[Владимир Чернявский]

По-моему, интересный материал как продолжение разговора:

От несвободы к свободе или больше памятников, хороших и разных

Когда я составлял обращение к общественности с призывом поддержать протест против установки памятника «The Beatles» в Ростове-на-Дону, культурные аспекты этой проблемы представлялись мне настолько самоочевидной вещью, что я упомянул о них лишь вскользь, сфокусировав основное внимание на не самом очевидном политическом подтексте. Изучив реакцию горожан, я убедился, что глубина понимания причин протеста очень разная и некоторые вопросы нуждаются в более развёрнутых пояснениях. Потому для начала напомню те тезисы, которые наиболее выпукло обозначились в ходе общественной дискуссии.

1. Что плохого в памятнике? Бесплатно для города, почему бы нет, кому он мешает?
2. «Битлз» такие хорошие! Они изменили музыкальную культуру. Ну за что?
3. Зачем вы тратите время на такие пустяки? Вам заняться нечем? У города есть реальные проблемы.
4. Это не «Битлз» развалили СССР!!!
5. Мы за «Битлз» и хотим памятник! Не нравится — проходите мимо, не смотрите.

Итак, по порядку.

1. Что плохого в памятнике? Бесплатно для города, почему бы нет, кому он мешает?

Вопрос показывает, что некоторые люди вообще слабо себе представляют смысл и роль памятников. Для них что грандиозный «Медный всадник», что монументальная «Тачанка», что мещанский «Торгуй праведно» — почти одно и то же, очередной истукан, рядом с которым можно назначить встречу, отметиться на торжество, на худой конец, потоптаться с транспарантами по какому-нибудь важному поводу.
Но назначение памятников, в сущности, несколько глубже и рассматривать эту тему, как всегда в подобных случаях, стоит немного издалека.
Дело в том, что человек — существо социальное, и ему присуща врождённая потребность идентификации себя через принадлежность к определённому коллективу, потребность объединяться вокруг той или иной идеи, общего образа мысли. Тяга к коллективному настолько велика, что почти каждый стремится как-то символически её обозначить: вот он вешает крест на шею, вот крепит значок к лацкану пиджака, вот отращивает волосы и дополняет свой гардероб металлическими цепочками, вот стрижётся наголо и обувается в военные ботинки, вот одевает пёстрый берет и полосатую майку, вот обматывает вокруг шеи разноцветный шарф, вот повязывает на руку ленточку, вот татуирует знаки на теле — эти примеры бесчисленны. Тем или иным способом человек заявляет о своих взглядах, интересах, отождествляя себя с некоторым сообществом.
При нормальном положении дел выражением таких коллективных стремлений занимается государство. Это единственный субъект, который через свои институты способен сформулировать общенациональную сверхзадачу, сфокусировать сознание граждан на универсальных, общечеловеческих ценностях. Для этого оно формирует соответствующую культурную среду, выстраивает систему образования, организует массовые мероприятия, создаёт информационный фон и т. д. В традиционном обществе эту функцию (в числе прочих) выполняли монархия, церковь, дворянство, аристократия. В Советском Союзе этим занимались министерства культуры, просвещения, идеологические работники и т. д.
Сегодня этим занимается кто попало, а любая попытка заговорить о том, что это не есть хорошо, вызывает обвинения в тоталитарном образе мысли, а особо впечатлительные начинают ёрзать на стуле, представляя себе тёмный коридор, кирзовые сапоги комиссаров и печатные машинки, выстукивающие «... без права переписки».
Борцы за свободу и демократию могут выдохнуть. Благо, рабские времена унылого совка давно прошли, оставив позади весь ужас идеологической муштры, когда неокрепшие пионерские умы под угрозой остракизма заставляли денно и нощно зубрить кодекс строителя коммунизма и маршировать в галстуках. Сегодняшняя молодёжь мыслит свободно и одевается исключительно по своему вкусу, избавившись наконец от всех форм навязывания коллективного образа действий — никакого насилия, никаких шаблонов, никакой униформы. А если всё и не совсем так, то о чём же теперь тужить? За что боролись, на то и напоролись.
Вернёмся к нашей теме. В сущности, стремление объединяться — это самая естественная форма человеческого самовыражения. И даже убогая маркетинговая индустрия со всеми своими «креативными» находками понимает, что для эффективного развития организации сотрудникам нужна самоидентификация, нужен образ успешного коллектива, транслируемый во вне. В том числе для решения этой задачи создаётся корпоративный стиль, и любая уважающая себя крупная компания занимается разработкой корпоративной культуры и имеет для этих целей соответствующие подразделения и ответственных лиц.
