09.10.2003, 08:49 Рег-ция: 03.02.2003
Сообщения: 545
Благодарности: 0
Поблагодарили 4 раз(а) в 4 сообщениях
Притчи с Холма 
Притчи с Холма
1. Свобода
Однажды, спускаясь с Холма, бодхисаттва Никодим узрел в зарослях терновника фигуру беглого монаха-расстриги Халбандаева. Халбандаев пел, имея вид замученный и скорбный.
"Уймись, Халбандаев! Твое нытье делает воздух вредным для дыхания, а целебные травы наполняются ядом".
"О, высокореализованный! - ответил с достоинством Халбандаев. - Печаль моя неизбывна, а свобода самовыражения неоспорима, потому пел, пою и петь буду".
Никодим же решил взбодрить и развеселить упорствующего в сплине монаха. Дабы привлечь внимание Халбандаева, он хватил монаха по темени волшебным жезлом Бао и принялся рассказывать ему анекдоты.
Халбандаеву анекдоты понравились, и какое-то время он вынужден был смеяться и пребывать в легком расположении духа.
Отсмеявшись, неблагодарный расстрига сказал: "О, живущий вечно на Холме, твои мудрость и мастерство выше всех деяний и помыслов человеческих, однако ты не уважаешь моей печали и грубо принуждаешь меня быть веселым и жизнерадостным, тогда как хочется мне иного. Это насилие над свободой личности. Даже Владыки Кармы не имеют на это права!"
Никодим повел бровью, и терновый куст в тот же миг ожил и обхватил колючками Халбандаева, так что тот взвыл от боли.
"Неужели ты думаешь, что, терзаемый колючками горя, ты более свободен, чем смеющийся доброй шутке?"
Халбандаев безостановочно выл - непонятно, то ли в ответ, то ли просто так.
Вторично пожалев беднягу, Никодим дунул на куст, и тот занялся жарким пламенем.
"Не желающий быть счастливым да сгорит сухому кусту подобно!" – громогласно рыкнул бодхисаттва и побрел прочь, обливаясь слезами. Позади он слышал поспешный и неуклюжий смех Халбандаева.
2. Красота
Однажды, спускаясь с Холма, бодхисаттва Никодим узрел фигуру, склонившуюся над мольбертом. Подойдя ближе, он узнал беглого монаха-расстригу Халбандаева, который водил кистью по холсту.
Заметив зрителя, Халбандаев с гордостью продемонстрировал полотно. В смешении красок, углов и линий Никодим тщетно пытался уловить хоть какую-то связь с реальностью. Созерцая халбандаевскую мазню, бодхисаттва постепенно вошел в транс и пребывал в нем ровно двадцать восемь дней, пока суетливый Халбандаев не ткнул его кулаком в бок и не заорал: «Щас объясню! Это мое видение Непреходящей Вселенской Гармонии, воплотившейся в пейзаже вокруг нас», - Халбандаев сделал широкий жест рукой. - «Именно таким образом мое истинное «Я» осознает быстрые течения Истины в мутной реке Иллюзий».
Никодим же снял раму с мольберта, размахнулся и нахлобучил ее на голову глупого монаха.
«Подобное притягивается подобным», - изрек бодхисаттва и, поразмыслив, еще хватил Халбандаева мольбертом поперек спины.
3. Искусство врачевания
Однажды, спускаясь с Холма, бодхисаттва Никодим узрел беглого монаха-расстригу Халбандаева, стоящего на коленях в высокой траве. Подойдя ближе, он увидел рядом с Халбандаевым походную аптечку. Пахло больницей. Монах что-то бинтовал, но что - в высокой траве было плохо видно.
«Не знал, что тебе знакомо искусство врачевания», - удивился Никодим.
«О, да, бесподобный в милосердии! Мое сердце обливается слезами всякий раз, когда я вижу страдающее существо. Твой пример вдохновляет меня помогать каждому страждущему! Видишь - вот жаворонок, который тяжко болел. Его крылья были столь натружены, что он кричал и кричал, не зная отдыха. Мне стоило больших трудов изловить его. Зато теперь он будет здоров и не станет больше кричать».
Халбандаев протянул ладонь, на которой лежал, вздрагивая, жаворонок, с крыльями, плотно прибинтованными к телу.
