[Dar]

Труд в его Учении играл огромную роль. Сам он подавал пример такого
трудолюбия и требовал от братии такой же суровой жизни, какую вёл сам. Как бы
в подтверждение этого правила, мы находим следующий пример из жизни
самого Преподобного в те дни, когда в Обители ещё существовал порядок
особножития.

Преподобный однажды три дня оставался без пищи, а на рассвете четвёртого
пришел к одному из своих учеников,
у которого, как он знал, был запас хлеба, и сказал ему:
– Слышал я, что ты хочешь пристроить сени к твоей келий; построю я тебе их,
чтобы руки мои не были праздны.
– Весьма желаю сего, — отвечал ему Даниил, — и ожидаю древодела из села;
но как поручить тебе дело, пожалуй, запросишь с меня дорого?
– Работа эта не дорого обойдётся тебе, — возразил Сергий. — Мне вот хочется
гнилого хлеба, а он у тебя есть, больше же сего с тебя не потребую.
Даниил вынес ему решето с кусками гнилого хлеба, которого сам не мог есть, и
сказал:
– Вот, если хочешь, возьми, а больше не взыщи.
– Довольно мне сего с избытком, — сказал Сергий. — Но побереги до девятого
часа: я не беру платы прежде работы.
И, туго подтянувшись поясом, принялся за работу. До позднего вечера рубил,
пилил, тесал и, наконец, окончил постройку.
Старец Даниил снова вынес ему гнилые куски хлеба как условленную плату за
целый день труда, тогда только Сергий стал есть заработанные им гнилые куски,
запивая водой. Причём, некоторые ученики из братии видели исходившую из уст
его пыль от гнилого хлеба и изумлялись долготерпению своего наставника, не
пожелавшего даже такую пищу принять без труда. Подобный пример лучше
всего укреплял неокрепших ещё в Подвиге самоотвержения.

Эпизод этот очень характерен: с одной стороны, он ярко свидетельствует,
насколько Преподобный соблюдал установленные им правила — не просить
подаяния, но пользоваться лишь плодами рук своих, трудом заработанными; с
другой — в нём проступает вся природная кротость его, всё великодушие его, ни
одним словом не попрекнувшего чёрствого сердцем и расчётливого брата и
ученика, и только потому, что чёрствость эта касалась лишь его самого.

Принято называть подобные поступки Сергия смирением, но вернее объяснить
их самоотречением.