[Санджна]

И вот эти слова можно раскритиковать и сказать, что они ничего общего не имеют с «ЖЭ»? Ну тогда я не знаю...
Цитата будет длинной, но по-другому сейчас не смогу. Конечно, кто-то может не дочитать до конца - ваше право - но от этого "ДЖ" не перестанут быть книгой, достойной стоять в одном ряду с "ЖЭ" и "Учением Храма".

"Путь любви — в том смысле, как его представляют себе люди, — не существует. Человек, воображающий, что он понял, что такое любовь, понял только одно: Милосердие бесконечно, пощада не знает предела и отказа, а потому за все, им содеян-ное, он получит индульгенцию не только от папы Римского, но и полное всепрощение от живых небес. Обыватель не прекращает своих надежд на то, что его “отмо-лят” те святые, к которым он привык прибегать в своих молит-вах. Но что такое молитва, как приготовить себя к ней, об этом он не только не думал, но даже и не предполагал этой необхо-димости. Он отлично знает, как надо приготовить себя к еде, ко сну, к серьезному разговору, но к молитве отношение одно: поспеш-ный крест, еще более поспешное бормотание или громкое ры-дание и долгое бормотание и... выполнен необходимый для “святого” ритуал. У обывателя представление о людях, идущих путем любви, сводится к требовательности к ним. Без всякого стеснения люди идут к ученикам, высыпают им весь короб своего мусора, вроде слез от обиженного самолюбия, ссор, недостатка средств и так далее, и бывают очень обижены, если встречают не распростер-тые объятия и поглаживание по голове, а спокойное отношение к их периоду сумятицы. Они ведь пришли туда, где их должны выслушать и утешить! Находясь на ступени само-, а не человеколюбия, они и пред-ставить себе не могут, что прочел в них ученик, уже давно пе-решедший из ступени самолюбия в истинное человеколюбие. Не видя сами, не сознавая в себе и потеряв чувствительность к той мути мертвящего потока эгоизма, который живет в них и вокруг них и который они втащили в жилище ученика, люди глубоко уверены в своей правоте и уходят раздраженными, уколотыми в своей гордости за ту якобы холодность, которую они встретили в ответ на свою “откровенность” в жалобах и стонах. .. Ученик пути любви — это чистый, стоящий у грани совершенства, который победил в себе все страсти. Это тот, в ком уже нет его личных качеств и достоинств, но в ком ожили и движутся все аспекты его Единого. Такой ученик, поскольку в нем движутся все аспекты Единого, уже не только единица всей вселенной. Он — единица Вечного Движения, очищенная от самолюбия и несущая на землю радость одного человеколюбия. Как ты представляешь себе, друг, какой устойчивости должна быть гармония такого существа? Что за силу должен нести в себе такой ученик, чтобы выносить ежесекундные удары встречных аур и не разбиваться от дисгармонии встреч? Силы воли такой нет. Есть только одна сила: неразрывное слияние со всей Единой Жизнью. И так как у ученика на пути любви уже побеждено все от самолюбия и горит немигающим огнем все от человеколюбия, то никакие удары и наскоки эгоистических аур не могут разбить его гармонии. Дух его — огонь. И не только потушить, заставить померкнуть, но даже колыхнуть его пламя не могут все усилия злых, вся муть и жа-лобы ищущих земных благ и благополучия, но утверждающих, что ищут Света и путей его. Таков дух ученика Любви. Но плоть его — живущая по зако-нам земли скорлупа — нередко бывает раздроблена, страдает тяжкими болезнями, вбирая в себя злобные и раздраженные огни встречных. Среди всех ученических путей есть много случаев заболева-ний плоти. Среди пути любви они чаще. Только немногие люди, особенно подготовленные Владыками Кармы для задач служения человечеству в течение веков, могут держать в повиновении плоть и проходят свой урок векового труда в полном здоровье. Но они и иначе воспитываемы и оберегаемы высшими способами знаний, которых тебе в эту минуту твоего развития не по-нять. Итак, сейчас тебе ясно, что путь любви — это не сентиментальное коленопреклонение перед теми или иными грехами или бедами людей. Не утешение