[Elentirmo]

– Достаточно! – произнес он. – Полный отдых... в темноте.
Лежа в темноте, Ниггль принимал прописанный полный отдых. Поскольку он ничего не чувствовал и ни о чем не думал, он не мог бы точно сказать, сколько прошло времени – несколько часов или несколько лет. Но вдруг он услышал Голоса, ранее ему незнакомые. Похоже было, что рядом, в соседней комнате, заседает медицинская или следственная комиссия, причем дверь между комнатами открыта, хотя света и не видно.
– Теперь дело Ниггля, – сказал чей-то Голос, и был он еще суровей, чем голос врача.
– Что у него не в порядке? – спросил Второй Голос, который можно было бы назвать нежным, хотя он не был мягким: в нем слышалась власть, и звучал он одновременно с надеждой и грустно. – Что не в порядке у Ниггля? Сердце у него было на месте.
– Да, но работало оно не так, как нужно, – отвечал Первый Голос. – И голова у него была слабо привинчена: он почти совсем не думал. Погляди, сколько времени он потерял даром! Так и не подготовился к путешествию. Был человеком среднего достатка, а здесь появился чуть ли не голым, и его пришлось поместить в отделение для нищих. Боюсь, положение его тяжелое. По-моему, он должен еще некоторое время пробыть здесь.
– Возможно, это ему не повредило бы, – отозвался Второй Голос. – Но ведь он всего лишь маленький человек. Ничего особенного ему в жизни не полагалось, и сильным он не был. Давай заглянем в Досье. Да. Здесь, знаешь ли, есть кое-что, говорящее в его пользу.
– Может быть, – сказал Первый Голос, – но лишь немногие из этих сведений смогут ему помочь, если мы их проанализируем.
– Так вот, – настаивал Второй, – здесь есть следующее. Он по своей природе был художником. Конечно, не из великих, и все же Лист Ниггля по-своему привлекателен. Он очень упорно работал над листьями, но никогда не думал, что от этого станет большой фигурой. В Досье ничего не сказано о том, чтобы он притворялся, хотя бы перед самим собой, будто картины освобождают его от соблюдения требований закона.
– Тогда почему он их так часто не соблюдал? – поинтересовался Первый Голос.
– Все же он откликнулся на многие Просьбы.
– Лишь на небольшую часть Просьб, выбирая те, что полегче, да и те он называл Помехами. В Досье много раз повторяется это слово вместе с массой жалоб и глупыми проклятиями.
– Действительно. Но ведь ясно, что ему, бедняге, Просьбы действительно казались Помехами. И вот еще что: никогда он не надеялся на Воздаяние, как это называют многие люди, вроде него. У нас здесь есть дело Пэриша, оно прибыло позже. Пэриш был соседом Ниггля, ни разу пальцем для него не пошевелил и даже благодарил редко. Но в Досье нет ни слова о том, чтобы Ниггль ожидал от Пэриша благодарности. Судя по всему, он вообще об этом не думал.
– Да, это действительно смягчающее обстоятельство, – произнес Первый Голос, – но не очень существенное. Думаю, ты увидишь сам, что Ниггль часто просто забывал об этом. Все, что ему приходилось делать для Пэриша, он просто выкидывал из головы как досадный эпизод, с которым покончено.
– И все же остается еще последнее донесение, – сказал Второй Голос, – о поездке на велосипеде под дождем. Этот случай я особо подчеркиваю. По-моему, ясно, что это было истинное самопожертвование: Ниггль знал, что для тревоги у Пэриша нет оснований, а сам он теряет последний шанс закончить картину.
– Мне кажется, ты употребляешь слишком сильное выражение, – заметил Первый Голос. – Но последнее слово принадлежит тебе. Конечно, твоя задача – как можно лучше истолковать факты в пользу того, чье дело мы рассматриваем. Бывает, что они соответствуют такому толкованию. Что ты предлагаешь?
– Я считаю, что пора перейти к курсу Мягкого Лечения, – ответил Второй Голос.
Нигглю показалось, что никогда он не слышал такого великодушного голоса, как Второй. Слова «Мягкое Лечение» невидимый голос произнес так, будто говорил о множестве богатых даров или о приглашении на королевский пир. И вдруг Ниггль устыдился. Услышав, что к нему собираются применить Мягкое Лечение, он был так переполнен чувствами, что покраснел в темноте. Ощущение было такое, словно его похвалили на людях, причем и он, и все окружающие знают, что похвала не заслужена. Ниггль зарылся горящим лицом в грубое одеяло.
Некоторое время длилось молчание. Потом совсем близко заговорил Первый Голос, обращаясь к Нигглю:
– Ты слышал?
– Да, – отвечал Ниггль.
– И что же ты скажешь?
– Вы не могли бы сообщить мне что-нибудь о Пэрише? – спросил Ниггль. – Мне бы очень хотелось снова его увидеть. Я надеюсь, он не очень болен? Вы можете вылечить его от хромоты? У него иногда ужасно болела нога. И, пожалуйста, не беспокойтесь насчет его отношения ко мне. Он был отличным соседом и очень дешево продавал мне прекрасную картошку. Я сэкономил массу времени.
– Дешево продавал картошку? Очень рад об этом слышать, – произнес Первый Голос.
Вновь последовало молчание. Ниггль услышал затихающие голоса.
– Хорошо, согласен, – прозвучал вдалеке Первый Голос. – Пусть перейдет на следующий этап. Если хочешь, завтра.