«Врачевать – значит освобождать… Но что ты знаешь о птицах?» - улыбнулся сквозь слезы бодхисаттва.
4. Революция
Однажды, спускаясь с Холма, бодхисаттва Никодим узрел беглого монаха-расстригу Халбандаева, который, обливаясь потом, лез на Холм. В его руке было знамя с изображением упорно идущего в гору Халбандаева. Никодим стал наблюдать.
Монах остановился, не в силах сделать ни шагу вверх по крутому сыпучему склону. Он занес ногу, но зашатался и упал бы вниз, если бы не подоспевший на помощь Никодим. Халбандаев вырвался и недружелюбно зыркнул на бодхисаттву.
«Это почему я должен пресмыкаться у основания Холма, лишь немного взбираясь на его склоны, когда ты, о, сиятельный, свободно разгуливаешь где и когда тебе вздумается! Несправедливо! Даешь равенство! Даешь свежий воздух и синие небеса!! Даешь вершину Холма!!!»
«Халбандаев, опомнись. К вершине Холма не приходят на своих двоих. Со временем она сама ложится под ноги достойным. Чисто без понтов и напрягов».
«Но я достоин! Чем я хуже тебя? Мы равны по своему виду, а значит и по своей природе».
«Равенство нашей природы легко проверить», - ответствовал бодхисаттва. – «Давай подпрыгнем повыше, в чем я тебе помогу, и каждый из нас будет подхвачен священным ветром Ху. Неисповедимы пути его. Куда отнесет нас ветер, там и есть наше место и такова наша истинная природа».
Монах хмыкнул, но согласился. Тогда Никодим тихонько подул на Халбандаева, и на счет «семь тысяч семьсот восемьдесят один» оба подпрыгнули.
Халбандаев успел увидеть, как мощный поток подхватил бодхисаттву, и тот скоро превратился в маленькую точку, уходящую по крутой дуге высоко в небо. Скоро и эта точка исчезла из вида. Самого же монаха завертело волчком и понесло вниз, к болотистому основанию холма. «В какое ужасное место меня несет? Ху его знает!.. Знает, да не скажет». Такие мысли терзали Халбандаева, а неисповедимый Ху, словно выбрав, наконец, маршрут, вдруг резко запулил монаха обратно на склон Холма.
Приземлившись, монах увидел, что оказался на той самой сыпухе, откуда они прыгали с Никодимом. Это подтверждало и трепещущее на ветру знамя. Халбандаев принял позу кувшинки и начал медитировать. Через тридцать секунд он подскочил и провозгласил: «Эх, не зря поднимался, блин!», после чего камни под ним зашуршали и перепуганный Халбандаев, кряхтя и поминая неисповедимого Ху, зашуршал вниз вместе с ними, образовывая небольшую лавину.
5. Ухо
Однажды, спускаясь с холма, бодхисаттва Никодим узрел беглого монаха-расстригу Халбандаева, сидящего на корточках между камнями и прижимающего сбоку к голове окровавленную руку. Бодхисаттва поинтересовался у Халбандаева о причине недуга.
«О, неподражаемый, я следую примеру махатмы Ван Гога, коего избрал своим гуру. Пусть же теперь всякий знает, что я – живое звено цепи ученичества, символ преемственности мудрости и мастерства».
«Воистину, достойно твое начинание. Но не лучше ли начать с творчества, а потом уже и ухо… того?»
«Главное – протест! Протест против несовершенства и убогости звуков, воцарившихся в Поднебесной! А музыку я потом как-нибудь напишу».
«Так Ван Гог художник был. При чем тут музыка?»
«Как художник? А почему тогда ухо?» – расстроился Халбандаев. – «В чем же тогда протест?! Как же художник ухом протестовать может?! Художник глазом протестовать должен!»
Халбандаев, вот-вот собирался заплакать от обиды и уже начинал всхлипывать. «А как же я», – всхлипывал он, – «как же я теперь без уха-то? Ван Гог, сволочь, обманул меня…»
Нахмурившись, бодхисаттва Никодим занес над Халбандаевым волшебный жезл и обрушил его на здоровое ухо глупого монаха. После чего, уходя, негромко, но твердо обронил через плечо: «У кого есть посох Бао – тому я дам его. А у кого нет – у того отниму его».
