Старый 13.06.2003, 10:42   #14
Владимир Чернявский
Administrator
 
Рег-ция: 14.12.2002
Адрес: Москва
Сообщения: 44,898
Записей в дневнике: 1
Благодарности: 1,988
Поблагодарили 7,068 раз(а) в 4,820 сообщениях
По умолчанию

На днях вернулся из командировки друг-журналист. Привез много разных материалов-записей, черновиков. В связи с возникшей темой, мне показалось полезным опубликовать здесь черновые записи одной из бесед.

Цитата:
Отец Никита, 28 лет, Макариево-Решемский монастырь, близ Кинешмы, на берегу Волги

<center>Испытание</center>

Пути к Богу разные бывают, лично я пришел к Богу через бесов - у меня это все было очень резко. Я дожил до 20 лет и не слухом, ни духом ничего не знал. Были моменты, когда я спрашивал у мамы: Мама, а есть Бог? – «Ну, че-то там, сынок, есть», - отвечала она. Сама она и городского почитала и все такое, поэтому, к 20 годам я не знал, даже как перекреститься правильно. Потом уже, когда я в Москву поехал на заработки, там был такой момент, что я о Боге узнал от бесов - встряска была капитальная. Господь увидел, что пора о себе дать знать. Но людей я, наверно, слушать не стал, - видно до меня уже только так могло дойти. Не то что они мне сразу стали говорить - все было очень тонко.

Началось это на работе. Я когда работал, всегда напевал какие-то песенки. А тут слышу, вроде как кто-то за меня напевает и мелодия звучит. Думаю, ого, кокой я стал продвинутый, что во мне сама собой музыка звучит? Потом еду в метро, возвращаюсь с работы и слышу уже явный женский голос: «Будет хуже». Я оглянулся, думаю: кто это мог сказать? Все люди едут с каменными лицами. Потом опять: «Будет хуже». Думаю, телепат здесь что ли какой. «Нет не телепат – будет хуже», - опять слышу голос. С этого все и началось. Заладила: «Будет хуже».

Потом был следующий этап, что-то типа: «Молодой человек, с вами говорит фирма «Филипс», мы испытываем устройство, читающее мысли…». Я стал оглядываться, пытаюсь понять, кто же со мной разговаривает, потому что я отчетливо слышу женский голос. Она продолжает: «…Общение идет на уровне мысли…». Я что-то хочу ей сказать, она: «Можете ни чего не говорить, общение идет на уровне мысли». Дальше – больше. Я пошарил за ушами, где они там что прицепили, - вроде нет ничего. Для меня это был вроде как прикол какой. Пришел домой, они все время продолжают что-то болтать: «Завтра в метро на «Фрунзенской» все это снимем…». Я уже домой приехал, говорю: Ладно, пока, мне пора спать. Они не умолкают. Потом я уже их послал подальше и тут вступили уже мужские голоса: «Ну все, щас ты за слова ответишь - называй свой адрес?». Думаю, ну вот, еще не хвало, чтоб еще сюда приехали с разборками, выбежал на улицу. А как в мыслях удержишь свой адрес? Попробуй не подумай где ты живешь – какой твой дом, твоя улица? Что бы я не думал, они все читают. Я пробегаю по Елисеевской, они: «Так, он на Елисеевской». Прохожу около метро, они говорят: «Он идет около метро»… Носился по городу, как загнанный.

На следующий день я не выспался, час или два всего дали поспать. Утром еду с мужиками на работу, а эти голоса все время со мной, мужики видят, что я какой-то невменяемый, все время оглядываюсь, губами что-то шевелю. Приехали на работу, а мне не до работы. Они говорят: «Давай мы тебя отвезем обратно домой?» Приехали домой и тут все началось.

Сначала это еще «по земному» выглядело, теперь на стене развернулась целая панорама – я уже не только слышал, но и видел – какие-то полуобнаженные люди, я их видел в черно-белом свете и сквозь них видел стену. Они когда перемещаются, ни руками, ни ногами не двигают, а просто тень плывет по стене. Говорят они тоже без движения губ – я знаю кто говорит, но рот у него закрыт. Это было начало.

Когда мужики приехали с работы, я к этому времени уже насмотрелся картинок и понял, что они имеют власть над моим телом. Все делалось только с моего согласия. Например, они говорили: «Молодой человек, сейчас вы будете терпеть боль». И действительно наступала боль. Или: «С вами говорит высшее собрание института, на вас пал наш выбор…» Я их послал, они: «Молодой человек, мы вас накажем за грубость». Я вышел на кухню, там на потолке еще одна панорама развернулась и голос: «Молодой человек, мы вас лишаем потенции». И смотрю, эти тени на потолке с кого-то зубами стаскивают кожу. Я застыл, смотрю на потолок, они: «Не двигайся, будет хуже». И тут мужики приезжают, видят я посреди кухни застыл, в потолок уставился, с меня пот ручьем течет. «Вовик, Вовик, что с тобой». Вызвали скорую, скорая не едет, спрашивают, какие у него симптомы. Мужики толком объяснить ничего не могут. В итоге приехала милиция. Думали обкуренный или обколотый - закатали рукава, посмотрели зрачки, дыхнул, - вроде все нормально. Мужики им сказали, что они меня домой отправят и двое из них повезли меня в Кинешму.

