьки» интервью у прибывшего в
Ташкент премьер-министра Индии Джавахарлала Неру. С большим трудом удалось
пробиться к нему с условием, что я отниму у него не более 10 минут. Наша беседа, однако, к
обоюдному, как можно было судить, интересу продлилась около шести часов. Надеюсь,
когда-нибудь я напишу о ней отдельно, а здесь остановлюсь лишь на одном из своих
вопросов премьер-министру, благодаря которому, собственно, моё короткое, как заранее
оговаривалось, интервью и закончилось против ожидания продолжительной беседой.
Зная, что Неру считал себя учеником не только Махатмы Ганди, но и Николая Рериха,
которого называл махариши, я быстро написал в блокноте нашей дохристианской азбукой
слово «культура»-
и спросил его, знакома ли ему такая азбука.
Маленький, щупленький, в своей неизменной белой пилоточке, он глянул на меня с
сияющим изумлением и с такой же лучистой радостью теперь к моему удивлению прочитал
по-древнерусски без акцента:

– Корень Зори несомый любовью твоей в движении родов наших к Истине. –

Оказалось, в порядке импровизации я затронул тему, мигом снявшую с него всю его
официальность главы правительства крупнейшей из мировых держав. – Замечательно
глубокое определение, не правда ли, Ири?
Скромно сидевшая с нами за круглым столом Индира Ганди, ещё совсем молодая, с
чёрной в смоль причёской и в нежно-розовом сари, в знак согласия кивнула головой и
краешками губ тоже улыбнулась.
Все трое мы словно вдруг породнились. Никогда не забуду ту одну из самых
счастливых минут в моей жизни. Из простого журналиста я превратился в равноправного
собеседника великого человека, которого с ликованием встречали Москва и Ташкент.
- Махариш Рерих, – сказал он, – думал, что другим людям это ваше древнее слово
трудно осмыслить, потому по созвучию с латинским «култус» и нашим «ура» переводил его
обычно как «поклонение Свету». Но вы, наверное, имели в виду книгу «Культура»?
- Она Вам известна?
- Полагают, её первую редакцию брамины принесли в Пенджаб четыре-пять тысяч
лет назад, а окончательный вариант попал к нам, вероятно, где-то в середине одиннадцатого
века, когда в Индию пришла новая волна учёных русов. Можно сказать, это наша общая
книга, но в мире она получила распространение в переводах с санскрита под названием
«Панчатантра, или пять книг житейской мудрости». И весь колорит, конечно, давно стал
чисто индийским, в стиле наших народных притч. «Панчатантра», пожалуй, вдвое древнее
Пятикнижия Моисея и отличается от Библии целомудрием и здравым смыслом, ничего
сверхъестественного в ней нет, всё человеческое, хотя действующими лицами часто
выступают птицы и звери. Махараши Рерих не терял надежды найти у нас её списки на
древнерусском языке. Сказать, что он очень любил Россию значило бы сказать слишком
мало. В Индии он много трудился для неё, восстанавливая по древним манускриптам наши
общие познания, но в России потом с ним, к сожалению... Возможно, его не поняли. В 1926
году, когда он вернулся домой, ему не дали советский паспорт, а затем, уже незадолго до
своей смерти, он просил разрешения приехать в Советский Союз, но почему-то опять не
разрешили, не знаю, какая могла быть причина. Он только хотел привезти в Россию свои187
книги, некоторые картины и, видимо, имел желание умереть на родной земле. Это так
естественно...
В то лето 1955 года начиналась, как теперь говорят, весна хрущёвской «оттепели», и
Неру, понятно, был осведомлён о положении в нашей стране, но как искренний друг
Советского Союза и мудрый государственный деятель при всей своей непринуждённости он
не мог позволить себе заходить в своих откровениях чересчур далеко, тем более, что наша
беседа записывалась на магнитофонную плёнку. Но и сказанного для меня было достаточно,
чтобы провести параллель между Рерихом и моими Учителями. А сейчас, когда я
основательно поработал в архивах, прочитаны книги «Живой этики» и многое другое из
литературного наследия Николая Константиновича, а также всё ещё не опубликованные у
нас дневники и письма академика В. И. Вернадского, уже можно сделать и соответствующие
выводы