Через год бодхисаттва, проходя мимо, незаметно излечил ухо монаха.
1. Свобода
Однажды, спускаясь с Холма, бодхисаттва Никодим узрел в зарослях терновника фигуру беглого монаха-расстриги Халбандаева. Халбандаев пел, имея вид замученный и скорбный.
"Уймись, Халбандаев! Твое нытье делает воздух вредным для дыхания, а целебные травы наполняются ядом".
"О, высокореализованный! - ответил с достоинством Халбандаев. - Печаль моя неизбывна, а свобода самовыражения неоспорима, потому пел, пою и петь буду".
Никодим же решил взбодрить и развеселить упорствующего в сплине монаха. Дабы привлечь внимание Халбандаева, он хватил монаха по темени волшебным жезлом Бао и принялся рассказывать ему анекдоты.
Халбандаеву анекдоты понравились, и какое-то время он вынужден был смеяться и пребывать в легком расположении духа.
Отсмеявшись, неблагодарный расстрига сказал: "О, живущий вечно на Холме, твои мудрость и мастерство выше всех деяний и помыслов человеческих, однако ты не уважаешь моей печали и грубо принуждаешь меня быть веселым и жизнерадостным, тогда как хочется мне иного. Это насилие над свободой личности. Даже Владыки Кармы не имеют на это права!"
Никодим повел бровью, и терновый куст в тот же миг ожил и обхватил колючками Халбандаева, так что тот взвыл от боли.
"Неужели ты думаешь, что, терзаемый колючками горя, ты более свободен, чем смеющийся доброй шутке?"
Халбандаев безостановочно выл - непонятно, то ли в ответ, то ли просто так.
Вторично пожалев беднягу, Никодим дунул на куст, и тот занялся жарким пламенем.
"Не желающий быть счастливым да сгорит сухому кусту подобно!" – громогласно рыкнул бодхисаттва и побрел прочь, обливаясь слезами. Позади он слышал поспешный и неуклюжий смех Халбандаева.
2. Красота
Однажды, спускаясь с Холма, бодхисаттва Никодим узрел фигуру, склонившуюся над мольбертом. Подойдя ближе, он узнал беглого монаха-расстригу Халбандаева, который водил кистью по холсту.
Заметив зрителя, Халбандаев с гордостью продемонстрировал полотно. В смешении красок, углов и линий Никодим тщетно пытался уловить хоть какую-то связь с реальностью. Созерцая халбандаевскую мазню, бодхисаттва постепенно вошел в транс и пребывал в нем ровно двадцать восемь дней, пока суетливый Халбандаев не ткнул его кулаком в бок и не заорал: «Щас объясню! Это мое видение Непреходящей Вселенской Гармонии, воплотившейся в пейзаже вокруг нас», - Халбандаев сделал широкий жест рукой. - «Именно таким образом мое истинное «Я» осознает быстрые течения Истины в мутной реке Иллюзий».
Никодим же снял раму с мольберта, размахнулся и нахлобучил ее на голову глупого монаха.
«Подобное притягивается подобным», - изрек бодхисаттва и, поразмыслив, еще хватил Халбандаева мольбертом поперек спины.
3. Искусство врачевания
Однажды, спускаясь с Холма, бодхисаттва Никодим узрел беглого монаха-расстригу Халбандаева, стоящего на коленях в высокой траве. Подойдя ближе, он увидел рядом с Халбандаевым походную аптечку. Пахло больницей. Монах что-то бинтовал, но что - в высокой траве было плохо видно.
«Не знал, что тебе знакомо искусство врачевания», - удивился Никодим.
«О, да, бесподобный в милосердии! Мое сердце обливается слезами всякий раз, когда я вижу страдающее существо. Твой пример вдохновляет меня помогать каждому страждущему! Видишь - вот жаворонок, который тяжко болел. Его крылья были столь натружены, что он кричал и кричал, не зная отдыха. Мне стоило больших трудов изловить его. Зато теперь он будет здоров и не станет больше кричать».
Халбандаев протянул ладонь, на которой лежал, вздрагивая, жаворонок, с крыльями, плотно прибинтованными к телу.
«Врачевать – значит освобождать… Но что ты знаешь о птицах?» - улыбнулся сквозь слезы бодхисаттва.