Когда мы подъезжали к Кинешме они стали говорить, что «как только ты сойдешь на перрон, тело останется, а душу мы заберем». Сначала это все было вроде земных приколов, вопросов о смысле жизни, а тут уже про душу заговорили. Я понял, что в любой момент могу умереть. Я мужикам говорю: Если что со мной случится, я живу по такому-то адресу. Они ничего не понимают. А сам сошел с поезда и смело иду по перрону. Вокруг хохот, их самих не видно, светло, только слышу хохот вокруг, говорят: «Мы пошутили, зачем им твое тело через весь город тащить, придешь домой и умрешь». Приехали мы домой, я прилег, мужики в это время с мамой на кухне разговаривают. Голоса мне говорят: «Не двигайся, по тебе сейчас лезет главный черт вселенной, - не вздумай его стряхнуть». Я начинаю искать, где там что по мне лезет. Бесы дальше: «Сейчас будешь терпеть боль, от этого будет зависеть, кем ты там у нас станешь». И начинает боль нарастать, руки онемели, слезы на глазах навернулись – как ломка какая изнутри. Хохот, спор - одни говорят: «Не выдержал, зачем он нам такой нужен. Другие, наоборот: «Он больше всех выдержал». На стене висел ковер, он сам как-то отвернулся, а его рисунок остался на стене и сам по себе «ожил», стал перемещаться по стене. Они мне еще сказали время, когда умру. В общем, много чего было.

Когда стемнело, я пошел спать, вижу на душке кровати сидят какие-то человеческие силуэты. Спрашиваю: Что вам тут надо? Говорят: «А мы тебя ждем». Без всяких рогов и копыт, молодые и красивые, только полуобнаженные и ростом не более метра – я в основном на лица смотрел, лица красивые, только глаза колючие и злые. Они и не скрывали, что они бесы, говорят: «Сейчас мы тебе в глаза наплюем». Мне спать хочется, они мне уже третьи сутки покоя не давали, говорю: Мама, можно я с тобой лягу? Немножко поспал, встал, вышел на кухню, воды попить, а они уже там. Мне все это надоело, я иду прямо сквозь них. Они говорят: «Ну, ты, уже, вообще, обнаглел». Только я кружку брать, а она в воздух поднялась и крутиться начала и как цветочек раскрывается и закрывается. Я когда мимо зеркала проходил, его заметил, что на голове у меня какой-то светящийся человечек сидит, теперь он говорит: «Сейчас будешь экзамены сдавать, повторяй за мной фразы». И произносит какую-то абракадабру, набор несвязанных букв. Кружка остановилась, говорят: «Пей». Я смотрю, в ней обычная недопитая заварка, выпил ее. Они расхохотались: «А, - ты не допил до конца, одну каплю оставил». Много было еще таких «экзаменов».

На следующее утро мама ушла на работу, я в таз воды налил, ноги помыть, а из-под таза паучьи ноги вылезли. Ладно, я спокойно мою ноги. Тут занавески ожили, на них рисунок передвигается, составляется в надпись, какие-то угрозы. Из вешалок вдруг вода потекла, хотя на полу воды нет. Одним словом, самые разные фокусы устраивали, чтобы запугать. Когда стало светло, их разглядеть уже трудно, вижу, на косяке сидит этот светящийся человечек. Потом он заколебался как пламя огня и это пламя по всей стене его силуэтом разлилось и он уплыл. И все, это последнее, что было.