леденцами плачущих младенцев. Но великая миссия помощи раскрывания в каждом из встреч-ных его страстных пелен, окутывающих грязными и мрачными пластами живые частицы Единого, в человеке живущего. Путь любви был бы невыносимой пыткой и приводил бы к мгновенной смерти каждого ученика, если бы в самом ученике могла еще жить хоть капля эгоистического “я”. Но уста любящего раскрываются улыбкой милосердия всюду, где он мог вобрать в себя мутную волну плачущего встречного и проколоть его плотные покровы до самого сердца, чтобы ввести туда каплю своего Света. И никогда безнаказанно для плоти ученика не проходит переливание его духа в другое сердце. В каждую из таких встреч он вбирает в себя — в свои нервы, в свою кровь, в свое сердце — поток грязи и скорбей встречного. Их тяжкий яд и смрад остаются в его теле, облегчив встречного. Кроме этой тяготы, путь любви имеет и еще тяжелую сторону. Очи духа ученика давно прочли до дна все раны человека. Давно поняли среди его мигающих и коптящих огней все его возможности, всю правду и всю ложь, все величие и всю ме-лочность его существа, а многоречивый жалобщик все еще на все лады разливается, стараясь выказать себя, как можно чище и возвышеннее, описать красочнее свои страдания. И здесь спасает ученика Его полная невозможность ощутить что-либо как раздражающее или возмущающее начало. Ученик любви уже не может двигаться и жить по законам одной земли и ее человеческой, узко понимаемой земной справедливости. Он — как живая единица Движущейся Жизни — живет по мировому закону: Целесообразности. В иные моменты, когда эманации людей делают чашу ежедневного труда ученика чрезмерно тяжкой и дух его страдает под ними не менее плоти, к ученику всегда спешит на помощь один из ближайших к нему Учителей, хотя бы он и не был его личным Учителем или поручителем. Эти мгновения особо отяжеленной чаши — всегда новая ступень пути ученика к Свету и совершенству. Каков бы ни был путь ученика, где и как бы он ни двигался в своем служении ближ-ним, эти мгновения горестного прохождения ступеней совер-шенства неизменно сопутствуют всем ученикам. Ты недоумеваешь. Ты уже понял важнейшее духовное правило: “Знать — это значит уметь”. И рассуждаешь по земной логике, логически правильно. Раз ученик “знает”, ему легко и действовать. Это будет правильным в том случае, когда все страсти ученика перешли в силу радости. Тогда и ступени, ка-жущиеся самыми тяжкими, становятся все легче и наконец не замечаются и не ощущаются учеником иначе как особенно яр-кие приливы радости. Но к этому состоянию духовной мощи, как я тебе уже сказал, приходят те ученики, в ком ожили и движутся все аспекты их Единого. Тогда духовное “знать” значит “уметь”. Путь любви несет каждому встречному примиренность — это его особая черта. И именно этой особенностью наиболее ценен путь любви среди всех путей ученичества. Не ту любовь цени среди своих встречных, где люди будут петь восторженные гимны своему Богу, Учителю, друзьям или плакать и пылать преданностью к тебе. Такие любящие мало ищут на самом деле отдать, а ревниво следят, не мало ли им воздадут наград за их верность. Цени и сей любовь ту, где встречный не нарушил мира чужо-го дома, не раздражил и не досадил чужому сердцу. Ты перешел сейчас из жизни стучащего и ищущего в ряды тех, кому откры-лось и кто нашел единственную тропу Жизни среди миллиона иллюзий. Но не считай, что в психике ученика что-то меняется именно в тот момент, когда он видит и находит Учителя. Я говорил тебе нашу пословицу: “Готов ученик — готов ему и Учитель”. Давно уже я давал тебе знать о моем присутствии. Давно я прислал к тебе старика-странника, который обучил тебя языку пали. Но тебе и в голову не приходило прислушаться к его рас-сказам внимательнее и глубже. Учился ты охотно, так как тебе хотелось прочесть старинные книги, случайно купленные в нищей горной хижине, предназна-ченные к уничтожению. Но скептицизм мешал тебе вникнуть в слова старца, в его рассказы об Индии. И ты, недооценив, не отдал должного внимания встрече...