4. Революция
Однажды, спускаясь с Холма, бодхисаттва Никодим узрел беглого монаха-расстригу Халбандаева, который, обливаясь потом, лез на Холм. В его руке было знамя с изображением упорно идущего в гору Халбандаева. Никодим стал наблюдать.
Монах остановился, не в силах сделать ни шагу вверх по крутому сыпучему склону. Он занес ногу, но зашатался и упал бы вниз, если бы не подоспевший на помощь Никодим. Халбандаев вырвался и недружелюбно зыркнул на бодхисаттву.
«Это почему я должен пресмыкаться у основания Холма, лишь немного взбираясь на его склоны, когда ты, о, сиятельный, свободно разгуливаешь где и когда тебе вздумается! Несправедливо! Даешь равенство! Даешь свежий воздух и синие небеса!! Даешь вершину Холма!!!»
«Халбандаев, опомнись. К вершине Холма не приходят на своих двоих. Со временем она сама ложится под ноги достойным. Чисто без понтов и напрягов».
«Но я достоин! Чем я хуже тебя? Мы равны по своему виду, а значит и по своей природе».
«Равенство нашей природы легко проверить», - ответствовал бодхисаттва. – «Давай подпрыгнем повыше, в чем я тебе помогу, и каждый из нас будет подхвачен священным ветром Ху. Неисповедимы пути его. Куда отнесет нас ветер, там и есть наше место и такова наша истинная природа».
Монах хмыкнул, но согласился. Тогда Никодим тихонько подул на Халбандаева, и на счет «семь тысяч семьсот восемьдесят один» оба подпрыгнули.
Халбандаев успел увидеть, как мощный поток подхватил бодхисаттву, и тот скоро превратился в маленькую точку, уходящую по крутой дуге высоко в небо. Скоро и эта точка исчезла из вида. Самого же монаха завертело волчком и понесло вниз, к болотистому основанию холма. «В какое ужасное место меня несет? Ху его знает!.. Знает, да не скажет». Такие мысли терзали Халбандаева, а неисповедимый Ху, словно выбрав, наконец, маршрут, вдруг резко запулил монаха обратно на склон Холма.
Приземлившись, монах увидел, что оказался на той самой сыпухе, откуда они прыгали с Никодимом. Это подтверждало и трепещущее на ветру знамя. Халбандаев принял позу кувшинки и начал медитировать. Через тридцать секунд он подскочил и провозгласил: «Эх, не зря поднимался, блин!», после чего камни под ним зашуршали и перепуганный Халбандаев, кряхтя и поминая неисповедимого Ху, зашуршал вниз вместе с ними, образовывая небольшую лавину.
5. Ухо
Однажды, спускаясь с холма, бодхисаттва Никодим узрел беглого монаха-расстригу Халбандаева, сидящего на корточках между камнями и прижимающего сбоку к голове окровавленную руку. Бодхисаттва поинтересовался у Халбандаева о причине недуга.
«О, неподражаемый, я следую примеру махатмы Ван Гога, коего избрал своим гуру. Пусть же теперь всякий знает, что я – живое звено цепи ученичества, символ преемственности мудрости и мастерства».
«Воистину, достойно твое начинание. Но не лучше ли начать с творчества, а потом уже и ухо… того?»
«Главное – протест! Протест против несовершенства и убогости звуков, воцарившихся в Поднебесной! А музыку я потом как-нибудь напишу».
«Так Ван Гог художник был. При чем тут музыка?»
«Как художник? А почему тогда ухо?» – расстроился Халбандаев. – «В чем же тогда протест?! Как же художник ухом протестовать может?! Художник глазом протестовать должен!»
Халбандаев, вот-вот собирался заплакать от обиды и уже начинал всхлипывать. «А как же я», – всхлипывал он, – «как же я теперь без уха-то? Ван Гог, сволочь, обманул меня…»
Нахмурившись, бодхисаттва Никодим занес над Халбандаевым волшебный жезл и обрушил его на здоровое ухо глупого монаха. После чего, уходя, негромко, но твердо обронил через плечо: «У кого есть посох Бао – тому я дам его. А у кого нет – у того отниму его».
Через год бодхисаттва, проходя мимо, незаметно излечил ухо монаха.
 |   |