А еще этой ночью был такой момент, сильно маму испугавший. Бесы сказали: «Можешь попрощаться с мамой, напиши ей последнее слово». Я написал: Мама извини, я тебя не слушал, много чего нехорошего делал… И когда писал, я как-то неосторожно ручкой ткнул в одну из бесов, они говорят: «Ну все, ты уже обнаглел вконец, готовься». И вижу оскаленное лицо в углу, но только уже не на плоскости, а объемное, как голограмма, как будто из тонких нитей состоит - и с каждым вдохом оно все ниже и ниже опускается, я чувствую, оно мне уже в пах дышит. А эти, со стены кричат: "Смотри в низ, умрешь сразу". Я думаю: Еще чего, не буду я в низ смотреть, это вроде получится как самоубийство, - для меня это ниже своего достоинства. "Ну все, тогда готовься". И я чувствую, через меня какая-то нитка по спирали проходит до самой макушки. И хохот: "В 12 часов ты рассыпаешься на кусочки". А сзади слышу еще голос: "Посмотри мне в глаза". Я подошел, а там на стене крупное мужское лицо, он говорит: "Подойди ближе". Я подошел ближе. Он: "Еще ближе". А между мной и стеной котел газовый и мне пришлось на этот котел встать, чтоб ему в глаза посмотреть. А у него на уровне глаз рот - смещено изображение - на уровне рта глаза. А тут, мама видать что-то почувствовала, вошла, меня увидела на котле: "Вова, Вова, что с тобой!", тянет за руку. В дурацкую ситуацию они меня поставили.


<center>Мой путь к Богу</center>

Мама перепугалась - сын совсем свихнулся, на котел залез, разговаривает с кем-то. Мама позвонила в больницу, чтобы меня положили на обследование, меня положили, но только в психушку. Я думаю, если надо, полежу. Я-то не считал себя психом. Пролежал там меньше месяца, а потом говорю: Мама, ты меня сюда положила, ты и забирай, смотри у меня уже руки от этих таблеток трясутся. Она забрала документы и я опять уехал на заработки в Москву, только на этот раз купил себе Евангелие. И с этого начался уже мой путь к Богу. Мужикам конечно непонятно, они посмеивались: Малой, галюнов насмотрелся, в Бога ударился. Из Евангелия я узнал, что есть грех, что не грех, что хорошо и что плохо. У меня конечно был внутри свой критерий, что такое хорошо и что плохо, - а бесы, кстати, они мне все помянули, что было худого в моей жизни, они всем попрекнули – как я к матери относился, как на работе себя вел, кому что, когда сделал. Первым моим движением к Господу была исповедь, я на нее пошел еще в Кинешме. Ничего не знал, священник мне дал Молитвослов, пометил галачками молитвы, которые я должен прочитать.

Почему они именно меня выбрали? Они говорили, что я какой-то помазанник., который рождается раз в двадцать лет. Я после этого понял, как становятся виссарионами. Под Красноярском, некий Виссарион, бывший милиционер, объявил себя мессией. Они мне тоже предлагали в эту игру сыграть, на самолюбие играли: был плотником и вдруг меня объявляют помазанником, - эти сущности обманут по любому. Мне этот случай показал, что да, есть демоны, есть злая сила, да они посмеются над тобой, они все равно обманут и все грехи тебе помянут. И еще я понял, что есть Бог и это было главное.

Постепенно все это стало исчезать. Сначала голоса еще слышались, потом размылась грань, где моя мысль, где их, а вскоре они совсем исчезли, – вроде как пройденный этап. Уже потом, анализируя, я понял, что все происходило с моего согласия –– на что я соглашался, то они со мной и делали.
Мне конечно можно было поехать на отчитку к старцу, к отцу Герману в Троице-Сергиеву Лавру или к какому другому старцу, но от меня бесы сами собой отошли.

Я понял, что мне теперь может помочь только молитва и пост. Поначалу было непривычно - приезжаешь на работу, а там в пост тушенку едят. Стал исполнять заповеди – отказался от блуда, от воровства, стал следить за мыслями, чтоб о человеке плохо не думать. Но так случилось, что через полгода я успокоился, вернулся к прежней жизни и случилось так, что я разбился на мотоцикле – очнулся в реанимации на операционном столе. Открыл глаза: на мне простыня, я лежу раздетый; руками ногами пошевелил, – вроде целый. И первая мысль была: Господи, я все понял, исправлюсь – дай мне еще шанс. Я понял, что мог вообще не проснуться, а мог проснуться инвалидом. А тут все цело, ничего не болит, только кровь на голове и во рту. Если ты узнал, что есть Бог, и при этом вернулся к прежнему образу жизни, тебя обязательно накажут. Я сказал, что из больницы выхожу и кончаю с прежней жизнью. Я в Евангелии прочитал: у кого какой дар, тем можно и служить людям. Думаю, раз я плотник, этим даром и буду служить людям – я так для себя понял слова Евангелия.