Но умы, озарённые сиянием либеральной мысли, каким-то непостижимым образом пришли к выводу, что то, что является нормой для любой корпорации, должно быть законодательно запрещено в государстве. Адепты нового религиозного учения «Торгуй праведно!» ловко объяснили общественности, что одеть пёстрый галстук, потому что ты вместе со своим дружным коллективом «впариваешь» согражданам потребительские кредиты, чтобы потом обобрать их до нитки, — это престижно, а если ты его надеваешь, потому что таким образом выражаешь причастность к строительству великой страны — это стыд, рабство и последствия идеологического давления. Когда плакаты вдоль улиц и проспектов призывали «Учиться! Учиться!...» — это была пропаганда и насилие над личностью. Когда вместо них зияет «Досуг для настоящих мужчин» в компании с недвусмысленной картинкой — это вдруг стало называться «свобода».
Так государство, уступив место «невидимой руке рынка», было изгнано из своей законной сферы. Пока оно выполняло свои функции надлежащим образом, формулирование идеологической концепции на протяжении столетий (!) было его исключительной прерогативой. В этом сложном длительном процессе, растянутом на многие поколения, памятники являются хотя и не первичной, и не самой очевидной, но всё-таки очень значительной частью. Как маяки, они указывают путь строителям будущего, напоминая о мужестве, о героизме, о гениальности, о достижениях, о страданиях — обо всём том, что делает человека человеком, заставляет гордиться своей страной, помогает идентифицировать себя как личность, принадлежащую определённой культуре.
Поднять планку культурных достижений, и следовательно, коллективную самоидентификацию на должную высоту может только государство, ибо ни у одного другого субъекта для этого нет ни ресурсов, ни соответствующей заинтересованности. И если оно самоустраняется из культурной жизни, то в ней образуется вакуум, естественные потребности в великом, героическом, объединяющем остаются невыраженными, ибо исчезают образы, которые должны были служить ориентирами. А поскольку «свято место пусто не бывает», то в эту сферу незамедлительно начинает вторгаться суррогат, подменяющий общечеловеческие ценности на коммерческий интерес и фальшивые идолы субкультурного менталитета. В общем случае это банальный потребительский инстинкт, подаваемый под разным соусом («мы против неравенства», «мы против глобализации», «мы против узурпаторов», «мы за свободу», «мы за мир» и т. д.). Формулировка в частных проявлениях отличается, но суть их всегда остаётся одна и та же — если очень утрированно, то: ничего не создавать, не работать, получать от жизни удовольствие.
Было бы упрощением сказать, что субкультуры рождаются как реакция на ослабление позиций государства в социальной жизни — их зарождение это отдельная тема — но массовое распространение они получают не в последнюю очередь в силу данного обстоятельства. Так провоцируется бурный расцвет всевозможных молодёжных течений: хиппи, панков, готов, эммо и т. д. Как правило, эти группы вырабатывают свою примитивную доктрину, объединяющую людей уже не для решения какой-то сверхзадачи, не на базе общечеловеческих ценностей, а на упрощённых социальных установках и профанских лозунгах, доступных и понятных малообразованному сознанию, заряженному жаждой сладкой жизни: «секс, наркотики, рок-н-ролл», «занимайтесь любовью, а не войной» и т. д. — нет никакой нужды все их перечислять.
Кто-нибудь может назвать хоть одну субкультуру, основой которой был бы труд? Уже один этот пример должен бы раскрыть всю паразитическую сущность сообществ, образовавшихся вокруг ложных ценностей.
Теперь, осмыслив вышесказанное, должно быть понятно, что при нормальном отношении к вопросам культуры любой памятник, как символический образ всего высокого, к чему стремится человечество, должен противостоять субкультурам, а не обслуживать их.
Если мы начнём воздвигать памятники молодёжным идолам, то дальше придётся сносить Пушкина и на его место ставить Майкла Джексона, а вместо Чехова — «The Prodigy». Чем поколение 90-х хуже поколения 60-х? У него тоже есть свои кумиры, чьё творчество отмечено «музыкальными инновациями».
Поэтому памятник, конечно, не обязательно должен воплощать национальных героев или выходцев из родных краёв, но он должен рассказывать людям о прекрасном, великом. В этом есть истинное назначение монументов и оно прямо противоположно той роли, которую будет играть предлагаемая скульптурная композиция, повествующая о том, как славно жили стиляги из Ливерпуля, развлекая толпы незатейливыми куплетами.
Здесь мы подходим ко второму вопросу, о качестве произведённых «Битлз» музыкальных продуктов....

Источник

Соответствующая петиция здесь.