Проснувшись, Ниггль обнаружил, что ставни распахнуты и его каморка залита солнечным светом. Вместо больничной пижамы на стуле лежала удобная одежда. После завтрака врач смазал его ободранные ладони какой-то мазью, и они сразу зажили. Он дал Нигглю несколько добрых советов и пузырек с укрепляющим (на случай, если оно понадобится). Еще до полудня Нигглю принесли печенье и стакан вина, а потом вручили билет.
– Теперь можете отправляться на станцию, – сказал врач. – Носильщик о вас позаботится. Всего хорошего.

Ниггль выскользнул через главный вход и заморгал глазами. Во-первых, светило яркое солнце. А во-вторых, он ожидал, что вокруг него раскинется огромный город: ведь станция была очень большая. Но города не было. Ниггль стоял на вершине зеленого холма, овеваемый прохладным ветром, который вливал в тело новые силы. Вокруг не было ни души. Внизу, у подножья холма, сверкала крыша вокзала.
Скорым шагом, без спешки, Ниггль спустился с холма. Носильщик сразу его заметил:
– Вам сюда! – и провел Ниггля к боковой платформе, где стоял очень приятный на вид маленький пригородный поезд – чистый, свежевыкрашенный, сверкающий на солнце паровозик и один вагон. Поезд выглядел так, словно впервые отправлялся в путь. Даже железнодорожное полотно казалось новым: рельсы сияли, шпалы под горячими лучами солнца вкусно пахли свежим дегтем. В вагоне было пусто.
– Куда идет поезд, Носильщик? – справился Ниггль.
– По-моему, это место пока никак не называется, – отозвался Носильщик. – Но вы его без труда найдете. – И захлопнул двери вагона.
Поезд тут же покатил вперед. Ниггль откинулся на сидение. Паровозик пыхтел по дну глубокого ущелья с крутыми зелеными склонами, над которыми лучилось голубое небо. Вскоре с паровоза раздался свисток, заскрипели тормоза, и поезд остановился. Здесь не было ни вокзала, ни вывески с названием станции. Ниггль увидел ступеньки, ведущие вверх по заросшему травой склону. Наверху была аккуратная изгородь с калиткой. А рядом с калиткой стоял его велосипед – по крайней мере, очень похожий, и к рулю была привязана желтая табличка с надписью большими черными буквами: «Ниггль».
Ниггль толкнул калитку, вскочил на велосипед и понесся вниз по склону под лучами весеннего солнца. Скоро обнаружилось, что тропинка, по которой он сначала ехал, исчезла, и велосипед катится по великолепному лугу. Трава проносилась совсем рядом, и все же Ниггль отчетливо видел каждую травинку. Ему показалось, что он уже где-то видел эти колышущиеся травы, – а, может быть, они ему пригрезились во сне. Местность почему-то представлялась Нигглю знакомой. Да, вот здесь земля выровнялась, как и должно быть, а вот снова начался подъем. Солнце закрыла какая-то большая зеленая тень. Ниггль поднял глаза – и свалился с велосипеда.
Перед ним стояло Дерево – его Дерево, но законченное. Если можно так сказать о Дереве живом, с распускающимися листьями, о Дереве, ветви которого росли и гнулись под ветром. Этот ветер Ниггль так часто чувствовал или представлял себе, и так часто не мог запечатлеть на холсте! Не отрывая взгляда от Дерева, он медленно раскинул руки, как будто для объятия.
– Вот это дар! – проговорил Ниггль. Он говорил и о своем искусстве, и о картине – и все же использовал слово в буквальном значении.