Рассказывая тебе теперь о трудностях пути, я обращаю твое особое внимание на черту скептицизма в человеке. Тот, кто не может верить, чувствовать, быть преданным своему делу до конца, тот не может быть вовсе учеником. Сколько бы с ранней юности человек-скептик ни искал Бога и путей Его, Учителя и встречи с ним, раз он не умеет быть верным до конца, все его поиски напрасны. Одной рукой он будет искать книги, перепи-сывать слова Мудрости, а другой — в своей деятельности про-стого дня — разрушать все доски моста, что ведет к этой Муд-рости, к Учителю, к живому небу. Мост, по которому идут к Учителю, каждый строит себе сам. Из собственного сердца он вырастает и тянется так далеко, как велика верность человека. Мост сердца каждого ученика обяза-тельно коснется другим концом сердца Учителя. И связывает оба конца верность ученика. Представь себе теперь образно, может ли человек-скептик выстроить такой мост из своего сердца, если дух его постоянно разъедается сомнением? Я прислал тебе старика. Почему же ты ему не мог поверить до конца? Ты был полон иллюзий о необычайной пышности Учителя. Ты не мог понять первоначальной истины: “Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек тебе великий Учитель”. Предрассудок, когда ты желал видеть Учителя в славе и по-честях, в чудесах магии и внешнем великолепии, мешал тебе увидеть в нищем старике моего гонца. Ты пойми навсегда, что наш гонец не кричит на базаре. А нужно нам — и муравей гонцом будет. ...

Перед каждым из учеников луча Любви стоит не только дракон сомнений, но еще и дракон доброты. Обычно, по обывательским понятиям, “добрый”, то есть ложно добрый, вообще не может пройти ворот испытаний, ве-дущих к пути ученичества. Истинно же, по общим понятиям, “добрый” не победит ворот, ведущих к лучу Любви. Он победит дракона скептицизма и сомнений, но перед драконом доброты остановится. Чтобы нести по серому дню чашу любви, надо носить в сердце и переливать в действия дня не простую обывательскую доброту и даже не простую настоящую доброту, необходимую в каждом луче, но доброту ту, высшую, доброту-Мудрость. Чем же разнятся эти две доброты? Что присуще каждой из них? Обе они — действие милосердия. Но там, где простая доброта будет искать возможности утешить и успокоить, доброта высшая прочтет весь путь человека: его вчера, его сейчас, его завтра — и будет искать наиболее активного приспособления пробудить в человеке его энергию не только земного воспри-ятия фактов, но и связи их с двумя планами, со всею Жизнью, с Вечностью. Высшая доброта пути Любви — это конгломерат такта, радо-сти, самоотвержения и энергии, пробуждающих силы человека. Как кипяток кипит дух доброго в чаше его Любви. И чем освобожденнее его дух, чем большее число аспектов Единого дви-жения в его организме, тем ярче — всеми цветами радуги — переливается дух его творящих сил в чаше, производя впечатле-ние кипящей, огненной жидкости. Доброту луча Любви можно было бы назвать добротой предвидения. Ибо ученик, ее несущий, в одно мгновение видит весь путь, по которому можно направить дух встречного к миру и самообладанию, читает возможности его силы и мудрости и... редко гладит по головке, а чаще берет бич и гонит из сердца встречного робость, предрассудки самолюбия, рассекает узость его духовных горизонтов. Проникая в святая святых человека, ученик любви разрывает нитку мелочных жалоб одним твердым указанием человеку на рубцы от ран, которые он нанес себе собственными предрассуд-ками. Они легли, как горы мусора, вокруг него. Если человек может прозреть и понять, как сидит в кольце предрассудков, что сам создал, он оценивает, принимает и благословляет свои обстоятельства. И связь его с учеником пути Любви устанав-ливается на века. Он идет примиренный и проходит — рано или поздно — в тот духовный план, где живут в двух мирах. Если же мелочность его подавила, раскрывшееся на миг Свету его сердце и его порыв святой радости затухают, и встреча потухла, как фитиль от коптящего масла. И до новой драгоценной, действенной встречи могут пройти века. На человеке такая встреча рубца не оставит. А на ученике? Была ли встреча действенной, была ли она пустоцветом, в обо-их случаях на ученике остаются следы. От встречи действенной — когда устанавливается связь и человек движется к освобождению, — в ауре ученика остается лишняя звезда как действен-ный знак слияния Любви. Если же ученик принес безрезультатно свою чашу Любви к устам, ногам и сердцу человека и встреча осталась