[Д.И.В.]

И вот это последнее перед отъездом в Тибет письмо Е.П.Б. Приведу его полностью тут:

"19 сентября
Бомбей


Мои дорогие друзья, миссис и м-р Синнетт,

Боюсь, что скоро вам придется попрощаться со мной, но куда я отправлюсь — на Небеса или в Ад — connais pas (фр. — знать не знаю). На этот раз мне досталось — Брайтова болезнь почек; а вся кровь превратилась в воду, и к тому же появились язвы в самых неожиданных и наименее доступных для исследования местах, причем
кровь или чем уж она там может быть скапливается в мешки "а ля кенгуру" и другие маленькие дополнения и т. п. Всему этому причиной во-первых, бомбейская жара и сырость, а во-вторых, волнение и суета. Я стала до глупости слабонервной, причем до такой степени, что достаточно Бабуле неожиданно прошлепать где-то поблизости от меня своими голыми ступнями, как у меня начинается отчаянное сердцебиение. Дадли говорит — я заставила его мне это сказать — что я могу протянуть год или два, а, возможно, всего
лишь несколько дней, так как я в любой момент могу протянуть ноги в результате сильного душевного волнения. О, венец творения! А что касается душевных волнений — так у меня их по двадцать на день — и как же я тогда вообще смогу хоть сколько-нибудь протянуть? Я передаю все дела Суббе Роу. В декабре или январе мы переносим нашу штаб-квартиру в Мадрас, а значит как же я смогу приехать в Аллахабад?!

Хозяин хочет, чтобы я подготовилась и поближе к концу сентября отправилась куда-нибудь самое большее на месяц. Он послал сюда из Нилгири челу Гарджья, который должен забрать меня отсюда, а куда — не знаю, но, конечно, куда-то в Гималаи. Хозяин ужасно рассержен на Хьюма. Говорит, что тот испортил всю Его работу (!?). Но в действительности такой несчастной и возмущенной, как после его дурацкого и "развязного" (как Вы говорите) письма, я уже была несколько недель до этого, и значит это вовсе не Хьюм натворил все эти пакости, но М., тем не менее, по отношению к нему постоянно мрачен словно туча. А по правде, мне больше всего жалко мою бедную старую тетушку, а еще — бедного Олькотта, что он будет делать без меня! Ну ладно, я едва могу писать, так как и в самом деле слишком слаба. Вчера они отвезли меня в Форт к врачу — утром я встала и обнаружила, что мои уши распухли настолько, что стали в три раза больше обычных!! — и мне встретилась миссис Страт с сестрой — ее экипаж медленно пересек дорогу моему. Она не поздоровалась и никак не показала, что узнала меня, но имела очень презрительный и высокомерный вид. Ну, а я оказалась слишком глупа и обиделась.

Должна Вам сказать, что я очень и очень утомлена. Ах, как мне хочется еще раз увидеться с Вами, славной миссис Гордон и моим старым Полковником, чью бабушку я могу повстречать где-нибудь в преисподней, куда я отправлюсь — если Они не подберут меня и не заставят торчать в Тибете.

Итак, всем до свидания; и когда я умру — если это случится до того как я вас увижу — не думайте обо мне только как об обманщице — ибо клянусь, я говорила вам правду, хотя многое от вас я и скрыла. Надеюсь, миссис Гордон не унизит достоинство, вызвав меня через какого-то медиума. Пусть сохраняет уверенность, что это никоим образом не может оказаться моим духом или хотя бы какой-то частью меня — и даже моей оболочкой, так как она уже очень давно перестала существовать.

Ваша, пока что живая, Е. П. Б."

Но, конечно не нужно думать, что Е.П.Б. была такой доброй, милой старой тетушкой похожей на нынешних пенсионеров - как это можно подумать, прочитав некоторые её письма. Нет, конечно это не так. Во-первых, она просто много и не говорила о подробностях её, как прошлого - так и того момента о котором теперь идет речь. А во-вторых, есть и другие письма, в которых Е.П. Блаватская соглашалась немного раскрыть подробности того, что с ней было в прошлом. Например вот: тут речь идет о её друге Агарди Митровиче, которого она спасла, найдя почти мертвым на тёмной ночной улице Константинополя:

"Ну почему я должна говорить о Митровиче? Допустим, что я рассказала всю правду о нем? Ну и что? Итак, в 1850 году я знавала этого человека, о чье по внешнему виду мертвое
тело я споткнулась в Пера, в Константинополе, возвращаясь однажды ночью домой, в отель Миссире, из Баугакдиры. Он получил три сильных удара в спину от одного, двух или более мальтийских головорезов и корсиканца, которым заплатили за это иезуиты. Я подобрала его, простояв над его еще дышащим телом около четырех часов, прежде чем мой проводник смог разыскать попрошаек, чтобы поднять его. Тем временем лишь турецкий полицейский рискнул подойти, попросив бакшиш и предложив скатить мнимый труп в ближайшую канаву, проявивший затем явный интерес к моим собственным кольцам и бросившийся наутек, только увидев мой направленный на него револьвер. ...

Потом мне удалось доставить этого человека в греческую гостиницу через дорогу, где его опознали и окружили заботой, достаточной, чтобы вернуться к жизни".