Пошел на приход в церковь, пожил с ними, - молился, работал. Первый прошел, Пасха – для меня все внове, все необычно, радостно. Но я у них долго не задержался. Случилось, что меня священник попросил дверь полковнику сделать, а у меня смущение: я сюда пришел церкви помогать, а не полковнику вторые двери делать. Я сказал, что у меня рука не поднимается эту работу выполнять. Полковник, видимо, тот что-то для церкви сделал, священник был ему благодарен. Священник мне говорит: «Не можешь так, сделай по послушанию». А у меня в лексиконе такого слова нет: что это за «послушание» такое? В общем, ушел я от них. Открыл собственную мастерскую, меня завалили заказами, а на душе все равно не спокойно – вроде бы я опять вернулся к прежней жизни. А кто, думаю, меня на истинный путь наставит? И однажды, в Кинешме, я спросил в церковной лавке, к какому батюшке можно обратиться, чтоб помог разобраться с вопросами. И мне сказали, что недалеко отсюда, в поселке Решма, есть монастырь. Стал я туда приезжать, сначала по выходным - помолюсь с ними, причащусь, исповедуюсь и опять домой. С мамой у нас ценности поменялись, стали часто стычки происходить. Я говорю: Мама, ты или со мной, или я один дальше пойду. Стал искать свое место. В храме стою, смотрю: здесь даже каждая плитка на своем месте, а где же мое место? У каждого человека есть свое место, у кого-то это семья, у кого-то служение. Если бы была девушка, которая согласилась бы со мной по христианским ценностям жить, я бы, наверно, создал тогда семью. Но у меня в тот момент не было такой знакомой, а иллюзий я особых не питал, после того как мама, которая меня с пеленок знает, перестала меня понимать.
Поэтому я особо и не искал воцерковленную девушку. А когда нашел людей, Господь мне все и открыл.


<center>В монастыре</center>

Я приехал сюда с одним вопросом: Можно с вами пожить? Мне разрешили. Пожил неделю, без работы заскучал. Пошел к настоятелю. Я уже знал, что все дороги ведут к Богу, мне было все равно, кем я буду, монахом, странником или семьянином. И батюшка мне рассказал метафору о монастыре: «Монастырь - это крепость, где каждый из нас, как сторожевая башня и враг не может войти, если кто-то из братии дверь ему не откроет и тогда он изнутри нас всех может побить». И тогда я понял, что меня от греха удержит – ответственность за других; эта метафора, можно сказать, меня и привела в монастырь; против себя-то я могу согрешить, а что я соблазном для других послужу, это меня от греха удержит. В миру я пытался по евангельским заповедям жить, очень сложно - сам себе назначаешь, сам исполняешь, никакого наставничества нет. Мирским-то наплевать, что ты делаешь, лишь бы ты им дорогу не переходил, - а здесь всегда придут на помощь, все заинтересованы в твоем спасении, как своем собственном.

В монастыре я уже седьмой год, здесь передо мной открылся целый горизонт. Раньше я жил в одной плоскости: столяр-плотник, клиенты, расценки, заказы. А тут стал алтарником, потом принял монашество, затем стал в воскресной школе с детьми заниматься – я сам им завидовал, мне бы кто в детстве о таких вещах рассказывал, а уже потом и священником стал. Теперь я в монастыре всем хозяйством заведую: огороды, заготовка дров – это все мое. Есть у нас нужда в иконах – освоил и иконописание, даже кружек иконописный создал.

В школе я даю детям еще один вариант поведения есть обычное поведение, как мама, папа поступают в жизни, а я их мир обогащаю еще и христианским поведением. Я им ничего не навязываю, сейчас я в этих детишек зерна бросаю, потом они обязательно прорастут, в кот-то больше, в ком-то меньше.

Еще на мне лежит одно дело, это переписка с заключенными. Многие пишут, как правило просят выслать что-нибудь, что человеку более всего надо, - обычно приходят письма на три четверти состоящие из перечня гастрономических услуг. Я им пряники, печенье положу – все, чем со мной бабушки делятся, я им отдаю - книжки церковные посылаю, всего по чуть-чуть, много тоже нельзя, дорого стоит. Мне батюшка сказал, по пятьсот рублей в месяц давать будет. А что это, на пять бандеролек хватает?! Поэтому иногда свои средства приходится кроить, подрабатываю, местные много что заказывают.

Монахом я тоже не сразу стал. Ведь здесь как, сначала ты монах по жизни, а потом тебе одежды даются, как приложение. Ты можешь жить и без монашеских одежд, в монастыре все и так знают, что ты монах. У меня был вопрос, когда мне сказали, «иди на примерку, чтоб тебе подрясник пошили». Я иду и думаю: А что изменится? Служение не изменится, духовник тот же останется, ответственность та же, образ жизни тот же. Зачем мне тогда эти одежды, какой-то маскарад получается? А потом понял: Я же для мирских буду как инок Божий. Я буду просто лишний раз свидетельствовать, что я со Христом, а одежда мне поможет сохраниться от греха...

<p align="right">Подготовил Андрей Сотников (Ивановская область-Москва) strannikav@yandex.ru</p>
Владимир Чернявский вне форума  
Показать ответы на данное сообщение Ответить с цитированием Вверх