мертвой, на всю его дальнейшую жизнь легла связь этой неудачи. И на стра-нице его книги Жизни появится вековая запись о невыполнен-ном долге. И до тех пор пока в новой встрече, а иногда и в це-лом ряде встреч ученик не достигнет творчес-кого результата и не сумеет повернуть дух встречного к Свету и миру, листы его книги Жизни все будут оставаться склеенными его невыпол-ненным обязательством. Вдумайся во все то, что я тебе сказал, и никогда не набирай долгов и обязанностей, которых на тебя никто не возлагал. Тебе не совсем ясно, почему так строг и неумолим в учениче-стве закон добровольного послушания. Если бы этот закон не был беспрекословен и не оберегал бы учеников, они закабалили бы себя на века в совершенно бессмысленные обязательства, которых, по неведению, набрали бы сверх всякой меры. Главное, без чего нельзя нести чашу Любви, — это мужество в сострадании. Человеку кажется, что сострадание — это пуховая подушка под больную голову, а ученику видно, что это лезвие ножа. Боль временная спасает от верной и вековой гибели. Не слово нежности и слеза, но бесстрашие и слово, помогающее мужественному раскрытию духовной ошибки, указание на задачу веков, а не на крошечный кусочек земного воплощения. За-дача “встречи” ученика — это умение найти в себе и встречном такие приспособления, которые помогли бы обоим зажечь в себе огонь мира и мудрости и слить их в один общий костер гармонии, куда нить Учителя льется неудержимо. Ученик, всегда ставящий на творческом мосту сердца образ своего Учителя, должен победить в себе все личное восприятие вошедшего к нему человека. Только крепко держа руку Учите-ля, видя через Его глаза то Вечное, что облечено в форму данного мгновения и вошло к тебе как человек, ты — мой ученик — сможешь быть действенно полезным своему собеседнику. ...

Дружба учеников не может состояться по заказу, потому что оба идут ученическим путем и “надо” развивать — от ума идущее — дружелюбие. Каждый из учеников, если он действитель-но стоит в своем дежурстве перед Учителем, понимает все не-исчислимое множество путей Света. Поэтому он знает, что нет никакой возможности сблизиться с теми из учеников, что идут путями строптивцев. Это совсем особый путь, и в данной точке твоего развития ты не сможешь ухватить, почему и как люди приходят к этому пути. И я упомянул о нем только для того, чтобы ты знал и по-нимал, как часто ты будешь натыкаться на людей, очень высоко развитых, но с которыми сблизиться — не только сдружиться — ты не сможешь. В начале ученичества и самому ученику, и очень многим из окружающих его, знающих о его ученичестве, кажется что он должен стать чуть ли не святым по своей доброте, выдержке и такту. Но этого легкомысленно и самому от себя требовать, и другим с ученика спрашивать каких-то экстренных перемен. Это так же легкомысленно, как воображать, что смерть фи-зического тела вносит какое-то ураганное изменение в дух че-ловека и он становится или святым и идет в рай, или грешни-ком и идет в ад, покончив в одно мгновение счеты с прежней жизнью. Нет ни рая, ни ада. Есть все та же Жизнь, продолжаю-щаяся в облегченной форме, так же точно, как нет революцион-ных толчков в пути ученичества. Все толчки, все взлеты и паде-ния — это преддверие ученичества. Каждое глубочайшее переживание вталкивает человека в ущелье, где он мечется во тьме, пока не увидит светлеющих ворот впереди. Увидя, он идет к ним по тропе той ровности, какую создал сам своею Мудростью в период метаний и страда-ний. Что необходимо ученикам, чтобы между ними засияла дружба? Обоим стоять в верности перед лицом Учителя. В верности до конца. Это единственное условие. Остальное не играет роли. Но путь строптивца и здесь исключение. Строптивец может быть верней всех верных, и все же он пройдет свой путь земли не приобретя себе ни одного друга, и по тем или иным поводам со всеми перессорится. Проверяя свой день дежурства, бдительно — бдительнее все-го остального — разбирай свои ошибки такта. Многое можно упустить в труде дня, многое можно не довести до конца, но есть три момента в поведении ученика, где ошибок допускать нельзя. Эти моменты — с первого дня ученичества — должны стоять в центре внимания: такт, обаяние манер поведения и отсутствие язвящего слова в речи. Для ученика первой ступени уже не может существовать духовной розни, как разъединения с кем бы то ни было. Конечно, я не говорю об учениках луча Любви, где нужно уже высокое духовное совершенство, чтобы двигаться в этом луче, атмосфера которого выше и более давяща для людей, чем атмосфера прочих лучей. Но для каждого ученика уже нет возможности зацепиться за чужой грех или страсть, как бы он ни был внешне не выдержан. Внутренне каждый принятый в ученики непре-менно член слиянного тела Единой Жизни. Но будучи вполне доброжелательным внутри, ученик может быть лишен такта. И тогда при его продвижении вперед со всех сторон, как цепи, сплетенные из шипов роз и акаций, встают внешние препятствия. И он может, раскрывшись во всю полноту сил Мудрости во многих отношениях, превосходя знаниями и внутренним совершенством многих и многих, все стоять на месте в своей первой ступени. Что бы ни делал в своем простом дне ученик — если он еже-дневно не достигает успеха во внешней форме подаваемого дела, если такт его развивается плохо, вернее сказать, и не развивается и не повышается, — он мало успел в дне перед Учите-лем, хотя бы наделал много дел, по мнению людей. В манере внешней подачи своего дежурства ученик никак не может идти в сравнение с обывателем. Нельзя сразу дойти до обаяния, если оно не дано как дар природы. Но можно бдитель-но следить за отсутствием неряшества в доме, безобразия в пла-тье и белье, чавканья во время еды, за порядком пуговиц и тесемок, и так далее. Каждая встреча, где была одна внешняя лицемерная вежли-вость, а в душе думал: “Скорей бы ты ушел”, была таким же выпадом из дежурства, как и встреча, где ты подал ковш добра, но раздражился или был неприятен в обращении. Третий момент — язвящее слово, которое сорвалось с уст ученика, должно показать ему самому его неполное доброжела-тельство. Следовательно, надо понять, что в такой момент че-ловек не только выпал из ученического дежурства перед Учителем, но и выпал из единения со всеми кольцами невидимых сотрудников. Как развить в себе бдительное внимание к этим трем, наи-важнейшим в самодисциплине приспособлениям? Если ты будешь давать своему вниманию эти три задачи как таковые, то весь твой трудовой день пройдет еще более затруд-ненным, чем тебе подали его твои обстоятельства. Но если ты будешь просто стоять в своих мыслях рядом с Учителем и бу-дешь действовать, все время ощущая себя в Его присутствии, то никаких специальных задач твоей бдительности тебе прибав-лять не придется. Кроме того, каждому неофиту в его первых шагах дается все-гда такое большое количество невидимых покровителей, сле-дящих за всеми его действиями, что ему проходить свои первые шаги сравнительно легко. Перед тобой, мой друг, лежит еще много рубиконов, но один из них важнее всех. Вот он: ты привык к полной независимости, к полной свободе передвижений, к поискам Истины без всяких направляющих тебя рук. Теперь, если беседы мои всколыхнули в тебе огонь творящего духа и сердца; если ты понял меня и поверил мне, иди за мной, но иди так, как буду видеть и указы-вать тебе я. Я объяснял тебе, что закон беспрекословного повиновения, добровольного, не создан в ученичестве, чтобы давить волю ученика; но чтобы защищать его от чересчур рьяного его же желания служить всем и каждому и — по недостатку знания — набирать долгов и обязательств свыше меры. Этот закон ограж-дает ученика от разбрасывания. Он помогает ему стойко и радостно стоять у тех мест, где его поставил Учитель, и не бегать от одного места к другому только потому, что кто-то ему прокричал, что он нуждается в его помощи больше другого, и надо все бросить и бежать оказывать помощь именно ему. Ученик в дне своего дежурства у Учителя должен сознавать себя стоящим на страже с примкнутым штыком именно у того порохового погреба, где его поставил Учитель. Он не может перебегать с места на место. Если же получит указание Учителя переменить место, даже изменить весь метод или путь, — то здесь указаний мелочного характера ждать не должно. Надо самому понимать, что у порохового погреба не годятся подошвы с гвоздями, а по горам не карабкаются на резиновых подошвах. В ученичестве нужна наибольшая самостоятельность в ак-тивных действиях простого дня. И в этой самостоятельности необходимо научиться развивать все свои качества и приспо-собления для действий на земле, среди людей самых различных положений, характеров, развития. Сейчас тебе ясно, что такое путь ученического освобожде-ния. Доведи понимание до конца. Не обязанность или кабалу монастырского пострига берет на себя ученик. Но вступает в новую, широкую и радостную полосу знаний, которые ему подает чья-то любовь, услышавшая призыв его чистого сердца."